Кругом мелькали лица и сцены из воспоминаний, озаряя его разум, но вместе с тем сбивая с толку. История Вселенной сжалась до короткого мгновения, пойманного в ловушку его ума, и тогда призрак осознал все.

Все сущее — кроме собственного имени.

Он снова уловил запах крови. Пульс подскочил, челюсти заныли от желания вцепиться в плоть и рвать ее зубами. Древний голод. Такой омерзительный и примитивный. Впрочем, именно это животное и постыдное чувство вернуло его в состояние здесь и сейчас.

Магия преобразовалась в физику, и Материум поприветствовал его возвращение. Когда время и пространство снова обрели смысл, призрак понял, как близок был к тому, чтобы потерять себя. Его всеведение превратилось в абсолютную слепоту. Без концентрации все резко стало ничем. Никаких знаний. Никакой истины. Даже никакой лжи. Только пустота. Долгая Ночь лишила его плоти. Сделала призраком и сокрыла его путь во тьме. Он должен был найти настоящее и закрепиться в Материуме. Воин снова попытался вспомнить свое имя, но оно ускользало, находясь где-то впереди, всегда вне досягаемости.

Призрак увидел знакомую фигуру, бредущую сквозь водоворот мыслей. Она выглядела как обычная тень варпа, еще одно эхо Эмпиреев, и все же он чувствовал, что это нечто большее.

Призрак еще больше сосредоточился. Это оказался Кровавый Ангел в синем доспехе библиария, с жесткой и упругой кожей, указывающей на его преклонный возраст даже по меркам астартес. Его лицо вызвало в памяти другие лица — целой толпы благородных воинов. В глазах одинокого космодесантника, как в разбитом зеркале, отразился легион таких же героев, словно собравшихся для грандиозного парада.

Действительность грозила снова размыться до абстракции, и призрак еще пристальнее вгляделся в библиария мысленным взором, настроенный закрепиться в реальности. Он должен был найти корень зла, из-за которого потерял свои корни, выяснить причину своей слепоты. С усилием он заставил вереницу героев снова слиться в одного Кровавого Ангела.

— Рацел, — прошептал он, с удовольствием вспоминая имя воина.

Это был его помощник, эпистолярий Гай Рацел. При виде брата-библиария его охватило жгучее нетерпение.

Призрак медленно пополз к правде. Чары варпа ослабили хватку, и он начал различать детали вокруг Рацела. Библиарий находился на борту корабля, подвергшегося нападению. Призрак уцепился за эти твердые, объективные истины, как утопающий за соломинку.

Рацел врезался в скользкую от смазки переборку, когда палуба задрожала. Его доспехи звякнули о трубы, и во мраке полетели искры. Кровные рабы в капюшонах закувыркались, тяжело ударяясь о пол и бормоча проклятия. Их багровую одежду испачкали масляные брызги.

Библиарий выпрямился и зашагал дальше, и рабы стали пробираться за ним. Они выглядели как дети рядом с трансчеловеческим воином, закованным в латы.

Призрак попытался позвать Рацела, но не смог издать ни звука — он лишь видел цвета и свет.

— Мой господин, — обратился к Рацелу один из кровных рабов, хрипло и с трудом дыша в насыщенном дымом воздухе. Мужчина казался потрясенным. Хотя рабы ордена были крепче и выносливее людей, они страдали так же, как и корабль. — Может… — Раб настороженно посмотрел на задымленные темные области. — Может, вернемся в стратегиум?

Рацел нисколько не замедлил шага, все так же размеренно выбивая на ходу дробь керамитовыми сапогами. Когда он проходил мимо, сервиторы, громыхая, уступали ему дорогу, едва избегая разрушения и наблюдая пустыми глазами из тени.

Последовало еще больше толчков — каждый сильнее предыдущего, — опрокинувших кровников и разбросавших обломки. Даже Рацел на мгновение упал на одно колено, прежде чем ухватиться за балку и подтянуться.

Библиарий остановился, чтобы вытереть смазку с доспехов, и зашагал дальше. Один из сервов поспешил за ним, яростно постукивая по мигающему ауспику.

— Последние толчки пришли снизу. Из трюма корабля.

Рацел остановился и огляделся, благодаря чему его можно было рассмотреть отчетливее. Мигающие подвесные лампы выхватили во тьме образ сурового библиария. Его слишком крупные черты, угловатые и точеные, словно вылепил душевнобольной скульптор; глаза воина горели насыщенной, потусторонней синевой. Он взял ауспик у раба и изучил столбцы мерцающих символов.

Невольник колебался под взглядом ветерана.

— Милорд, под грузовыми отсеками правого борта что-то есть.

Призрак почувствовал его панику и ухватился за нее, как за второй якорь, связывающий его с реальностью.

— Может, дело не только в ксеносах? — предположил кровный раб. Не могло ли что-то последовать за нами из Эмпиреев? Обитатели варпа? Вероятно, поэтому пустотные щиты отказывают?

Рацел отдал прибор и схватил меч. Призрак мгновенно узнал его. Люценсис. Невероятно красивое оружие. Немногие за пределами ордена могли понять силу, заключенную в таком элегантном и симметричном предмете. «Красота — не потворство желаниям», — подумал призрак, начиная вспоминать свою философию. — «Красота показывает нам, как жить. Как быть уравновешенным и сильным. Как быть правильным».

Пока призрак изучал смертоносную реликвию, он вспомнил божественные оружейные Аркс Ангеликум, а затем и остальную часть крепости-монастыря на Ваале. Поток изящных, искусно выполненных узоров затопил его разум. Он настолько залюбовался Люценсисом, что опять чуть не потерял себя. Вдоль исписанной руническими письменами рукояти вдруг запульсировали рубины, и призрак увидел кровь, капающую с ладони библиария из раны, нанесенной им самим. Запах крови коснулся его чувств, разжигая жуткий голод и давая еще одну точку опоры в реальности.

Кровный раб отступил на несколько шагов, разглядывая старинное оружие Рацела.

— Найдите первого помощника Кастуло, — распорядился эпистолярий. — Скажите, что я скоро присоединюсь к нему на командном мостике. Он должен придерживаться текущего курса. Пусть старший по вооружению сделает все возможное, чтобы сохранить «Клятву на крови» в целости и невредимости. А я отправляюсь решать проблему под грузовыми отсеками.

Кровник попытался кивнуть и одновременно покачать головой. Он с тревогой посмотрел на других рабов, потом снова на космодесантника.

— Держать курс, милорд? — Раб бросил взгляд на трубы, извергающие маслянистую жидкость, и на дым, распространяющийся по коридору. — По направлению к ксеносам? Но корабль и так разваливается на части. И нет никаких признаков остального флота поблизости. Милорд, у нас ведь всего лишь один фрегат. Я…

Рацел поднял бровь.

— Милорд. — Невольник побледнел и отвесил низкий поклон, после чего махнул своим столь же растерянным подчиненным. — На мостик!

Гай предостерегающе поднял руку, все еще неодобрительно нахмуренный. Он посмотрел на одежду мужчины, мятую и грязную после падения. Кровник покраснел от стыда и резко отряхнулся. Затем, поклонившись во второй раз, он повел своих людей прочь.

Рацел подождал, пока они скроются из виду, затем повернулся и посмотрел в проход.

— Ты здесь? — прошептал библиарий, вглядываясь в темноту.

Безымянный призрак знал, что Рацел обращается к нему, и закричал, пытаясь вырваться из тени и ответить, но это было невозможно. Он был нем, как могила, и затерялся во мраке.

Еще один толчок сотряс сводчатый потолок, и ребра жесткости из древнего феррокрита с лязгом свалились на палубу. Рацел покачал головой и зашагал в другом направлении. Он добрался до люка, рывком открыл его и нырнул глубже. С грохотом спускаясь по узким трапам, он держал путь на самые нижние уровни трюмов корабля.

Призрак последовал за ним, свернувшись в тени Рацела и пытаясь вспомнить собственное имя.

Когда они спустились — один во плоти, другой бестелесный, — вой сирен заглушил более громкий и низкий шум, похожий на утробную пульсацию плазменных двигателей, отдающуюся через переборки. Странный животный звук, но за ним призрак уловил нечто еще более странное — голоса, плач и рев.

Голоса разожгли в призраке забытую боль. Инстинкт подсказывал ему отпрянуть от источника, но боль была такой знакомой, такой реальной, что он ухватился за нее и таким образом закрепился в настоящем прочнее.