Виктории вспоминается последний разговор с дядей Истигнеем. Ульян боится ее! Товарищ Мурзин, вероятно, ошибается - Ульян не боится ее, а знает, что Виктория непримирима к нарушению трудовой дисциплины. Непонятный человек этот старый рыбак Мурзин. Всю жизнь работает, накопил большой опыт, но даже не стал бригадиром. Не поймешь, какой он - плохой или хороший? Последний раз говорил с ней ласково, мягко, просил подумать. А что подумать? Она ничего плохого не сделала...

Работать всю жизнь! Даже мысль об этом Виктории страшна. Она понимает, конечно, что кто-то должен работать там, кто-то должен ловить рыбу, но мысль о том, что всю жизнь можно провести в Карташеве, ужасна. Виктория не может и предположить, что ей... "Об этом лучше не думать!"-решает она, поеживаясь. Она будет сутками работать, не спать, но своего добьется - станет человеком. Обязательно! Ее жизнь должна быть красивой, полной, не такой, как жизнь в Карташеве, и люди вокруг нее будут другими. Степка не ее герой. Нет, нет!

Просматривая третью полосу, Виктория натыкается на небольшую заметку под названием "В полтора раза быстрее". Заголовок не привлекает внимания, но что-то останавливает взгляд на этой заметке. Сначала она не понимает что, а потом видит какое-то знакомое сочетание букв. Она читает: "В. Перелыгина..." Не может быть! Но тут же четко написано: "Н. Колотовкина, В. Перелыгина, Г. Пцхлава, В. Анисимов и другие". Что это значит?

Виктория торопливо прочитывает всю заметку. В ней говорится о том, что рыбаки Карташевского стрежевого песка увеличили скорость выборки невода. В конце заметки сообщается: "В модернизации оборудования активное участие принимали рыбаки Е. Мурзин, С. Кру-жилин, С. Верхоланцев, Н. Колотовкина, В. Перелыгина, Г. Пцхлава, В. Анисимов и другие".

Виктория стремительно поднимается со стула.

- Нет! Не может быть! - восклицает она.

Виктория возмущена: "Неправда это! Я не принимала участия! Ложь это! Выдумка!" Она снова хватает газету, снова прочитывает: "Н. Колотовкина, В. Перелыгина..." Ее фамилия стоит после фамилии этой самой Колотовкиной, которая к ней, к Виктории, относится насмешливо, обидно-снисходительно, после этой грубой, нахальной Колотовкиной.

- Безобразие! - гневно произносит Виктория, бросая газету.

Ей вдруг приходит мысль, что упоминание ее фамилии вызвано тем разговором с Мурзиным, когда она расспрашивала его о редукторе, обиженная, что ей не сказали о нем. Старик Мурзин, наверное, подумал, что она, Виктория, болезненно переживает, что ее обошли, и по-этому решил назвать ее фамилию. Дескать, гляди, Пере-лыгина, какие мы великодушные, справедливые! Она не хочет быть объектом жалости. Да, да, жалости! Может быть, старик говорил с ней ласково именно потому, что пожалел ее. Значит, они пожалели ее за то, что она могла быть обойденной в заметке, может быть, даже подумали о том, что упоминание в заметке могло быть полезным для Виктории при поступлении в институт. Она обойдется без подачек, ей не нужна жалость все, чего она добьется в жизни, будет результатом ее собственного труда, она сама возьмет от жизни все, что положено взять. Без подачек, без унижения.

- Доброе утро, дочь! - появляясь в дверях, говорит Полина Васильевна. Она сладко, тягуче зевает, пошатываясь, проходит, садится, сонным голосом спрашивает: - Молоко готово? Ты у меня молодцом, Виктория. Что новенького в газете?

- Мама! - Виктория взволнованно подбегает к ней. - Мама, случилось неприятное!

- Ну что может случиться в шесть часов утра? Уплыло молоко? - Полина Васильевна зевает и одновременно улыбается.

- Мама, мне не до шуток- На, читай! - Виктория протягивает матери газету. - Я отчеркнула, где читать!

На газете видна глубокая вдавлинка, которую Виктория прочертила острым, злым ногтем. Полина Васильевна читает отмеченный абзац, стряхивает сон, бодро восклицает: "Молодцы!" Затем читает всю заметку.

- Хвалю, дочь! - весело говорит она. - Шутка ли - почин областного масштаба!

- Это неправда, мама! - отрезает Виктория. - Я не принимала участия в модернизации!

- Почему не принимала? Тут же ясно написано...

- Это ложь!

Полина Васильевна кладет газету на стол, разглаживает рукой, приказывает:

- Расскажи!

Виктория садится и рассказывает все, начиная с выступления, когда она обвинила рыбаков в недисциплинированности, и кончая разговором с Мурзиным. Потом она говорит о том, что заметка обидела ее, что она не нуждается в подачках. Слушая ее, Полина Васильевна смотрит на газету, ей неприятно смотреть на дочь, у которой от гнева раздуваются ноздри.

- Я не понимаю, чего хочет от меня Мурзин? - кричит Виктория. - Это дело с заметкой я так не оставлю! Мне не нужна жалость! Ты сама меня учила быть гордой!

- Понятно, - говорит Полина Васильевна. Что она еще может сказать, если Виктория ей на каждом шагу говорит: "Ты сама меня учила этому!" Да, сама! Учила быть непреклонной, решительной, гордой; боялась, что вырастет неженка, наследная принцесса, и, видимо, где-то в чем-то ошиблась.

Как это случилось, что Виктория все, перенятое от матери, так извратила: решительность у нее стала упрямством, гордость - стремлением встать над окружающими, определенность характера - прямолинейностью его?

- Вот что я скажу, Виктория! - тоскливо говорит Полина Васильевна- - Ты во всем права и... ни в чем не права! Во всем, что ты делаешь, нет главного - души. Это как в зеркале - отражение в нем похоже на живого человека, но это только отражение.

- В чем я не права? - перебивает мать Виктория. - Ты изволь сформулировать конкретно! Меня не устраивают аллегорические формулировки. Ты скажи, в чем, и я решу - соглашаться или нет!

Полина Васильевна тяжело вздыхает. Все, чему она учила дочь на основе своего жизненного опыта, Виктория приняла как железное правило поступать без раздумья так-то и так-то в таком-то и в таком-то случае.

- Да пойми, что ты не права! - умоляет дочь Полина Васильевна. - Нельзя так относиться к людям!

- Как относиться? Что я сделала им плохого? - злится Виктория. Она впервые в жизни так сердито, резко разговаривает с матерью.

- Виктория, опомнись! - вскрикивает Полина Васильевна. - Как ты разговариваешь!