— Ну, ты и интриган, Пчёлкин, — отпятил губу в одобрении Саша, и Пчёла, разведя в жесте, характерном только ему одному, направился к крыльцу.

— Чего-то не отнять, Белый!

— Завтра в шесть, — напомнил ему Саня и, затягиваясь, сел в автомобиль с трёхконечной звездой на капоте. Пчёлкин кивнул спокойно, понимая, что лишился ещё нескольких часов завтрашнего дня, и Белого проводил с улыбкой.

Лишь когда «мерс» скрылся за аркой, выезжая на развязку бульвара с Третьим Транспортным, Витя помрачнел, сплюнул горькую от скуренного табака слюну на землю и тихо ругнулся на ироничную суку-судьбу.

Комментарий к 1991. Глава 19. На данный момент работа является «Горячей», что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы 🥰 Буду рада узнать ваше мнение о главе❣️

Не забывайте оставлять комментарии ❤️ Это очень влияет на настрой и помогает писать дальше – больше😌

====== 1991. Глава 20. ======

Комментарий к 1991. Глава 20. Нет слов. Приятного прочтения.

Они тянули жребий, решая, кто поедет встречать Амори Делажа и его делегацию в Шереметьево. Проиграл — или выиграл, Пчёла так и не понял — Космос.

В шесть часов, тридцать семь минут Холмогоров закурил, набирая Макса. Кос вслушивался в гудки, в перерывах между затягами тайком поглядывая на Людку — Бричкина сидела за своим извечным постом и тихо попивала чай с конфеткой. И пока между ними летали искорки, пока решались серьёзные вопросы «конвоя», Саня стоял возле зеркала, висящим в его кабинете, и уже в который раз поправлял воротник рубашки, словно не знал, как ему лучше — с рукавами прямыми или закатанными.

Пчёлкин сидел, молча, по многу раз сгибая какую-то ненужную бумажку. Посмотрел — линии сгиба стёрли за собой слова, но ещё можно было прочитать адрес хорошего цветочного, которое ему Фил рекомендовал.

Утром Витя отправил Анюте, имениннице своей, букет цветов, над которым рассуждал долго. Хотел розы, но подумал, что слишком банально. Стоявший за кассой флорист со слишком уж сладкой  — да чего уж там «сладкой», откровенно пидорской — для мужчины внешностью предложил Пчёле взять цветы, похожие на смесь роз и пионов, но по названию не похожие ни на те, ни на другие.

Вроде, ранункулюсы, или всё-таки просто ранункулы?.. Мысленно Пчёлкин махнул рукой — так и не запомнил.

Он отправил девушке букет с запиской, и… всё. Увидеться с Князевой в первой половине дня не вышло; Анна сама потом при звонке ему сказала, что спала до одиннадцатого часа, поздней ночью заснув за «Графом Монте-Кристо», до которого, наконец, у неё руки дошли, а днём к девушке мама с тётей Таней заходили.

Дарить свой подарок при тёте Кате и матери Белова Витя явно не собирался. Потому и сидел теперь в конторе, злясь чуть ли не на весь мир, который к нему в тот день повернулся не столько спиной, сколько задницей.

Нихера не получалось. Всё — из рук вон… И именно в день её, блять, рождения.

Из приёмной донёсся бас Космоса, который дозвонился, наконец, до Макса. Холмогоров ему сказал про «конвой», быстро отключился. Пчёла рукой дёрнул, взглянул на время на золотом циферблате. Шесть тридцать девять.

Время вообще замерло.

Он откинул голову на спинку дивана. Вентилятор обдул шею, сырую у самого затылка. Отчего-то Витя представил, что ждало его эдак в… десять часов сегодняшнего вечера.

Ждал его VIP-зал ночного клуба у Ильинского сквера. Ждали переговоры с Делажем, который, вероятно, где-то над Мюнхеном летел тогда, и разгребание последствий раскрывшейся аферы блядского Лапшина.

А ещё Пчёлу ждала Анна, послушно вернувшая до полуночи к себе после празднования с Ольгой, ожидавшая его звонка, появления. Анна, ближе к шестому сентября принявшая за правду совсем дурную, неправильную мысль, что Пчёла забыл про своё обещание её вечер украсть.

«Блять, ну, нет же…»

Он почти в голос рыкнул, дёрнул с запястья часы, будто во всем они были виноваты.

Глупость какая-то; не забыл ничего, помнит всё, да так, что сам себе места найти не может в конторе, из которой редко хотел так сильно уйти, как тогда.

Витя зубы скалил. Всё повторял, что нет среди них двоих виноватых во всем этом дерьме. Он не виноват, что на переговорах присутствовать должен. Анна не виновата, что пятого сентября родилась.

Но всё равно обидно. В груди будто пусто, но оттого и больно.

Саша в очередной раз распустил рукава рубашки, на себя взглянул. Пчёла вдруг подметил, что Белый так перед зеркалом не крутился даже за несколько часов до церемонии бракосочетания. Отчего только нервничал так?

Переговоры, конечно, значимые — ведь, всё-таки, это первое появление на «международной арене», но и явно не на рубашку Беловскую будет смотреть Амори Делаж.

Пчёла достал из внутреннего кармана пачку сигарет, едва ли не наткнувшись пальцами на припрятанную бархатистую коробочку. Он потряс блоком; ни звука. Да и картонка слишком лёгкая.

Дьявол. Ещё и сигареты кончились.

— Сань, дай «СаМца».

— Кончились у меня, — Белов поправил галстук, узлы которого умел вязать лучше Ольки. — «Winston» сегодня взял. Будешь?

Витя подумал недолго и по итогу скривился — он те сиги считал слишком слабыми в сравнении со своими любимыми. Пчёле бы потребовалось две или даже три сигареты скурить, чтобы заглушить тягу к никотину на некоторое время.

И Космос ещё, аристократ хренов, «Malboro» курил.

Мужчина запрокинул голову, рассматривая потолок в поисках каких-либо трещин или неровностей. Саня снова закатал рукава. Минутная стрелка часов сделала всего-лишь один оборот.

Пчёла отчаянно рисковал к концу сегодняшнего вечера себя извести.

Он старался думать о чём-нибудь незначительном — что-то типа матчей чемпионата Советского Союза по футболу, который, вероятно, уже в этом году переименуется в «чемпионат России». Витя куда больше хоккей любил, — спасибо отцу — но вспомнил весть по радио. Корнеев из ЦСКА-шников, вроде, лучшим бомбадриром стал…

Чего-чего, но армейцы золото чуть ли не зубами выгрызали — Пчёла был вынужден это признать, даже если учесть то, как сильно клуб армии не любил; только вот в июле Ерёмина похоронили, а продолжают играть, да ещё как, «Спартаку» такие мячи загоняют!.. Кос, когда смотрит, орёт дурниной.

Витя почти смог отвлечься, вспоминая, какие лютые пробки были у манежа ЦСКА в день публичного прощания с разбившимся вратарём, как вдруг услышал вверх по лестнице чей-то топот и крики вздрогнувшей, подскочившей Люды Бричкиной.

Пчёла выдёрнул из-за пояса пистолет ровно в тот миг, как в приёмную, где в похожей стойке выпрямился Космос, влетел Валера.

Филатов дышал часто — бежал, как угорелый. Но сразу, как «прибёг», куда так спешил, на друзей посмотрел, словно забыл, для чего нёсся, сломя башку. Пчёла вышел в приёмную; неприятно деревенели ноги, отказываясь гнуться — да если бы гнуться, держали уже плохо…

Белый, который всё волнение за бесконечным поправлением мнущихся рукавов прятал, обогнул Пчёлу и к Валере, оглядывающему по сторонам в непонимании собственной спешки, подошёл.

Саша взял друга за плечи, когда Витя с Косом переглянулся в настороженном внимании, нутро пробирающим до атрофии лёгких, и спросил:

— Чего такое, Фил?

От вопроса, прозвучавшего почти обходительно в реалиях их дела, Валера собрался, будто ему хорошую оплеуху дали. Он взглянул на братьев. Отчего-то у Вити желудок прилип к позвоночнику.

— Аристарховича… того. Подкараулили. И, по всей видимости, наглухо.

Людмила, поднявшаяся на ноги, прижала руки к лицу и ахнула, едва ли не теряя равновесие. И Пчёла её реакцию совершенно разделял. Ему будто калёные иглы вонзили в виски́, глаза и солнечное сплетение, когда Космос очень кратко, но резко высказался, ударив кулаком по стойке секретарши:

— Суки!!!

«Не то, что суки…» – не согласился мыслями, снующими туда-сюда разворошенными мышами, Пчёлкин. «Гандоны, Кос. Конкретные пидорасы»

В поднявшемся шуме, слышимого с соседних кабинетов, где бегали, кудахча, бухгалтерские девки, Белый оглянулся на сторонам — словно оценивал формат грядущего бардака. А потом, сам контроля больно не держа, за Валеру схватился и заговорил часто, спрашивая: