Сегодня иное. Товарищ Перелыгина сама попросила слова, сама поднялась с места, а рыбаки насторожились. Все это очень и очень похоже на всамделишные прения. Потому Николай Михайлович напрасно пытается скрыть радость. Он важно заявляет:
- Продолжайте, товарищ Перелыгина.
- Товарищи, отнесемся к себе критически, - громко продолжает Виктория. - Посмотрим как бы издалека на нашу работу. Мне думается, что мы работаем недостаточно высокими темпами.
Рыбаки громко передыхают и разом поворачиваются к дяде Истигнею, который сидит по-прежнему спокойно, курит длинную самокрутку. Рыбаки не знают, что сказать, что подумать, - такого, пожалуй, еще никогда не было здесь: никто не говорил таких слов, никто не упрекал их в том, что они медленно работают. Все это бывало, но не здесь, а на собрании в поселке, когда приезжало рыбозаводское начальство. Но там рыбаков Карташевского стрежевого песка
всегда называли в числе передовых. Бывало, верно, что осрамятся, не выполнят плана, но принажмут, приналягут - и, смотришь, выполнили. А вот чтобы здесь, на песке, были произнесены такие слова, никто не помнит.
- Конкретно! - просит бригадир Стрельников. - Говорите, невзирая на лица, конкретно! Ставьте вопрос!
Виктория сдержанно улыбается. Она не для того взяла слово, чтобы говорить неконкретно, она решительный, принципиальный, откровенный человек. Виктория опять улыбается, на этот раз весело, открыто.
- Я, конечно, скажу конкретно. Вы знаете, что в деле я разбираюсь еще слабо, не освоила, но кое-что мне видно со стороны. Я об этом и скажу. Виктория не возвышает голоса, не торопится, не сердится, говорит спокойно, t уверенно. - Мы подолгу раскачиваемся, товарищи, тянем время. Пусть простит меня опытный рыбак товарищ Мурзин, но он повинен в том, что допускается раскачка.
Виктория повертывается к дяде Истигнею, который ее слушает внимательно, старается ничего не пропустить; когда она называет его фамилию, он ничуть не удивляется, кажется, что он этого ждал.
- Это ведь правда, товарищ Мурзин? - спрашивает Виктория.
Дядя Истигней думает, потом, вынув изо рта самокрутку, говорит сердечно:
- Это есть! Разговоры разговариваем. Да и тянем во время первого притонения!
Степан радуется, он горд за Викторию, думая, что он-то никогда бы не решился сказать рыбакам такие, как она, прямые, беспощадные слова.
- Мы плохо боремся с нарушениями трудовой дисциплины, - продолжает Виктория. - Мы, конечно, не поощряем, но миримся с систематическим пьянством Ульяна Тихого. Вместо того чтобы принять действенные меры, мы занимаемся уговариванием.
Рыбаки стесняются смотреть на смущенного, жалко улыбающегося Ульяна.
Григорий Пцхлава бьет себя ладонями по бокам, а Семен Кружилин, повернувшись на бок, чертит пальцем на песке линии и завитки. По-иному ведет себя Наталья Колотовкина. Она криво, насмешливо улыбается, подбоченившись, вызывающе спрашивает Викторию:
- А ты какие меры принимаешь? - Наталья сплевывает на песок. - Ты что делаешь?
- Я, товарищ Колотовкина, говорю не о себе, а о реакции коллектива на пьянку Тихого, - сухо отвечает Виктория. - Впрочем, вам не давали слова. Не перебивайте!
- Наплевать! -зло отвечает Наталья, действительно еще раз сплевывая. Наплевать! Никаких речей я говорить не буду...
- Колотовкина, не перебивать! Товарищ Перелыгина, продолжай! вмешивается бригадир, постукивая ложкой о миску. - Продолжаем вопрос!
- Нужно сказать и о Верхоланцеве! - строго говорит Виктория. - Спать во время рабочего дня - позор! Не так ли, товарищ Верхоланцев?
- Так, - густо покраснев, отвечает Степка. Любуясь Викторией, он как-то забыл, что его тоже можно критиковать.
- У меня все, товарищи! - говорит Виктория, садясь на свое место.
Бригадир Стрельников довольно потирает руки.
- Кто желает выступить? - громко спрашивает он. Рыбаки молчат. Потом дядя Истигней раздумчиво замечает:
- Нечего, пожалуй, говорить. Правильные слова! Надо подтянуться...
- Вопросы! -восклицает Николай Михайлович.
Вопросов нет - рыбаки спокойны, -настроены благодушно, переглядываются с таким видом, будто со всем сказанным девушкой согласны, добавить нечего. Семен Кружилин по-прежнему лежит на песке, рассматривает небо, дядя Истигней снова готовится разостлать телогрейку в тени навеса, то же самое делает Виталий Аниеимов.
- Вопросы, товарищи! - повторяет бригадир, но рыбаки по-прежнему молчат.
Виктория, видимо, не ожидала этого, думала, что придется доказывать, бороться, заранее готовила себя к этому, и вот вместо борьбы, споров полное согласие: дядя Истигней сказал, что надо подтянуться, Ульян Тихий признает ее правоту, Степан наверняка больше и не приляжет. Одним словом, ее задача выполнена, но она, как и бригадир, чувствует неудовлетворенность тем, что люди не высказали своего мнения. У нее такое ощущение, точно слова повисли в пустоте, несмотря па то что все согласны с ней. Пока Виктория тревожно думает об этом, дядя Истигней успевает постелить телогрейку, лечь на нее и даже закрыть глаза. Семен Кружилин, кажется, уже спит, Наталья Колотовкина тоже, а Ульян Тихий уронил на стол голову, и трудно понять дремлет ли, думает ли. Обмывая горячей водой котел, что-то бурчит себе под нос тетка Анисья.
Проходит еще несколько молчаливых минут, и все погружается в дрему. Идут мимо белые пароходы; жалобно попискивая, несутся над водой бакланы; катеришко, чихая, пробирается через Обь, тонко кричит вздорным голосом. Медленно накатывается, пузырится обская волна. Тихо на берегу. Бакланы безбоязненно садятся рядом с рыбаками - ждут, верно, когда те проснутся, так как им, бакланам, приволье, когда работает стрежевой невод.
Бригада отдыхает.
Глава вторая
Утром в воскресенье Степка останавливает мотоцикл возле большого пятистенного дома Перелыгиных.
Добротный, красивый дом крыт железом, наличники выкрашены голубой краской, новые бревна блестят. Дом, в котором живут Перелыгины, принадлежит средней школе, он считается одним из лучших в поселке, да и стоит на хорошем месте: внизу Обь, пойма, у дома небольшой садик с черемухой и высокими тополями. Дом смотрит окнами весело, гостеприимно.
