— А где это? — спросила я.

— Примерно в пяти километрах. — Она указала куда-то в сторону Магна Бра. — На другой стороне, за камнем, в маленькой долине с ручьем.

— А вы давно тут живете?

— Четыре года. А до этого я жила в той же долине, ближе к городу и дороге. Но я не люблю людей.

Мне захотелось рассказать ей о нас, Роберте, полиции и опеке, которые наверняка нас ищут, и посмотреть, выдаст ли она нас. Но тут Пеппа закричала: «Хочу писать», и я вывела ее в уборную.

Когда мы вернулись, Ингрид спросила, есть ли у нас мыло. Я нашла кусок в рюкзаке, и она вылила чуть-чуть кипятка себе на руки и долго мыла их с мылом, а потом еще держала над паром. Потом она стряхнула воду и сунула руки чуть ли не в огонь.

— Дай ей две таблетки обезболивающего. Пеппа, сядь.

Я дала Пеппе две таблетки ибупрофена. Она скорчила рожу и села на лежанке, положив руку на колено. Ингрид распаковала сверток с мхом — оттуда пошел пар — взяла пинцет и вытерла его о шелк.

Потом она включила налобный фонарик и встала на колени рядом с Пеппой.

— Будет больно, — предупредила она, и я взяла Пеппу за другую руку. Для начала Ингрид отжала немного мха и положила его на укус. От мха пошел пар.

— Горячо, — сказала Пеппа, но даже не дернулась. Ингрид поправила мох, чтобы он закрывал рану целиком, и сказала:

— Теперь подождем.

Мы посидели так, а потом Пеппа попросила:

— Ингрид, не говори никому, что мы здесь.

— А кто вас ищет? — поинтересовалась Ингрид.

— Пеппа, молчи, — предупредила я.

Но она все равно заговорила:

— Полиция и социальные работники. Мы убежали. Если нас поймают, то Сол посадят в тюрьму.

Ингрид выпрямилась. Закрыла глаза и сказала:

— Я никогда никого не выдаю. В молодости я жила в ГДР, и там везде были стукачи, которые рассказывали властям про всех. У меня были хорошие друзья, то есть я считала их хорошими друзьями, а они передавали все, что я говорила, где бывала, с кем общалась. Потом было очень плохо. Человек, которого я любила, тоже оказался из них. Я не доверяю болтунам, Пеппа.

— А что такое ГДР?

— Это в Германии, — объяснила я.

Ингрид открыла глаза и подняла палец. Потом наклонилась и сняла мох с руки. Мох она выкинула из шалаша. Царапины были совсем чистые, без крови и гноя, а края у них побелели. Кожа у Пеппы стала белее, чем мох. Ингрид направила фонарик на ее руку и взяла пинцет.

— Держи, — велела она. Пеппа зажмурилась, я схватила ее за руку и тоже закрыла глаза.

Пеппа дернулась разок.

— Ach so. Gut. Einer. Ah. So. Und noch einer. Und. Noch einer. So,^[8] — говорила Ингрид.

Мы с Пеппой открыли глаза, когда Ингрид сказала:

— Отлично. Можно смотреть.

Она вытянула руку и посветила себе на ладонь. Там лежали три треугольных обломка чего-то, похожего на пластик. Два были острыми, а третий — толстым и тупым.

— Это зубы щуки? — спросила я.

— Да. Мы их вынули, и инфекция уйдет.

Пеппа долго смотрела на зубы и сказала наконец:

— Какая эта щука гадина.

Ингрид положила еще мха на рану и перевязала ее. Велела Пеппе помахать рукой, а потом погладила Пеппу по голове:

— Теперь ты поправишься, детка.

Я поняла, что мне нравится Ингрид. Может быть, я даже смогу рассказать ей про убийство. Я приготовила чай и вынула кекс, и мы поели печенья, орехов и изюма. Ингрид спросила, сколько у нас еды и фильтруем ли мы воду. Я сказала, что мы ее кипятим, и у нас есть солонина, фасоль, печенье, кекс, немного хлеба и изюма. И что я собираюсь пойти проверить силки.

— Кролики вкусные, — согласилась Ингрид. — Мне пора. Я пойду к камням и к своему шалашу. Вернусь завтра. Дай ей последние две таблетки антибиотиков, и пусть она отдыхает и много пьет.

Она встала, надела перчатки и взяла трость.

— Спасибо, — сказала Пеппа, — ты милая. Научишь меня говорить по-немецки завтра?

— Да, вы милая, — добавила я.

Ингрид улыбнулась.

— Вы обе тоже милые. Завтра я поучу вас немецкому и принесу вам сухих грибов.

И ушла в лес.

Пеппа осталась лежать, а я отправилась проверить силки. В них оказался кролик. Я обрадовалась. Пеппе стало лучше, и у нас было мясо на ужин. День был солнечный и холодный, я думала про Ингрид. Хорошо, что мы познакомились. Она врач и она нас не выдаст. Мне хотелось побольше узнать про ГДР, так что я собиралась задать ей много вопросов.

Глава девятая

Грибы

На следующий день Пеппе стало лучше. Она встала и целый час носилась по лесу. Вечером я поменяла ей повязку. Опухоль спадала, так что я положила на рану еще мха и снова перевязала руку.

Когда Пеппа вернулась, мы пошли к ручью и постирали носки и трусы, а я еще и бинты постирала. Потом мы вскипятили чайник и вымылись сами с мылом. Вместо мочалки у нас была мокрая футболка. На улице было холодно, но я развела большой костер, и у огня мы не мерзли даже голые. Пеппа снова спрашивала про лобковые волосы.

Мы развесили стирку над зонтиком, чтобы она высохла. Я взяла пневматическую винтовку и, засев с ней в камнях у кроличьих нор, стала высматривать кроликов. Пеппа осталась в шалаше, читать «Похищенного». Она сказала, что это очень длинная книжка с кучей старых слов, но зато про мальчика, которого дядя хотел убить из-за наследства. Дядя был старый и ел только овсянку.

Я сидела очень тихо. Ветер менялся. Теперь он дул с северо-востока, от озера, но был совсем слабый. Кролики не должны были почувствовать мой запах. Я восемь раз качнула винтовку, зарядила ее и наставила на папоротники, рядом с которыми виднелись следы. И стала ждать.

Земля, там, где я сидела, была сырая и холодная. Я положила винтовку на камень, и сама к нему прислонилась. Впереди виднелись папоротники и поросший травой и деревьями склон. Солнце стояло высоко, но теплее не стало, так что пальцы у меня немного распухли, как бывает на холоде.

Я сидела и смотрела на траву и папоротники. Никакого шевеления. Только листья чуть-чуть дрожали от ветра. Мимо пролетели три вороны и улетели за холм, где росли деревья. Внизу блестело на солнце озеро. Склон поднимался довольно высоко. Надо мной росли высокие сосны и лиственницы, а еще выше виднелся скальный гребень. За ним были пустошь и Магна Бра. Классно было просто знать, что я тут и что Пеппа лежит сейчас в шалаше и читает.

Я услышала гул мотора раньше, чем увидела машины. Два джипа проехали по краю озера с нашей стороны. Зеленый джип лесничего и полицейская машина с желто-оранжевыми полосами на борту. Они медленно ехали по плоскому каменистому пляжу.

Я замерла, глядя на них. Потом отползла дальше за камни. Теперь я видела их только через щелку между валунами. Я медленно дышала, заставляя себя не паниковать и не принимать внезапных решений, а подождать и лучше оценить ситуацию.

Джипы почти доехали до пляжа, где мы с Пеппой ловили рыбу. Там они остановились. Полицейский джип заехал на песок, и из него вылезли два копа. Из другого выбрался лесничий в темно-зеленой рубашке. Втроем они немного поднялись по склону и встали. Лесничий тыкал куда-то пальцем, а копы пялились в свои телефоны. Я видела, как один из них показал свой телефон лесничему, и тот тут же махнул рукой в другую сторону. Все развернулись и уставились на озеро.

Я очень медленно повернулась посмотреть, не поднимается ли дым от нашего костра. Дыма не было. Большую его часть наверняка сдувал ветер, и к тому же дрова мы брали совсем сухие, и дыма от них было немного. Я еще медленнее повернулась обратно, подползла к краю камня и снова посмотрела на озеро.

Теперь все трое стояли у полицейской машины и разговаривали. Один по-прежнему пялился в телефон. Я смотрела на них, заставляя себя дышать медленно и размеренно. Потом они расселись по машинам и двинулись дальше вдоль озера. Я подождала, пока они не исчезли из виду. Вскоре шум двигателей тоже затих. Наверное, они поехали на другую сторону озера, а потом попытаются подняться наверх, вдоль другого ручья, к лесопосадкам и дороге, по которой мы пришли.