У Анны на губах появилась улыбка ещё не понятая, не принятая, но такая искренняя, что у неё самой уголки губ заболели явно.

— Давай, садись, пока не остыло, — чуть пихнул её в поясницу Витя, веля присаживаться.

Она как в тумане каком-то присела послушно на соседний от Пчёлкина стул. Что-то приятно защекотало в районе диафрагмы, когда Аня взглянула на Витю, который с удивительно рутинной, но в то же время новой — вероятно, для обоих сразу — безмятежностью протягивал ей столовые приборы.

Нить, прошедшая через их сердца в момент, на какой Князева не сразу обратила внимание, уплотнилась. До состояния каната.

Комментарий к 1991. Глава 11. На данный момент работа является “Горячей”, что позволяет читателям по прочтении главы оценить её, оставив комментарий при помощи стандартной формы.

Иными словами, всё для вашего удобства💕 Буду очень рада комментарию🥺

====== 1991. Глава 12. ======

— Где ты чай этот нашёл?

Анна после душа контрастного сидела на подоконнике и пила, наверно, уже третью кружку. Вкус чая был почти идентичным тому, каким в Риге её угощала пани Берзиньш. Заваренный же Пчёлкиным чай был чуть более горьким, отчего казался терпким, даже бодрящим. Но стоило добавить в чашку на полчайной ложки мёда больше — и вкус не отличался почти.

Просто фантастика какая-то, как вкусно!..

Витя стоял перед Княжной. Сырые пряди, вымытые под струей почти ледяной воды какой-то десяток минут назад, высыхая, пушились так, что их не мешало бы уложить. Пока Пчёла освежался, девушка измятую рубашку ему подгладила, и та висела теперь на спинке стула, дожидаясь, когда Витя всё-таки на встречу на Балчуг поедет.

Отчего-то Князева чувствовала себя естественно. Даже когда Витя, стоящий перед ней в одних брюках, с обнаженными плечами, грудью и прессом, поглаживал её по колену, когда сама Анна ступнями проводила по икрам Пчёлкина, сердце было спокойно. Это, конечно, ещё как сказать — спокойно… Билось чаще, но не от волнения, а от близости, красоты момента и самого Пчёлы, который постоянно лбом к ней прижимался, губы Ани своими ловя играючи.

Словно так и должна была идиллия выглядеть.

— Ты, должно быть, забыла, с кем имеешь дело, — произнес с напускной гордостью Витя и снова оставил короткий поцелуй на выемке верхней губы Анны. Она учуяла запах табака, который с каждым днём становился всё привычнее, и идущий шлейфом аромат шампуня своего, и чуть не рассмеялась глупым мыслям.

Необычно было ощущать аромат ромашки и крапивы от волос Пчёлкина, который всегда крепковатым парфюмом пах. Словно не его это было. Но в то же время подходило…

Прежде, чем девушка успела как-то на его реплику сострить, она чаю глотнула, облизнула ложку, на которой нерастворенный мёд остался. Витя нижнюю губу Ани закусил, чуть оттянул, вкус её любимого чая думая через саму Князеву почувствовать, и ощутил на лице выдох девушки.

Нереально, просто пиздецово чувственно.

— Давай погулять сходим, — предложил Пчёла, когда Князева кончиком языка провела по внутренней стороне его губы и отсоединилась. Он к себе её притянул, вынуждая проскользить ягодицами вперёд по подоконнику; тела прикоснулись так, что девушке теперь голову нужно было запрокидывать, чтобы в лицо Вите посмотреть.

Она отодвинула чашку чуть в сторону, к стене, Пчёлу за талию обняла.

— Например?

— Наприме-ер, — протянул Витя, в голове перебирая многочисленные варианты. Анна наверх посмотрела, заметила пролегшую меж светлых бровей складку и усмехнулась; ах, какой активный мыслительный процесс! — Парк Царицыно?

— Не близко, — ехидно подметила Князева с остротой, какая не обижала нисколько. Она прищурилась хитро — опять — и почувствовала, как мужчина руки поднял с колен её, облокотился о подоконник за спиной Ани, тем самым девушку чуть наклоняя назад.

Лицо Пчёлкина оказалось сверху. Как и он сам над Князевой навис, кончиком носа упираясь в щеку девушки.

— Можете не переживать, Анна… Как тебя по отцу?

— Игоревна.

— …Анна Игоревна, — кивнул Витя; волосы, что от влаги закудрявились на концах, защекотали лоб и виски Ани так, что она коротко заливисто засмеялась, как смеяться, наверно, только дети могли. Но хохот громкость стал уменьшать, когда Пчёла бедра её к себе прижал, наклоняя ещё сильнее, почти на подоконник укладывая, и совсем стих, стоило мужчине губами коснуться кожи за ушком.

Если бы окно полностью было открыто, то Князева бы голову с рамы спустила. И, вероятно, даже бы того не побоялась, находясь в кольце рук, держащих почти намертво.

— Виктор Павлович вас встретит, сопроводит и до дома довезёт в целости, — шепотом тёплым, почти опаляющим кожу у мочки, проговорил Пчёла. Она не сдержалась, в кокетстве уточнила тоном, какого ещё неделю назад себе бы никогда не приписала:

— Ты, что ли, Виктор Павлович?

— Какая смышленая, — усмехнулся мужчина и снова поцеловал. Чуть ли не после каждой реплики губы Ани своими обхватывал, словно таким образом мысль свою заканчивал.

По коже в ответ на касания эти пробегался волнами почти лихорадочный жар, способный фору дать духоте за окном.

Князева поняла вдруг, что не пыталась сопротивляться; даже мысль, что Пчёла целовал её коротко, буквально секунды какие-то, за которые не успела бы воспротивиться, не успокаивала. Но она так же быстро поспешила себя успокоить. Ведь знала, что, вероятно, спустя час-полтора снова пробудятся от сна мысли дурные, которыми Анна саму себя изнутри пожирать будет.

Что со злостью вспоминать начнёт, как позволяла целовать, по бёдрам гладить, и возненавидит саму себя за простоту, с которой обнимала Пчёлкина в ответ.

«Дьявол. Когда эти мысли, страхи показаться навязчивой, глупой исчезнут уже?.. Надоело».

Она посмотрела на Пчёлу в надежде, что он не прочёл на лице Князевой переживаний, и закатила глаза, артистично думая над предложением. Витя, улыбаясь ни то с хитрецой, ни то с внимательностью, прижался к девушке лбом.

Сказал бы ему кто, что сутки назад боялся Ане в квартиру постучаться — не поверил бы. Засмеялся так, что связки бы надорвал.

— Или в парк Горького хочешь? А, Княжна?

— Я парков особо не помню, — призналась девушка; она намного лучше скверов разных знала библиотеки, в которых Князевой в школьные годы было куда интереснее время проводить. И даже спустя несколько лет Анна помнила точно, что для неё самой лучшей была сто девяностая библиотека, расположенная неподалеку от дома.

Только сказать об этом думала, как Пчёлкин, кивнув каким-то своим мыслям, поймал губами новый вздох Ани.

— Замётано, — подвёл итог Витя, не оторвавшись от девушки. Он распрямился, за собой Анну поднимая, и произнес: — Значит, устроим турне по паркам Москвы.

Князева снова рассмеялась — так же заливисто, но уже дольше хохотала. Она голову назад запрокинула, а Витя прижался лбом к изгибу плеча, головой чуть притёрся, щекоча прядями русыми, и губами коснулся шеи.

Она выдохнула тихо-тихо, душа невесть откуда возникший стон, но в стороне не осталась. Себя не узнавая в смелости, какую, вероятно, спустя несколько часов сочтёт за безумие, провела ступнями по икрам Витиным и уточнила:

— И сколько это времени займёт?

— Если по самым крупным проедемся — то недели, наверно, две, — пожал плечами Витя. — Два-три парка в день — и покатаемся, Анюта, от души.

Она усмехнулась; подумаешь, удовольствие — бензин жечь да атмосферу загрязнять своими «покатушками». Но отчего глупость такая тянет губы в улыбку?..

— Пчёлкин… — подала голос Анна. Она едва ли успела осознать, что ему сказать хотела, и вовремя прикусила язык.

Близость испанского стыда бросила Князеву в пекло, каким, похвастаться мог, вероятно, только адский котёл.

Девушка замолчала, словно думала от Вити ускользнуть, а вместе с ним — и от вопросов его вполне резонных. Но только вот Пчёла распрямился, обе руки расставил по разные стороны от бедёр Анны таким жестом, что Князева всё поняла.

Сама себя в угол загнала. Дура.