И вдруг, пока часовые стояли, созерцая ее, бредущую в благочестивом и неприветливом смирении, на склонах гор началось настоящее столпотворение.
Из своих нор и пещер хлынули сотни чудовищ, рычащих, ревущих, визжащих и воющих. Их пасти изрыгали пламя, и воздух заволокло дымом. Чудовища так сильно хлопали крыльями, что медные перья с грохотом дождем сыпались на землю. Гигантские змеи извивались и шипели. Чудовища скалили тигриные клыки, их копыта стучали по горному склону, а рога грохотали, ударяясь о камни и скалы.
Дозорные были потрясены. Никогда появление одной из отверженных дев не вызывало такого буйства. Может быть, эти ужасные - да простит Бог! страшилища просто взбесились? Воины нервно хватались за луки и мечи, спрашивая себя, сгодится ли такое оружие в предстоящей битве и не будет ли это богохульством. Полчища тварей одновременно ринулись вниз по склонам и помчались по песку, напоминая чудовищный поток лавы.
Но чудовища не обратили внимания на часовых и башни. Они устремились к одинокой фигуре девы. Сбитые с толку, напуганные воины потеряли ее из виду в туче пыли, огня и дыма, в мелькании крыльев, рогов, хвостов и чешуи...
Так стражи-нелюди обычно встречали приближающихся к колодцу чужеземцев: Симму не была местной, а значит, нарушила границы, и ее надо было разорвать на куски. Неясно, правда, почему все чудовища помчались разом, чтобы принять участие в столь простом деле. Возможно, они почуяли в Симму не просто заблудившуюся чужеземку, а героя - реальную угрозу сложившемуся порядку вещей. Как бы то ни было, Симму опередила их.
До того как твари подбежали к ней, Симму сбросила все одежды, кроме покрывала, скрывающего лицо и волосы, и начала сложный волнообразный танец.
Симму обладала особой силой. Волшебство танца, восхитительные, возбуждающие чары эшв превращали самых диких земных тварей в ручных. Хватало одного прикосновения руки, мысленного шепота - ласкового шепота эшв, чтобы околдовать змею, птицу, лису или пса. Танец Симму усмирил бы даже дикого единорога или кота-людоеда. Но чудовища, которых Лилас оставила в пустыне, были не земными, а колдовскими, созданными ею самой. И все же, когда Симму начала танцевать, клыкастые челюсти тварей отвисли, рога в смирении опустились к земле. Они сложили крылья, а хвосты их поникли. Как такое могло произойти?
Конечно, на шее Симму висел камень демонов, спасший героиню в отравленном Мерхе. Возможно, камень усилил заклинание Симму. Но все равно, этого было бы мало, если бы не произошло еще одно событие. О нем не знал Симму, и, конечно же, не знал никто в Вешуме. О нем не знали даже стражи-нелюди, хотя это событие бросило на них свою тень, изменило и ослабило их, лишив смысла их зловещее предназначение.
Колдунья, сотворившая их двести девятнадцать лет назад, теперь была мертва.
Большую часть чудес сада она сотворила при помощи особого колдовства, основанного на сочувствии и ревности. Но именно ее собственное воображение и жестокость поддерживали силу стражей-нелюдей. Сад уже давно не являлся главным детищем ее жизни, и она задвинула его в пыльный чулан в дальнем уголке памяти, но иногда все же вспоминала о нем, а вспоминая, радовалась. Это был ее шедевр, ее дар любви Владыке Смерти. Все, что касалось сада, купалось в далеких лучах ее подсознательного восторга и черпало оттуда свои жизненные силы. А сейчас этот источник исчез, исчез источник, который на расстоянии заводил механизм, заставляя его работать без сбоев. Сознание колдуньи, питавшее ее чары, оказалось заперто во Внутренней Земле, а оттуда редко что-то проникало во Внешние Миры. Чудища бросились на Симму, собираясь - как положено - схватить ее и разорвать. Но подобно угасающему пламени, они лишились питающей их силы, поэтому Симму хватило обычной магии, чтобы обуздать их и заставить забыть свой долг, лишить смысла все двести девятнадцать лет их безжалостной службы.
Вскоре чудовища уже ласкались к девушке. Они терлись тигриными мордами о ноги Симму и лизали ее странными раздвоенными языками. Твари с наслаждением подчинились сладким чарам эшвы. Существование их было долгим и однообразным. Даже чудовища устают от такой жизни.
- Это что ж такое? - недоумевали часовые, наблюдая, как дева, в сопровождении чудовищ, поднималась по ближайшему склону.
- Ее голова закутана покрывалом, но сама она обнажена, - сообщил с наблюдательной вышки один из стражей. Остальные, желая избежать кощунственных мыслей, отвели глаза.
- По-моему, она танцует! - крикнул страж с вышки. Он тоже видел этот танец, так что заклинание частично коснулось и его. Его глаза наполнились слезами, когда он, пошатываясь, спустился со своего поста - неслыханный проступок!
- Нам что, пойти за ней? - удивлялись воины, стоявшие у склона.
Раньше они всегда следовали за девой. Но сейчас, даже имея приказ, они предпочитали держаться на значительном расстоянии от чудовищ, которые вдруг перестали вести себя так, как положено знаменитым вешумским тварям. Поэтому воины остались на месте и совсем потеряли из виду лжедеву.
Близился закат. По пустыне поползли тени гор, башен и неподвижно замерших стражей. Небо окрасилось золотом, западное плато казалось припудренным красной пылью, по которой колесница солнца катилась к краю света.
Невидимая для людей, Симму подошла к высокой раскаленной стене. Над ее вершиной в небо уперлась корона молний, сверкающих все ярче в быстро сгущающихся сумерках.
Симму добралась до того места, где скрывалась дверь.
Она сбросила покрывало - последнее, что было на ней, - и в тот же миг потух последний луч солнца. Симму прошептала что-то, и чудовища, сопровождающие ее, лениво разлеглись на камнях, вяло помахивая хвостами-змеями, а их бесцельно двигавшиеся крылья поднимались и опускались, словно множество медных вееров. Симму направилась к двери, появившейся среди деревьев именно в том месте, о котором рассказывали жители Вешума. Жар, исходящий от стены, стал почти невыносимым, и дверь открылась.
Но тут путь Симму заступил страж врат сада.
Это создание могло изменять свои размеры. Сначала оно было крошечным, как улитка, а вход в его норку - узкий, словно девичье запястье. Но, вырвавшись на свободу, страж раздувался, у него вырастали руки, клыки и отвратительные щупальца, Он напоминал змею, покрытую матовой чешуей; змею с несколькими мускулистыми руками, с когтями из голубоватой стали. Его лицо, словно вышедшее из ночного кошмара, чем-то походило на безволосое лицо безумца. Чудовище ухмылялось, скаля остро отточенные кинжалы клыков, и два выпученных глаза отвратительного ржавого цвета (может, цвета ядовитых гранатов колдуньи) горели во тьме. Ладони многочисленных рук чудовища тоже были ржаво-красными, а язык, время от времени показывающийся между зубами, - угольно-черным. На его запястьях, скулах и висках торчали острые шипы.