ИЛИ ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ АЛЕКСОМ

Вечер выдался донельзя дурацким. С каждой минутой мне становилось все труднее находиться на вечеринке. Пребывая в смятении и досаде, я в конце концов не выдержал и ретировался оттуда. Из общежития вылетел прямо-таки пулей, словно меня подталкивала идти вперед, или даже не идти, лететь, какая-то сила.

– Алекс, ты куда это? – окликнул меня Вер на удивление трезвым голосом.

Выпил он порядочно за последние несколько часов, и, надо признать, его умение сохранять размеренный темп речи не могло не вызвать некоего восхищения.

– Немного устал, – бросил я в ответ.

Но Вера было не провести даже в таком состоянии:

– Обманываешь, с-собака, – на этой самой «с-собаке» таки его организм дал слабину. На Вера напала икота.

– Обманываю.

Я обернулся и окинул его взглядом.

– Ну, – Вер пожал плечами, и улыбнулся, как обычно, по-сибаритски. Глаза его начали выплясывать восьмерки по моей фигуре. – Как хочешь. Иди, говорю… Раз х-х-очешь.

– Я проветрюсь, пожалуй. Увидимся позже, – пробормотал я и махнул ему рукой, мол, до скорого.

Вер не стал больше навязываться и дал мне продолжить путь, за что я был ему внутренне благодарен. А то некоторые, бывает, как пиявки присосутся… Вынь им всю душу и положи на тарелочку, когда переберут с напитками и перейдут на питье свежей крови из твоих незаживших ран. Терпеть не мог такие душеограммы, особенно любовные, а дело у меня как раз было по этой части.

И все из-за Эл, в которую я был влюблен уже который год. Она училась со мной на курсе, как и я, на пилота. Не буду лукавить, Эл мне с первого же дня сильно понравилась. Сначала это было что-то вроде чисто внешней симпатии, конечно: все мы в группе «запали» на ее точеные ножки и, локон к локону, уложенные серебристые волосы, оливковые светящиеся глаза. Да и вся она как будто отливала серебром, благородством. Я глазел все первые недели лишь на нее, совсем не обращая внимания на доску (за что, конечно, затем поплатился неудами на контрольных). И не только я один глазел, конечно. Только подобраться к ней было трудно – не сказать, что мы не предпринимали попыток, но, казалось, сердце ее окружала непробиваемая броня, и взгляд прекрасных глаз, словно магнит с обратной полярностью, отталкивал всякого, кто пытался с ней заговорить.

Вскоре мы остыли к Эл, хотя и не до конца, но интереса никто из нас особенного не выказывал в сближении с ней. Я ударился в учебу и общение с другими девчонками, отпустив мысль о том, что у нас с Эл может что-то выйти кроме приятельского общения в группе. Казалось, ей не нужен вообще никто… Как вдруг, спустя пару лет, у нее завязался роман, причем с кем-то определенно не из наших кругов студентов и вообще не из авиации. Все это были слухи, и мы гадали добрые месяца два, кто бы это мог быть.

Наконец, когда Рина решила устроить очередной вечер у себя в комнате (она частенько устраивала их в общежитии, особенно, когда погода не позволяла выбраться в центр города), Эл во всеуслышание объявила: «Можно прийти плюс один?». У нас челюсть отвисла, неужели таинственный «плюс один» и есть ее избранник?

Так вот, возвращаясь к событиям трехчасовой давности и моего поверженного настроения. Этим «тем самым» оказался невысокий блондинчик из физтеха, учившийся не то на электронике, не то на электрооборудовании (казалось, он и сам толком не знал название своей специальности). С лоснящейся кожей и в пиджаке в клетку, укладкой, еще более аккуратной, чем у Эл, парень скорее походил на модель, сошедшую с обложки журнала, чем на живого человека. Разговаривал, смеялся картонно, словно вся его речь была написана сценаристом, начитавшимся исторических романов с красивыми словечками.

Я был разочарован донельзя. И чем я хуже него? Чем любой из нас хуже него? Неужели вот в чем крылся успех: укладка и фразеологизмы из словаря?..

Рина, еще одна моя одногруппница, высоченная дама, которая, в противовес нашему новому знакомцу, сошла бы за представителя научной интеллигенции 60-х годов, заметила, очевидно, мой обескураженный взгляд, который я не мог отвести от сладкой парочки на диване, и потому начала подливать в мои коктейли раза в полтора больше положенной дозы алкоголя.

Рассудок мутнел все быстрее, а мысли превращались в клубок из нитей отчаяния. И это все? Она запала на такого? Пала ли она в моих глазах, я даже сам не мог сказать. Я злился и не понимал, почему, ведь мои чувства, казалось, были в прошлом. Но осознавал я, определенно ясно одно: оставаться и смотреть на этих двоих, на вмиг оглупевшую Эл, девушку моей мечты, серебряную богиню, я не мог.

Переведя дух и отвязавшись от Вера, я стал нарезать круг за кругом по стадиону возле общежития.

– Нет, передумать она уже не сможет, – бормотал себе под нос. – Не может, даже если я попытаюсь. Ведь пытался же раньше, и не вышло, а во мне ничего с первого курса не поменялось…

Ощущая себя полным придурком, я, наконец, узрел очевидное: я все еще был влюблен в нее по уши. И я опоздал. Опоздал ведь?

Спустя кругов пять я остановился, вдруг залюбовавшись огненно-рыжим заревом, заполонившим Петербургское небо. Вид этот действовал умиротворяюще. Поразительно, конечно, как иногда на меня подобное находит: вроде и внутренний мир рушится ко всем чертям, а красота заката все же уносит меня от этого конца подальше, хотя бы на мгновения. Сделав несколько вдохов-выдохов, я решил пока не возвращаться обратно. Что же, это нужно было просто пережить. Времени, тем более, хватало, ведь вечеринка обещала быть еще долгой, и потому хватились бы меня на ней нескоро.

Глянув на часы, я прикинул, что успею прогуляться по безлюдной alma mater до ее закрытия. Хотя учебный день заканчивался у большинства в пять, некоторые студенты и преподаватели засиживались за работой, и поэтому дверь обычно были часов до девяти оставляли открытыми.

Чем-то пустые здания всегда завораживали меня. В них и мыслилось легче – не приходилось создавать некий невидимый экран защиты от окружающих.

По привычке хлопнув дверью, я не ожидал, что звук окажется таким громким: всполошив охранника возле входа, эхо от него волной пронеслось по холлу.

– Вы что-то забыли, молодой человек? – спросил он с напускной строгостью мужчина, очевидно, не ожидавший столь позднего посетителя.

Я узнал его: это был никто иной, как Андроид. Мы прозвали его так, потому что однажды заметили, что во всех своих кроссвордах вместо разгадок он писал забавное слово «Андроида». Всегда. То есть, каждый день, когда заступал на смену, он открывал свою книжечку и записывал в нее одно и то же слово по вертикали и горизонтали. Полусумасшедший, в общем, был парень. Именно парень, потому что на вид ему было никак не больше тридцати.

– А можно просто походить здесь? – ответил я вопросом на вопрос.

– Что же, можно, только не мародерствуйте, – пожал плечами Андроид. Его лицо бледно-желтоватого цвета снова стало бесстрастным, взгляд опустел. Он сыграл свою социальную роль, теперь можно было снять маску. Андроил достал черный термос с тоскливо свисавшим желтым ярлычком из-под крышки и сделал глоток горячего напитка.

Я уже хотел было идти дальше, как вдруг взгляд мой зацепился за этот термос. На нем были выгравированы белые цифры 021, причем таким же шрифтом, как на моем собственном – похожие нам выдавали на память в О, на летной практике. Чаще всего в холодные утра и ночи именно они нас и выручали: нальешь туда хоть кипятку, и жить уже, вроде как, можно. Только на моем была надпись 125, что означало шифр моей учебной группы.

– Вы учились в нашем университете? – выпалил я, не сдержав любопытства. – Извините…

– А? – ответил Андроид. – Да, я учился здесь. На пилота, десять лет назад.

– Да ладно?! – воскликнул я. – Тогда что же вы забыли здесь, на вахте? Почему не летаете?.. Ведь был же набор в ваши годы, это сейчас с устройством нелегко.