— Думаешь, подстава?

— Не берусь утверждать, но выглядит… просто тупо.

Валера чуть помолчал, руку вытянул, прося обратно письмо. По нему пробежался взглядом, про что-то думая, а у Пчёлы в голове снова мысли закружились. На этот раз ловились и складывались они воедино чуть более желанно.

Лапшин, сука такая, видимо, ещё много раз о себе напомнит своими «договорами». Всплывёт ещё, покажет себя. Прямо как дерьмо по весне.

Витя хмыкнул своему сравнению и злобно закусил внутреннюю сторону щеки.

Артурчик, значит, бабки получил, а алюминия не отдал — жучара эдакая. И хотя французы, если Витя правильно всё понял, и поступили максимально глупо, но их было жаль. По-партнёрски жаль — отвалили сумму дикую, и металла не получили. Конечно, неприятно.

Причём, для обоих сторон. Ведь дело даже не в том, что бригада Белова компанию у Лапшина отжала, лишая груза из Таджикистана, а в том, что Артур, «Курс-Инвест» им «передавая», о сделке промолчал.

Теперь придётся этот вопрос как-то решать самим.

— Ты чего про лягушатников-то вспомнил? — спросил Пчёла, выкуривая из сигареты последнюю затяжку. — Просто документы смотрел, или эти мсье объявились?

— По телефаксу связались, — ответил Валера, не оторвав взгляда от листа. — Говорят, если через две недели состав под Марсель не придёт — прилетят убивать.

— Удачи им, — хмыкнул Витя. — Что, Бородина не хватило?

Фил так же мрачно хохотнул, письмо отложил. На Пчёлу посмотрел, как на равного, и чуть на спинку кресла откинулся. Он постучал пальцами по столу, набил какую-то незамысловатую, но быструю — точно нервную — мелодию:

— Чего делать будем?

— Вероятно, будем драться, — пожал плечами Витя. Почти равнодушно, даже буднично.

— Может, всё-таки, стоит попытаться поговорить?

— Что, кулаки размять не хочешь? — усмехнулся Пчёла и поднялся на ноги, не осознав, когда колени успели так одеревенеть, стать практически парализованными. Он встряхнулся.

— Хочу. Только вдруг выгоднее будет с ними договориться?

— Не знаю, — признался Витя и, наконец, докурил. Он потушил о подошву сигарету и бросил окурок в ведро с чайными пакетиками и обрывками исписанной бумаги. — Надо это всем вместе решать. Кос где?

— Вроде, стрелять кого-то уехал.

Пчёла цокнул языком, потом подошёл к двери и остановился на пороге. Людка вскочила с места, когда Виктор Павлович её пальцами подозвал и приказал, едва не чеканя:

— Холмогорову позвони. Скажи, чтобы после дел своих сразу сюда ехал.

— Хорошо, — кивнула девушка и снова неестественно сильно и быстро покраснела от произнесенной вслух фамилии. Витя на это посмотрел уже не так заинтересованно.

Секретарша замялась на миг, набирая на служебном телефоне номер, какой, вероятно, знала назубок, и уточнила у Пчёлкина:

— А… Александра Николаевича стоит поторопить?

Пчёла на часы посмотрел; с момента расставания с Анной прошло полтора часа. Вряд ли Саша всё это время сестру песочил, читая нотации, в главную идею которых сам не особо верил.

У него сухо-горько стало в горле, когда Витя выхватил из пиджака личную трубку, посмотрел на маленький квадратный экранчик. Очень хотелось увидеть случайно пропущенный вызов — хотя, если подумать логично, и не мог не услышать трели телефона, всегда находящегося на максимальной громкости.

Князева на связь не выходила.

Пчёла подумал лишь секунду. Потом на Люду посмотрел и, оттянув ворот поглаженной Аней рубашки, сказал:

— Поторопи.

Комментарий к 1991. Глава 18. Я крайне благодарна читателям, дающим мне обратную связь по произведению. Буду очень рада узнать ваше мнение о главе, выслушать впечатления и объективную критику; работа считается «Горячей», что позволит вам оценить главу при помощи стандартной формы 🥰

Жду ваших комментариев! Дальше – больше ❣️

====== 1991. Глава 19. ======

сентябрь 1991

Вместе с началом новой рабочей недели пришел и сентябрь. Дети продолжали выходить на прогулки вечером, оставляя дома курточки и ветровки, но середину дня проводили за партами. Часов в двенадцать на площадке под окнами квартиры на Скаковой было тихо. Лето не хотело сдавать позиции, передавать бразды правления промозглой осени, окрашивающей листья деревьев в красный и поливающей бульвары ливнями.

Иными словами, погода откровенно баловала.

Но это Князеву только радовало. Она московскую осень не любила никогда — сразу вспоминалась простуда, исправно настигающая в середине сентября — начале октября.

Анна стояла на небольшом круглом подиуме в нижнем белье и даже малость мёрзла от вентилятора в углу. Работница какого-то достойного ателье, советуемого Ольгой, надела на неё приятный к телу халатик. Девушка, на рубашке которой держался бейджик с именем «Наталья», повесила на локоть почти готовое атласное платье, отошла за швейную машинку, прятавшуюся в небольшой комнатке за примерочной.

Сама Сурикова сидела на низком диване, размешивала в стакане остатки шампанского и на Князеву смотрела с какой-то извиняющейся улыбкой:

— Нехорошо получилось, — чуть наклонив голову, протянула Ольга.

— Что именно? — задала резонный вопрос Аня, спустилась к подруге. За окном во всю стену виднелись верхушки Третьяковской галереи; если бы не шестой этаж, на котором расположилось ателье, то Князева бы застеснялась жутко, боясь кого-то в окнах во всю стену встретить, и прикрылась первой попавшейся тканью.

Белова взгляд потупила, поясняя:

— С платьем, — и пригубила шампанского. — Не знаю, что с девчонками случилось. Мне Инга отличное свадебное платье сшила, всё сразу по фигуре подобрала. Но, видимо, стала штаб расширять, набрала новеньких швей, которым до неё ещё работать и работать.

Князева хмыкнула. Ольга, наверно, подумать могла, что она её сожалениям поддакивала, коря за безалаберность швей. На деле Анна смеялась.

— Я до сих пор не понимаю, зачем это всё надо было, — призналась девушка и опустилась на диван неподалёку от Оли. Взглянула на свой бокал с шампанским, оставшийся нетронутым. Из алкоголя вовсю испарялись газики, отчего, вероятно, шампанское могло напомнить… забродившее белое вино.

Аня повернулась обратно к окну, дарившему панорамный вид на столицу. На улице было не так жарко, как в августе, — на том же дне рождении Валеры Филатова, отмеченном около двух с половиной недель назад — но все ещё слишком тепло для алкоголя.

«Если и выпью, то голова потом будет болеть неистово»

Князева вилкой подцепила нарезанную клубнику.

— Почему бы и нет? — спросила Ольга, почти не пьянея. — Ведь это здорово! Представь только: такое платье только у тебя одной будет. Никто точно такого не купит нигде и никогда!

— Сейчас не о платьях надо думать, Оль, — хмыкнула Анна. За соседней стеной застучала швейная машинка, перешивающая какой-то шов на Анином костюме.

Крутящийся вентилятор подул в сторону девушек. У Князевой на боках, талии выступили мурашки, отчего живот скрутило в сомнении, не ясном даже Ане.

Белова наклонила голову, на подругу посмотрела так, что Князевой слова стали лишними. По мнению Оли, августовский путч, до сих пор сотрясающий столицу окончательно расколовшегося Союза, явно не был той темой, какую стоило затрагивать на кануне собственного дня рождения.

И, возможно, в чём-то она была права. Только вот Анна не считала тему табу; какой смысл голову в песок прятать? Теперь-то, когда от СССР остались лишь страницы учебников истории и экспонаты в музеях бывших республик…

Наоборот. Утром девятнадцатого августа она с Витей на Остоженке завтракала, а когда увидела вдруг по восьмичасовому выпуску новостей видеосводку с чередой танков, несущихся по центру Москвы, то с места подскочила. Под поток матов Пчёлкина, начавшего кому-то из конторы звонить, Аня кинулась к окну, рассматривая недалёкий Арбат.

И Князеву тогда охватило какое-то злое веселье. Ей захотелось вдруг Саше набрать и в злорадстве воскликнуть, что уезжать из Риги было бессмысленно — что в Латвии, что в России гражданская началась! Нигде теперь не безопасно!