Такое уже было. Помнила, проходили.

У девушки неприятно кольнуло под сердцем, словно кто-то тыкал между ребёр кончиком рыцарского меча. Смурая Аня отвела взгляд в сторону от задорно улыбающейся Ольги.

Отворачиваться от всех, возводить вокруг себя высоченные стены не стоило, разумеется, если Князева не хотела совсем без общения одичать. Только вот, раз Анна так поддавалась влиянию чужому в делах «более высоких», как выразилась сама Сурикова, это, вероятно, было лучшей тактикой.

Все лучше, чем потом на Витю смотреть и не понимать, чего бы сама Аня от него хотела.

— Оль, я не хочу быть грубой… — начала девушка, подобралась в кресле жестом, достойным любого строгого политика. Князева не успела закончить мысль свою, как вдруг супруга Сашина с понимающей печалью уточнила:

— …но «это не моё дело»? — и даже вдруг улыбнулась так, что на мгновение Анне стало стыдно за резкость свою. Наверно, если бы Ольга их с Витей не увидела на площади у Лубянки, то Князева заговорила бы иначе. Выложила бы ей как на духу мысли, о которых, наверно, сама даже не догадывалась.

Девушка себя остановила раньше, чем раскрыла рот.

Белова видела, как Пчёла её утром привозил. Белова видела, как бригадир девушку целовал. Что-то ей рассказывать было лишним — ведь явно Ольга не глупа. Умеет сопоставлять мысли и факты.

— Да, не твоё. Ничего личного, Оля. Не смей принимать на свой счёт, но я не хочу обсуждать с кем-либо то, что касается исключительно меня.

На миг девушки скрестились взглядами так, что Анна, если бы со стороны наблюдала, то поклялась бы на своей коллекции иностранной классики, что услышала скрежет мечей. Князева не отдала себе отсчёта, как прищурилась.

Бывшая Сурикова перевела дыхание и опустила голову, разглядывая свой Цезарь. А у самой Ани под лёгкими что-то раскрылось, подобно второму дыханию, от гордости, что свои границы отстояла.

Мама бы, вероятно, фыркнула, смеясь, утверждая, что дочь «глупостей напридумала, чё-то какие-то границы себе нафантазировала!..», если б Князева с ней так говорила.

Но Белова, к счастью девушки, походила на тётю Катю только эмоциональностью:

— Ладно, — кивнула женщина; золотая полоска на безымянном пальце Суриковой поймала на себе солнечный свет, какой зайчиком отразился на Анино платье. Ольга подняла голову с улыбкой почти что спокойной и сказала:

— Я понимаю. Меня, если честно, тоже злило, когда Алла про Сашу постоянно спрашивала.

Князева улыбнулась ей в ответ благодарно, но всё-равно что-то сжалось под рёбрами в неясном пробуждении совести. Сурикова отпила чёрного чаю с чабрецом, напоследок добавила с улыбкой:

— Одну только вещь скажу. Можно?

— Попробуй.

— Вы хорошо смотритесь со стороны. Что на свадьбе такие милые были, что сейчас, пока целова…

— Оля, я же попросила! — воскликнула Анна с напускным возмущением, Сердце же кольнуло более чем натурально — уже не больно, почти приятно. Так, что на ресницах могла выступить влага, способной смазать Князевой тушь.

Белова рассмеялась весело, звонко, как, наверно, смеяться могли только старшеклассницы, впервые выбравшиеся на дискотеку.

— Молчу-молчу! Прогуляемся потом по парку?

— По какому?

Женщина в кокетстве отвела взгляд в сторону, откинулась на спинку кресла, и с улыбкой, какой в далёком восемьдесят девятом году Сашу очаровала, сказала:

— Тут близко, возле музея политехники есть один скверик. Знаешь, как там красиво? Знала бы, взяла фотоаппарат, потом бы в альбоме такие снимки были бы!..

Комментарий к 1991. Глава 15. На данный момент работа является “Горячей”, что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы 🥰 Буду рада обратной связи, очень хотела бы обсудить с вами часть 😉💗

====== 1991. Глава 16. ======

июль 1991

Время близилось к восьми часам вечера. Все организации Москвы или уже закрылись, или дорабатывали последние минуты своих смен. Будний вечер был тёплым, как и предыдущие июльские дни, и чуть шумным, что для центральных улиц столицы Советского Союза давно считалось привычным. Небо над Арбатской окрасилось в красно-синий.

Витя понял, что Анну не взяли на работу в издательство, когда девушка вышла из главного офиса «Бук-книги» на Знаменке. Князева направилась к Пчёлкину, который за какие-то секунды до её выхода выбросил сигарету, и смотрела в сторону оживленной дороги. Намеренно взгляд отводила, будто вид делала, что не ждёт её никто, что сама по себе.

Нижняя её губа дрожала. Как Пчёла понял — от обиды.

Он направился к ней навстречу, разведя руки в стороны и ловя Анну раньше, чем она успела что-либо сказать. Девушка попыталась дистанцию держать, чтобы слабости своей не показывать, но щёки покрасневшие, заметно контрастирующие с шеей и руками, за Князеву всё и так говорили.

Она была на грани, чтобы не заплакать.

— Шестое собеседование, — прошипела девушка и отвела взгляд от Вити, снова обращая всё своё внимание на машины, проезжающие в сторону Тверской. Под шум тарахтящего мотора какого-то «Запорожца» у Пчёлы неприятно поджалось нутро. Будто ему самому в должности — пусть и не особо высокой — отказали.

«Несправедливо ведь, ну, правда!»

С самой середины июня его Княжна по конторам всяких издательств моталась в попытках устроиться то переводчицей, то редактором, постоянно перечитывала свои тетради с университета, вспоминая подзабывшиеся конструкции романских языков, и Пчёлкину конспекты свои давала с просьбой проверить Аню на знание правил, и без того отскакивающих от зубов.

И для чего? Чтобы ей каждый раз от ворот поворот давали? Пусть дураков ищут в зеркале!

Пчёлкин, сдерживаясь, чтоб не зайти в офис, замолвить за Анюту словечко, наклонился к лицу девушки, которую уже не первую неделю называл «своей». Незабудка же старательно в сторону смотрела, но рук Вити с тела своего не убирала. Он молчал.

Князева взглянула на рекламный щит; девочка со стаканом растворённого «Yupi» мило улыбалась с билборда. Сухой июльский ветер дал по шее, когда Аня, вдохнув через забитый мокротой нос, спросила устало ни то у Вити, ни то у себя:

— Сколько ещё попыток должно быть?..

И тогда слеза всё-таки скользнула по щеке. Девушка быстро стёрла след собственной слабости, от которой становилось противно, но резь в глазах от движения этого стала сильнее только.

Витя перевёл дыхание в тяжести и девушку за локти взял, к себе притянул совсем близко — десять лет назад за такое объятье их бы «бессовестными» назвали. Но Пчёле было бы на реакцию чужих всё равно — фантомные десять лет назад так же сильно, как сейчас. Он положил голову девушки себе на грудь и услышал, почувствовал, как Князева содрогнулась, едва не роняя на асфальт папку с документами из рижского филфака, как тяжело выдохнула ему в рубашку, ткань которой пропахла никотином и излюбленным парфюмом.

— Какая же ты у меня ответственная, мнительная, Княжна, — протянул Пчёлкин, чуть укачал в объятьях так, что желание расплакаться от его нежности стало перерастать в потребность. Анна поджала губы, накрашенные кирпично-матовой помадой, из последних сил душа всхлип, и крепче к Пчёле прижалась.

А он погладил девушку так, как, наверно, её только один Витя мог обнимать, произнёс, растягивая гласные:

— Что же ты так переживаешь? Они потом локти будут кусать, когда поймут, какого редактора упустили!.. А хочешь, мы с тобой им офис спалим, а? Вот гадам весело будет!

— Не хочу, — фыркнула на груди у него Аня, но уже веселее звучал голос. Хотя и дрожал так же сильно. Витя девушку свою по голове погладил, улыбнулся, что хоть немного, чуть-чуть, но смог развеселить, и продолжил серьёзно предлагать вещи, полные безрассудства:

— Да, офис палить не вариант. Мороки много. А вот колеса главному у них прострелить можно! Давай, Ань? Простреляем! Я тебя научу прицел наводить!.. Хочешь?

Она снова рассмеялась, отодвинулась. Одна слезинка скользнула по щеке предательски, но, к счастью самой Анны, не испортила накрашенных ресниц. Девушка провела по нижнему веку пальцем под взглядом Вити, осторожно убрала руку свою, когда он ладонь ей обнял в ласке, априори не характерной криминальному элементу.