– Но новый ректор теоретически может влезть?

И снова через стол прилетел такой убийственный взгляд, что стало не по себе.

– Пусть попробует.

На этом тема как-то сама собой закрылась.

Когда Мелиса присоединялась к нам, становилось немного веселее: ее присутствие оживляло беседу, хоть и не делало ее более личной. Зато гнетущей тишины становилось меньше. Мелиса умела поддерживать непринужденную беседу и вовлекать в нее окружающих. Как я поняла, она как раз относилась к какой-то магической аристократии, но после разрыва с семьей потеряла все привилегии. О своей истории она тоже предпочитала помалкивать и вела себя так, словно совершенно не переживает. Возможно, так и было, все-таки восемь лет прошло.

Мне казалось странным, что она так и не вышла замуж, ведь Колт, как я поняла, освободил ее от уз договорного брака именно для того, чтобы она смогла вступить в нормальный. Очевидно, проблем возникнуть не могло, но она что-то не торопилась. Возможно, предпочитала свободу. Или любила кого-то, кто не отвечал взаимностью. Я каждый раз внимательно наблюдала за ее общением с моим отцом, но так и не заметила ничего романтического ни с одной из сторон.

А рядом с Колтом действительно не было видно никого другого.

Для меня это мало значило. Мама умерла много лет назад. Даже если бы Колт был ей настоящим мужем, а мне – отцом, он имел бы право устроить свою жизнь с другой женщиной. Требовать от него уйти в монахи как минимум нелогично, а я уважаю логику. Но мне и так предстояло привыкнуть к мысли, что у меня есть отец. Привыкать еще и к мачехе – уже слишком. Да и, честно говоря, часть меня – та злая часть, что порой все портила, – не возражала, если бы все эти годы мой горе-отец страдал в одиночестве. Только я очень сомневалась, что он в нем действительно страдал.

Во второй половине дня Мелиса обычно занималась своими делами, а я была предоставлена сама себе. Мне выдали внушительную стопку книг по истории истинного мира, Содружества, кланов оборотней и человеческих территорий, предполагалось, что я должна их читать, но нудные тексты навевали на меня тоску и усыпляли. Осилив для приличия пару страниц, я отправлялась бродить по замку и его окрестностям.

Как и обещал, Колт показал, где находится Мертвый лес. Выглядел тот, кстати, вполне обычно, живенько так, но попасть туда не представлялось возможным. Деревья немного не доходили до замковой стены, а по той регулярно шаталась охрана, спрятаться от их взглядов было негде. Возможно, ночью стражники следили менее пристально, да и темнота могла помочь, но после одиннадцати все входы и выходы перекрывались. Да и не настолько я лихая, чтобы бросаться в подобные авантюры ночью без надежного напарника. Оставалось лишь любопытствовать:

– Все-таки почему туда нельзя ходить?

– Там заканчивается территория Содружества, – пояснил Колт.

– То есть… там граница? Так близко?

– Да.

– И она никак не охраняется?

– Почему же? Там дежурят патрули миллиты. Переходить на другую сторону – противозаконно, поэтому за пересечение границы тебя могут арестовать.

Я кивнула, хотя это и показалось странным. Миллита – что-то вроде местной полиции. Возможно, с чуть большими полномочиями, раз охраняют границу. Но по идее они должны предотвращать незаконные пересечения оттуда. Впрочем, Колт мог иметь в виду, что меня арестуют в момент возвращения с чужой территории. Но почему он ни слова не сказал о том, какое наказание нелегала ждет в соседнем государстве?

Расспрашивать я не решилась: это могло выдать мое желание однажды наведаться в запретную зону.

Несколько раз я доходила в одиночестве до города. Гуляла по узким улочкам, рассматривала дома, витрины немногочисленных магазинов, людей. Местечко выглядело весьма депрессивно, хоть и занимало приличную территорию. Многие дома пустовали, некоторые и вовсе были заколочены. Люди казались не очень приветливыми и пялились на меня, даже когда я облачалась в приобретенную здесь одежду. Лишь в третий визит стало понятно, что я вызываю интерес не внешним видом, а фактом родства с Колтом, о котором все уже знали.

Выяснилось это, когда румяная хозяйка пекарни принялась зазывать на свежеиспеченный калач с кружкой молока. Я ответила, что у меня нет при себе денег, а она лишь махнула рукой.

– Так я на счет господина директора запишу, он потом оплатит. За дочку-то…

Было так странно слышать, как меня называют чьей-то дочкой, что я сразу согласилась. Колт явно не обеднеет, если я перекушу за его счет. Все равно я сейчас на его обеспечении, он мне серьезно задолжал за первые восемнадцать лет жизни. Сомневаюсь, что папаша платил алименты на мое содержание.

Но после того случая желание ходить в город отпало. Стало понятно, насколько я там на виду, а это немного неприятно. Мне больше нравилось оставаться в тени. Поэтому чаще всего я проводила свободное время, исследуя замок.

Конечно, больше всего интересовала закрытая часть, но попасть в нее тоже оказалось весьма проблематично. Это была одна из самых старых построек, а возможно, и вовсе первая. Немногочисленные входы надежно запирались, по крайней мере те, что нашла я. Но помимо очевидных проходов, в замке встречаются и скрытые, поэтому лазейка вполне могла существовать. Мне не надоедало ее искать, но я старалась не привлекать к этим поискам внимания, поэтому чередовала их с изучением замка в целом.

Несмотря на свою мрачную архитектуру, которую в моем мире наверняка назвали бы готической, а может быть и благодаря ей, место мне нравилось, но иногда и пугало. Я бы не назвала его уютным, хотя в своей комнате обустроилась с комфортом, какого никогда не знала дома. Днем в хорошую погоду это была просто серая каменная громадина, внутри которой всегда прохладно. Но стоило испортиться погоде (что происходило довольно часто) или опуститься ночной темноте, как замок преображался. Всю нижнюю часть окутывал туман, серый камень чернел, пустые башни, на солнце казавшиеся сонными, становились мрачными.

Больше всего напрягала тишина. Днем пели птицы, переговаривалась и смеялась стража, жил своей жизнью город и отголоски этой жизни создавали фоновый шум. Но в дурную погоду половина звуков стихала, а после вечерних ударов колокола тишина окутывала замок плотнее, чем густой туман. Для человека, привыкшего к постоянному гулу городского транспорта, бормотанию телевизора и громкой музыке в ушах, это было почти невыносимо. В такое время оставалось слушать только треск огня в камине и радоваться, что есть хотя бы он.

Побродить по замку в ночное время я решилась только раз, в самом начале лета. Долгой эту вылазку не назвать, мне едва удалось уговорить себя выбраться за пределы башни, после чего я позорно побежала обратно, захлопнула дверь комнаты и вновь подперла ее стулом, хотя после первой ночи ни разу так не делала.

Нет, ничего страшного я не увидела. Не столкнулась с привидением, не стала случайным свидетелем кровавого преступления. Но эта бескомпромиссная темнота вокруг и тишина, нарушаемая лишь тихими завываниями ветра, подействовали сильнее самого страшного из виденных мною ужастиков.

Хоть я и прихватила из настольной лампы светящийся магией шарик, полностью разогнать тьму он не мог. Замок я тогда почти не знала, каждая ниша, даже не очень глубокая, казалась мне провалом в черную бездну, из которой могло выползти что-то страшное и опасное. Все время мерещились какие-то шорохи, шепот, вздохи, даже едва слышные шаги, которые стихали, стоило самой замереть. Я не ожидала от своего воображения такой подставы, ведь в прежней жизни мне доводилось лазить по заброшкам и в темное время суток, а однажды мы с приятелем даже провели пару часов ночью на старом, давно недействующем кладбище – на спор. Приятель, кстати, едва мне все не испортил: уже через полчаса готов был сбежать, тогда как я чувствовала себя абсолютно спокойно.

Здесь же спокойствие отчего-то мне изменило, и с тех пор я после ужина с Колтом из комнаты не выходила.