— Я не остановился бы ни перед чем, чтобы спасти ее, — прошептал он. — Спасибо, что помогла. Я в долгу.

— Ты ничего мне не должен. Ни капли, — она посмотрела на его сына большими глазами. — Вижу, твой золотой ребенок вырос.

— Это Хрисаор. Да, он сильно вырос. Он готов занять место среди олимпийцев и… — он не знал, слышала ли она в его голосе желание смерти. Он был готов уйти в ее мир, но не был готов оставить своего ребенка. Пока что. — Мне нужно, чтобы за ним кто-нибудь присмотрел. Продолжил обучать его, как делал я. Я хочу, чтобы он был добрым богом. Хорошим, когда остальные подвели смертных.

Она смотрела в его глаза, и он знал, что она читала его мысли. Алексиос показал ей воспоминания обо всех богах, которые подвели его. Подвели Медузу. Бедность и ненависть, которые были на земле, пока олимпийцы отдыхали тут с угощениями и вином.

Персефона кивнула.

— Есть богиня, которая хорошо его обучи, и она всю жизнь была сосредоточена на земле. Думаю, Артемида подойдет. Она научит его защищать тех, кто ему поклоняется, но оставит его на земле. Чем больше смертные будут знать о нем, тем сложнее будет его жизнь, — она встала и протянула к нему руку. — Прощайся. Думаю, тебе нужно поговорить с Афиной, да?

Да, но мысль о прощании с мальчиком разрывала сердце. Он уже скучал по Хрису.

Персефона подняла его на ноги, но он сжал ее ладонь, прижал ее пальцы к сердцу.

— Он сможет навещать нас? Мы не хотели бы лишиться возможности видеть нашего сына.

— Ты считаешь его своим ребенком, да? — она склонила голову и улыбнулась. — Он бог, Алексиос. Он может ходить, куда хочет. Хрисаору будут рады в нашем мире, если он не будет мешать мертвым.

— Он не будет.

— Тогда он сможет видеться с вами, когда захочет, — она отпустила его руки и шагнула в тень рук ее мужа.

Алексиос повернулся к сыну, притянул Хрисаора к сердцу, прижал мальчика и к голове матери, и к телу Алексиоса.

— Я буду сильно скучать.

— Скоро увидимся, отец. Думаешь, я дам тебе увидеть мать, не присоединившись к вам? — Хрисаор рассмеялся и поцеловал Алексиоса в макушку. — Я помню, как ты это делал. Теперь я достаточно большой, чтобы делать так с тобой.

Странная мысль.

Алексиос шмыгнул носом и отодвинулся, чтобы вытереть слезы, текущие по щёкам.

— Я люблю тебя, мальчик. И я — самый гордый отец в мире. Ты вырос сильным и хорошим.

— Скоро увидимся, — повторил Хрисаор. Он коснулся большим пальцем щеки Алексиоса. — И я тебя люблю. Но мне нужно найти Артемиду и начать следующую главу своей жизни. Тебе нужно найти мою мать.

— Да.

— Тогда скоро увидимся, — Хрисаор подмигнул. — Я дам тебе пару недель с ней, отец. А потом я приду в гости, и я не хочу увидеть то, от чего ослепну.

Алексиос не думал о таком. Он просто был рад, что снова увидит ее.

Его щеки пылали.

— Поищи свою наставницу, мальчик.

— А ты найди свою жену, отец.

Алексиос смотрел, как его ребенок шел среди толпы. Хрисаор встретился с женщиной в ярко-зеленом с луком за спиной. Хрисаор заговорил с ней, и их смех был бальзамом на открытую рану в его сердце. Теперь ему нужно было найти Афину и покончить с этим.

ГЛАВА 41

Ему не пришлось искать долго. Афина ждала его в маленькой роще в стороне от остальных. Она держала шлем в руке, прижав его к бедру. Ее сова была на другом плече, крутила головой, следила за его приближением.

Часть него хотела увидеть, как ее голову отрубят за участие во всем этом. Она спасла Медузу, но натравила героя на его любимую. Ее вмешательство вызвало столько боли.

Но если он не даст ей голову Медузы, все будет напрасным. Он не увидит свою любимую. Медуза не пересечет реку с Хароном, и она не увидит его снова, когда он умрет.

Так что он прикусил язык, подавил гордость, чтобы сделать то, что скажет богиня.

— Должен признать, кузнец, я удивлена, что ты прошел весь этот путь и забрал ее голову из рук героя, — сказала Афина, не оборачиваясь.

— У него не было выбора. Когда сын женщины, которую ты убил, угрожает тебе, спорить не выйдет, — он прижал ее голову к сердцу, вдруг не хотел отдавать Медузу. — Что ты сделаешь с ее головой?

— Я помещу ее на щит, которой он навредил ей. Я сделаю так, чтобы его больше не использовали так против женщины, — Афина повернулась, в ее глазах стояли слезы. — Я о многом сожалею в своей жизни, Алексиос. Об этом тоже.

Он не мешкал.

— Хорошо. Так и должно быть.

Афина моргнула пару раз от удивления, ее рот раскрылся.

— Да? Это все, что ты скажешь?

— Да, тебе должно быть стыдно за боль, которую ты причинила. Я понимаю, что ты пытаешься загладить вину, но придется долго извиняться за все ужасы, которые ты сделала, — он посмотрел на мешок, потом на нее. — Она не была бы против стать символом для людей, которым нужно знать, что их кто-то защитит. Не боги, а тот, кто понимает, что жизнь не всегда полна счастья.

Из ее горла вырвалось рычание, полное недовольства. Может, она злилась, что он портил репутацию богов и предлагал смертным искать помощи у монстров, а не у них. Но он все равно умрет, да? Алексиос не останется тут надолго, и он хотел сказать все, что нужно было озвучить.

И он решил отругать богиню войны.

Афина облизнула губы, протянула руку к мешку.

— Тогда покончим с этим. Обещаю, она станет самым известным символом безопасности для женщин в Греции. С ее головой над дверью люди будут знать, что там их ждет свобода. Они будут принимать свои решения, когда защищены ее головой.

— Спасибо.

Он все еще не хотел отдавать мешок Афине. Он не хотел отпускать Медузу, ее змеи снова проснулись и недовольно шипели. Они не хотели иметь дела с Афиной. Ему казалось, что если голову вытащить из мешка, они уползут с ней. Подальше от богини войны.

Он посмотрел на Афину и вздохнул.

— Отдать ее сложнее, чем я думал.

— После всех приключений, Алексиос? Это тебя тревожит? — Афина заглянула в его глаза в поисках ответа на вопрос, о котором он не знал, а потом снова вздохнула. — Я хочу, чтобы когда-то твой сын испытал любовь, которую ты ощущаешь к его матери. Прошло время, а ты все еще верен, как в день, когда она уехала, чтобы стать моей жрицей.

— Да, — прошептал он. — Ничто это не изменит.

Афина вытащила из своего хитона золотой браслет.

— Может, я могу обменять это на голову?

Его сердце замерло. Дыхание застряло в горле, он мог смотреть только на маленький золотой браслет в ее руках. Он помнил, как сделал украшение.

Воспоминания всплыли в мыслях, словно Афина вытащила их, чтобы посмотреть. Алексиос помнил, как работал часами, ковал из золота. Он растопил часть украшений матери, и каждый удар молота наделял металл его пылом. Это маленькое украшение содержало всю его любовь к ней, чтобы она могла носить это на руке.

Слезы катились по его щекам, он кивнул.

— Да, согласен. Я буду рад обменять ее голову на это.

Афина протянула браслет.

— Тогда это твое, герой. Знаю, я никогда не звала тебя так, а если звала, то не имела это в виду. Но я вижу, что ты — герой куда больше, чем любой мужчина, которого я встречала. Порой тихие удивляют.