Эта мысль отвлекла меня от игры. Призраки в итоге прижали меня к нижнему левому углу экрана, заблокировав все возможные пути бегства. Они приблизились, рот Пакмана открылся, и персонаж поглотил сам себя. Игра отпраздновала мою смерть восьмибитовой мелодией. Аркадный автомат заработал себе еще один четвертак.

– Меня съел оранжевый призрак. Как его там звали?

– Клайд.

Трус.

– Сраный Клайд.

У телефона Марго был разбит экран – созвездие трещин, преломлявших свет. Марго вечно роняла свой смартфон, особенно когда напивалась, и делала она это так часто, что сдавать телефон в починку ей надоело. Она даже испытывала по этому поводу извращенную гордость. Новые коллеги принялись спрашивать, почему она не разберется с телефоном, и поначалу Марго отшучивалась, но терпения ее хватило ненадолго. Марго, выдающую подобные тирады, я видал и раньше.

– Всех соблазняет красота новой техники. В тот момент, когда мы достаем прибор из коробки, он, как и все новые компьютеры или телефоны, чист, тождествен остальным – с гладким металлическим корпусом, четкими линиями. Он так удобно ложится в наши руки, будто его не просто собрали, но слепили, будто слово «гладкий» существовало сотни лет с одной-единственной целью: чтобы наконец описать этот гаджет. Но техника, которая прекрасно выглядит в магазине, зачастую оказывается совершенно непрактичной во внешнем мире. Эти красивые вещи сделаны для невозможной жизни…

На этой фразе Марго, как правило, доставала свой телефон и начинала им размахивать.

– Потому что их придумала кучка богатых чуваков из силиконовой резервации в Южной Калифорнии, убежденных, что вся техника должна быть заточена под их представления. Потому никто кроме них и не может решать, что такое «красота».

Помню, как-то вечером один из системщиков «Фантома», Джаред, решил ей возразить:

– Ладно, но что тут плохого? Эти телефоны замечательно продаются, потому что нравятся людям.

В таких случаях Марго обожала доносить свою позицию с сюжетным поворотом в духе «Сумеречной зоны», повышая голос и привлекая внимание всех в комнате:[4]

– Что это значит, когда самые популярные в мире гаджеты разрабатываются белыми мужчинами из элиты Кремниевой долины и для них? Разве это не новый колониализм, современная форма угнетения, которая насаждает во всем мире ценности и позицию белых мужчин?

Все, как водится, отмалчивались. Неважно, что к этому моменту шесть бокалов пива сделали речь Марго слегка невнятной. Она хотела шокировать всех своим заявлением (и часто ей это удавалось). Я был с ней полностью согласен, но я слышал Марго достаточно, чтобы считать ее выступление смешным. На этот раз все случилось во время неформального общения в офисе.

Марго с Джаредом продолжили спорить, пока все остальные, включая меня, не потеряли интерес и не переместились тихонько к столу для пинг-понга. Вероятно, чтобы разрядить напряженность, наметившуюся между Марго и Джаредом, Брэндон предложил пойти в соседний бар. Марго отказалась.

– Хочешь поесть в моем районе? – спросила она меня.

– Вообще-то я не прочь посидеть в баре с командой, – ответил я.

Мы с Марго ужинали в Краун-Хайтс прошлым вечером. Меня редко приглашали потусить с кем-то еще. Но я не мог признаться в этом, тем более при всех. Это бы прозвучало слишком жалко. Может, так оно и было.

– Марго, двинули в бар, – позвал Брэндон. Я не знал, что он нас слышит. – Я угощаю.

– Не хочу мешать вашему мальчишнику.

В этом Марго была права. Она была единственной женщиной в команде. Брэндона ее ответ ничуть не задел. А вот меня придавило ощущением предательства. Марго схватила пальто и выскочила за дверь, прежде чем кто-то успел с ней попрощаться.

Мы пошли в соседний коктейль-бар, прятавшийся на задворках итальянского ресторана. На стене висел дисковый телефон, Брэндон снял трубку и прошептал пароль («клевер»). Тайная дверца открылась в сумеречный зал с горсткой официантов в старомодных жилетах. Меню отсутствовало – только короткий опросник о любимых напитках и личностный тест, которые нужно было заполнить на входе. Разумеется, я подумал о том, как сильно бы это выбесило Марго. Наверняка бы пошутила, что тут косплеят нравы эпохи сухого закона, а я бы посмеялся. Но по правде мне это немного нравилось.

На следующий день Марго не отвечала на мои сообщения в чате, а когда я столкнулся с ней нос к носу, отшила меня, сославшись на большую загруженность. (Со своего места я видел ее монитор и знал, что это не так.)

«Странно, но тебе тут нравится», – написала она мне наконец.

«Не нравится, – ответил я. – Но тут лучше».

Около полудня она отправила мне ссылку, которую я принял как предложение мира. Мы взяли в привычку отправлять друг другу статьи в духе «ух ты, посмотри, какой ебанизм» – такой любопытствующий взгляд на мир.

«Какая-то чушь», – написала она.

А несколько минут спустя, прежде чем я успел ответить, прилетело «Прочитал?».

Порой мне хотелось, чтобы Марго понимала, что моя повседневная работа, пусть и незначительная, имеет сроки, которые нельзя срывать. И все же мне было стыдно за прошлый вечер, так что я закрыл письма клиентов и нажал на ссылку. Это оказалась новостная статья о статистике, опубликованной сайтом онлайн-знакомств. Исследование проранжировало привлекательность мужчин и женщин по расовым признакам на основе пользовательских данных. По их подсчетам, самыми привлекательными были белые мужчины и азиатские женщины. Наименее привлекательными – азиатские мужчины и черные женщины. В комментариях к статье читатели жаловались, что статья расистская. Но автор защищался, утверждая, что он не выносил ценностных суждений. Это были данные. Так говорили цифры.

«Хм, да, глупо», – написал я, не слишком задумываясь. Кого удивит такая информация? Конечно, не Марго. Она ничего больше не писала, и я решил, что она занята или уже забыла об этом. Но позже, столкнувшись со мной в кухне, она снова заговорила о статье. Сказала, что у нас наконец-то обнаружилось нечто общее: нас никто не хочет. Назвала нас «нежеланными» и тихонько фыркнула.

Меня ее слова не убедили, хотя мне и понравилась идея, что эта «нежеланность» нас сближает. То, что черные женщины и мужчины-азиаты оказались в конце списка привлекательности, вовсе не означало, что у нас схожий опыт. Но Марго продолжала напирать, вовлекая меня в беседу, пытаясь добиться от меня реакции посильнее.

– Во-первых, я не верю, что люди будут указывать свои предпочтения для знакомств, – сказал я. – Одно дело встречаться только с азиатками. Но совсем другое – кликнуть на выпадающее меню и выбрать «только азиатки».

– Ты прочел статью? – осведомилась Марго. (Ладно, просмотрел быстренько, чтобы вернуться к письмам.) – Она про поведенческие данные. А не о том, что люди говорят про свои интересы. Это о том, как они ведут себя на сайте. Парни, возможно, не признают, что у них встает только на азиатских цыпочек, но переписывались они исключительно с ними.

– Видимо, люди думают, что никто не следит за их привычками знакомиться?

– Или им плевать, – ответила Марго.

Она еще больше раззадорилась, когда на кухне появился Брэндон. Он застыл в нерешительности, услышав, как Марго обсуждает, что мужчины «желают трахать азиатских цыпочек». Он будто бы собирался что-то сказать. Посмеяться с нами? Или отчитать за неподобающую лексику на рабочем месте? Ни то ни другое, как оказалось. Брэндон притворился, будто ничего не слышит и его интересует лишь одно – разжиться злаковым батончиком. Цапнув его, он быстро ретировался.

– Никогда не видела, чтоб он двигался так шустро, – заметила Марго.

Понизив голос, я сказал:

– Спорим, Брэндон пишет только азиаткам.

– Не-а, он тайком залипает на черных женщин. Поверь мне.

Я рассмеялся, но, когда взглянул на Марго, она не улыбалась. Вообще-то она выглядела оскорбленной. Я редко видел ее такой. Обиженной.