Он был сильной фигурой перед толпой своего народа. Корона на голове сияла на солнце, на золоте были сотни кристаллов, которые искрились. Его плечи были широкими и прямыми, а не придавленными годами труда, исказившими его тело. Его ладони были гладкими, когда он опустил одну на плечо Данаи.

Алексиос прищурился и следил за ее реакцией. Хоть движение было слабым, его вряд ли заметили те, кто ее знал не так хорошо, он увидел, как она вздрогнула от его прикосновения.

Этого хватило, чтобы он поверил Персею. Даная не хотела быть тут, и она оставалась, потому что Полидект, скорее всего, угрожал ей, что она что-то потеряет.

Например, жизнь единственного сына.

Глупая. Он хотел ругаться, упрекать ее за то, что она взяла жизнь в свою руки, потому что хотела защитить своего сына. Юноша был достаточно взрослым, чтобы защитить себя, но он оставался самым упрямым из всех, кого Алексиос встречал. Персей бросался в ситуации, которые подвергали опасности не только его, но и тех, кто был с ним.

И эта ситуация была примером этого.

Толпа затаила дыхание, Полидект думал, как ответить племяннику. Король широко раскрыл руки, растянул губы в улыбке и посмотрел на племянника, как на любимого сына, вернувшегося домой.

— Ах, Персей. Вряд ли она хочет уйти с тобой. И я не дам ей. Ты хочешь забрать женщину, которая была когда-то королевой, и поместить ее в вонючую хижину рыбака? Мальчик мой, ты жесток с единственной женщиной, которая тебя любила.

Кто-то охнул за Алексиосом, словно эти слова ужасно ранили. Нет. Персей был красивым, и многие женщины пали бы к его ногам, если бы он проявил к ним внимание.

Люди любили красавчиков. Хотя Алексиос был уверен, что, чем дольше они знали бы его, тем меньше их интересовал бы Персей.

Персей потерял блеск мужества за короткое время, когда Алексиос знал его.

Персей шагнул к дяде и прижал ладони к сердцу.

— Ах, Полидект. Я не буду звать тебя королем, ведь мы семья, и наши отношения ближе, чем кто-либо знает. Думаю, мама пойдет со мной, даже если в хижину рыбака. Потому что она не хочет оставаться тут с тобой, и ты не имеешь права удерживать ее там, где она не хочет быть.

Лицо короля изменилось. Он нахмурился в гневе, скрипнул зубами. Но быстро убрал эмоции с лица.

Полидект снова улыбнулся юноше.

— Ты такой, каким я тебя помню, Персей. Всегда пытаешься быть героем, но не получил шанса быть им.

Толпа снова охнула.

Алексиос посчитал эти слова меткими. Если они бились словами, то Полидект только что провел мечом по горлу Персея, и его тело рухнуло на пол.

Король знал, как Персей хотел, чтобы его считали героем среди богов. Он хотел шагать по полям Элизия, зная, что заслужил быть там среди других героев древности. Персей желал, чтобы его имя было написано среди звезд.

Он видел изменение в Персее. Тьма заполнила его глаза, он сжал агрессивно кулаки. Сын Зевса собирался убить короля, а так нельзя было.

Алексиос дернулся вперед.

— Если хотите удерживать его мать, стоит дать ему задание, достойное героя, чтобы вернуть ее.

Он ощущал на себе взгляды толпы. Все гадали, кем был новоприбывший, но они были согласны с ним, что было важнее.

Старик с древней лошадью вышел из толпы и поднял руку.

— Согласен! Полидект, ты предложил юношу вызов, и ты должен его чтить. Боги дают парню шанс проявить себя в благородном задании. Нужно его назвать.

Алексиос не знал, кем был древний фермер, что он так говорил с королем, но ему это было на пользу. Он принял поддержку и надеялся, что это не даст Персею убить короля.

Его план сработал. Полидект посмотрел на толпу, потом на Алексиоса.

— Ты меня поймал, кем бы ты ни был. Легче, чем мужчина, которому ты служишь, это точно, — он посмотрел на Персея. — Держи его рядом, парень, и чему-нибудь научишься.

Алексиос смотрел, как король глубоко вдохнул, ощутил облегчение. Он помог. Он не дал ситуации стать хуже. Даже Даная благодарно улыбнулась ему.

Король хлопнул в ладони, и все притихли. Он указал на Персея.

— Я просил всех привести лошадь как подношение. С тобой нет лошади, Персей, сын Зевса. Что ты предложишь мне за свою мать?

— Что угодно, — зазвенел голос Персея. — Что попросишь, я принесу тебе.

Алексиос хотел ругаться. Глупец попался. Но, может, он это знал. Тьма не пропадала из его взгляда, и он глядел на Полидекта хищно.

Король узнал этот взгляд. Он опасно оскалился.

— Есть история о монстре, который живет под горой Олимп. Мой солдат видел, как она превратила мужчину в камень одним взглядом. Тебе нужно убить этого монстра. Принеси мне голову Горгоны, и я отдам тебе мать.

Он хотел, чтобы они охотились на мифическое существо? Персей точно откажется. Это было безумием.

Но парень, желающий быть героем, гулко прокричал:

— Твое желание да поддержат боги, король. Ты получишь голову Горгоны.

ГЛАВА 21

У Медузы бывали хорошие и плохие дни. Но чем дольше она была вдали от Афин, тем проще было ощущать себя собой.

Но этот день был плохим.

Она проснулась посреди ночи с быстро бьющимся сердцем. Она была в поту, и змеи на ее голове шипели, готовые ударить по невидимому врагу.

Хотя врага не было. Никто не хотел ее такой. И все же она боялась, что Посейдон войдет в пещеру, которая была под его домом.

Порой она ощущала его высоко над собой. Сила звала ее, и она знала, что ничего не могла с этим поделать. Если подняться на Олимп и найти его, ничего хорошего не будет.

Что она сделала бы, увидев его?

Медузе нравилось думать, что она постоит за себя. Может, она поступит как Сфено, пронзит клинком его горло, будет смотреть на текущую кровь. Ее душа хотела оставить на нем след, как он навсегда отметил ее. Она хотела оставить шрамы на его красивом лице, чтобы никто не посмотрел на него, как приходилось страдать ей.

Но этого не произойдет.

От одной мысли о нем она дрожала. Ее пальцы так тряслись, что она не могла шевелить ими, не то что сжимать меч.

Он сделал это с ней. И она думала, что была сильнее этого.

Она скатилась с кровати, выпрямилась и размяла руки. Она не могла спать, но и не страшно. Она уже не была смертной, и сон ей так сильно не требовался.

Сфено и Эвриала еще спали, но они обе спали как убитые. Ничто не могло их разбудить.

И она выбралась из пещеры на свежий воздух. Медуза хотела сделать что-то, чего они не одобряли. То, что Сфено и Эвриала запретили, когда их превратили в Горгон.

Пещера открывалась в океане. Она была над волнами, но вид воды успокоил бурные мысли. Да, это был символ бога, забравшего у нее все. Но она хотела вернуть то, что он разбил. Постепенно.

Она склонилась перед самодельным алтарем из плоских камней и упавшего сталактита, когда первые мужчины пришли в их пещеры. Медуза вырезала из него грубое подобие богини, которой поклонялась всю жизнь. И она продолжала поклоняться богине, хоть было сложно доверять ее суждениям.

Погладив гладкую поверхность, она убедилась, что алтарь был чист, и начала.