Кусочки паззла собрались у Анны в голове.
Она знала эти ключи. Потому, что сама не раз ими пользовалась, открывая дверь Витиной квартиры на Остоженке, пока сам Пчёла с полными руками продуктов топтался на лестничной клетке. Потому, что сама иногда закрывала, точно наощупь, дом Вити, когда мужчина к стене её прижимал, губами мажа, скользя по щекам, губам, ключицам.
— Это ключи от моей квартиры, — сказал, перебарывая сухость в горле, Витя. Быстро поправился, вдруг став свободной рукой сжимать-разжимать перила смотровой площадки: — От нашей квартиры.
И мотнул головой, снова уточняя:
— От нашей квартиры, если ты того захочешь.
Пчёла перевёл дыхание, ожидая от молчавшей Анны хоть какой-то реакции. Но девушка как зачарованная смотрела на брелок, висящий на цепочке из мелких звеньев, в окружении четырёх ключей — первые два от двери, третий от почтового ящика у лифта, четвертый… ещё от чего-то.
Князева чуть наклонила голову. Сердце билось в горле, словно хотело изо рта выпрыгнуть и покатиться куда-то прочь.
Витя не знал, что на её молчание говорить. Объяснять своё решение? Просить съехаться? Говорить, какой ключ какой замок отпирает, подразумевая под тем, что другого ответа, кроме согласия, не примет?
Дёрнул щекой; всё глупо.
Вечерняя прохлада сменилось духотой.
— Мне хотелось сделать подарок последним. Да и, всё днём так закрутилось, что… неуместно бы вышло. Я… думал-думал… С конца июля ещё, наверно, предложить ко мне перебраться, но, раз тут такой случай. Решил подождать, чтобы понять точно, готов ли я, ты к такому…
Он много запинался, словно думал говорить одно, но произносил на деле совершенно другое.
Анна отстраненно усмехнулась, словно следила за театральной постановкой, — примерно такой же, какую она озвучивала в «Софитах» — и на мгновение какое-то забыла, что сама была одним из главных действующих лиц.
И сценария на руках у неё не было. Сплошная импровизация.
— И что, понял? — спросил кто-то. Анна могла бы подумать, что какой-то поздно гуляющий человек стал свидетелем их сцены, но только через секунды осознала, что сама Пчёле вопрос задала голосом, какого раньше от себя не слышала.
Пальцы в холоде дрогнули, едва не немея.
— Понял.
У неё от этого тона почему-то сравнения появились с раскалённой сталью; говорил он с жаром, каким обладал нагретый металл, и уверенностью, твердостью, появляющейся лишь при его остывании.
Пчёлкин хмыкнул на выдохе, посмеиваясь:
— Что мы, в самом деле, как подростки, то у тебя, то у меня ночуем? Вещи вечно путаем, то там, то сям оставляем…
Князева откуда-то нашла в себе силы усмехнуться:
— Что, в вещах всё дело?
— И ни в чём больше, — таким же сарказмом ответил Пчёла, а потом носом уткнулся ей в шею со спины, тремором Князевой прошивая плечо. — Я часто думаю о тебе, Анют. Люблю тоже, пропал, дурак, в тебе… Ещё летом должен был сказать. Но сейчас говорю; хочу тебя видеть чаще, по утрам там…
Девушка ощутила, как щекотка, только переставшая царапать нёбо, снова подобралась слишком близко к носу, к глазам предательской влагой. Любит… Надо же. Она давно такого признания не слышала и не чувствовала такого в ответ.
Князева моргнула, сгоняя с мыслей добрую тоску, и Витя тогда сказал:
— Не умею красиво говорить, но, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Аня была готова поклясться, что сердце не выдержало. Что надорвалось, не в состоянии удерживать столько чувств, не могло сравнять пульс.
Она взяла с коробочки ключи, почувствовав, как выдох Вити опалил от этого её движения кожу на ключицах, и, из последних сил удерживая подобие гордости, спросила:
— Ты понимаешь, сколько километров намотаешь по городу, помогая мне вещи перевозить?
Пчёлкин за её спиной подобрался, словно вопрос этот снял с него пояс смертника, и чуть распрямился. Анна перевела дыхание в приятной тяжести, когда почувствовала лопатками грудь Вити, и чуть запрокинула голову, смотря на него снизу.
— То есть, ты согласна?
— Только если ты перестанешь курить в спальне.
Секунда — обмен взглядами. Потом Князева рассмеялась и, не отводя взора от Пчёлы, лицо которого в тот миг было достойно кисти художника эпохи Возрождения, подкинула ключи, зажимая их в кулак.
Согласна…
Витя вздохнул полной грудью, а потом, не разворачивая девушку к себе лицом, запрокинул её голову, сам наклонился, целуя. Весь день того ждал и сдерживаться теперь не хотел. Он мягко прикоснулся к губам, на которых знал каждую трещинку и складочку. Плевать было, что над ртом останется след её помады, что дыхание собьётся…
Аня выдохнула в поцелуй с оттягом. Глаза, с которых постепенно сходила краснота, прикрылись, когда Пчёла запустил пальцы в сбившиеся локоны с лаской, кружащей голову. Она, раздвигая губы, зажимая ключи от квартиры, ставшей для неё новым домом, подумала — слово в слово — о вещи, которую понял ещё Саша Белов, в тот миг сидящий в большом клубе и пьющий водку с Валерой и Космосом.
Свой двадцать первый день рождения Анна Князева точно запомнит навсегда.
Комментарий к 1991. Глава 24. На данный момент работа является “Горячей”, что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы 🥰 Буду рада обратной связи ❤️ Она для меня очень важна ❣️🐝
====== 1993. Глава 1. ======
Комментарий к 1993. Глава 1. Как говорили великие мыслители: «самолёт летел, колёса тёрлися, вы нас не ждали, а мы припёрлися!»
Добро пожаловать в Москву 1993 года. Она ждёт вас обилием событий – самых разных 😏
Приятного прочтения ❣️
сентябрь 1993
— Девушка, наденьте халат!..
Анна не стала останавливаться, чтобы вдеть руки в рукава. Она всё так же быстро, как и шла до того, пронеслась мимо служебного поста медицинской сестры. Каблуки отбивали по плитке коридора такт, громкостью своей способный напугать младенцев, перенесённых в бокс для новорожденных.
Но, к счастью самой Князевой и только появившихся на свет деток, от главного входа до бокса было несколько этажей вверх. Потому девушка, на ходу накидывая халат на плечи в небрежности, чуть ли не стрелой подлетела к регистратуре частного родильного дома в Коньково.
Девушка за стойкой вскочила, стоило услышать стук каблуков, напоминающий своей частотой дробь автоматов, какими прямо в тот миг брался Дом Советов.
Анна оглянулась в попытке понять, куда идти, и пульс в голову дал сильно-сильно. Туфли с массивной подошвой, к которой Князева ещё на первом курсе привыкла, стали казаться ходулями; Земля под ногами ускорила скорость вращения, едва ли не рассыпаясь в крошку.
Девушка дошла до стойки в каком-то тумане. Подобие трезвости вернулось, только когда под ладонью Аня ощутила твердость регистратуры и проговорила голосом почти что чужим:
— Берматова где?
— Екатерина Андреевна принимает роды, — проговорила девочка в белом халатике и раньше, чем дождалась от Анны вполне резонного вопроса, настучала что-то по клавишам огромного компьютера: — У Беловой Ольги Евгеньевны. Вот, полчаса назад её привезли. Схватки периодичностью пять минут, по продолжительности — минута.
Спина, на которой выступил пот от быстрого побега с «Софитов» на другой конец Москвы, прошило холодом отвратительным.
— Так ведь… — начала девушка, но не договорила; упало сердце от осознания, что у Ольги срок ещё не подошёл.
— Белова на тридцать шестой неделе была. Рано же ещё.
В ответ девушка за постом регистратуры только развела руками, одним жестом говоря, что от неё в этом вопросе ничего не зависело. Князева глубоко вздохнула, словно из-под воды вынырнула после долгого погружения. На медсестру посмотрела, думая, что, может, девушка ещё что вспомнит.
Но та только опустила сероглазый взгляд на документы какие-то, прибавила громкость радио. Ведущий с голосом ровным, но зажевывающимся сильными помехами по волне, говорил о событиях, происходящих возле русского Белого дома, стены которого от пальбы танков, идущих по Новоарбатскому мосту, становились чёрными.