Но нынешней зимней ночкой температуры и пространства мало заботили тех, кто нашёл под сводами спальни свою сокровенную бессонницу. Космос вспоминал об удобстве тогда, когда пуховое одеяло по небрежности падало на пол. А Лизе…

Лизе казалось, что она вконец перестала ощущать себя, полностью окунувшись в неиссякаемую любовь и радость обладания собственным… Космосом. Очнувшись от короткой разлуки, они искали приюта в своём абсолютном единстве. С замиранием льнули друг другу, не допуская неуместной закрытости и малейшего холодка. Космос с Лизой помнят, что в стремлении быть вместе их никто и ничто не сможет остановить.

Ничего не попишешь!..

Лиза разлеталась будто по кусочкам стекла и чувствовала, что нега течет по венам вместо крови, а Космос не мог налюбоваться красотой обнаженного стройного тела, не уставая ласкать изящные изгибы и целовать каждый сантиметр белоснежной кожи. В темноте ночи ярко-голубые зрачки его алмазной светятся, безмолвно уверяя в нерушимой привязанности, и Кос тонет в этих омутах, с наслаждением ловя ритм жарких движений. Он зависим от томительных прикосновений и жгучей страсти, а Лиза готова поддаваться, зная, что космическая вселенная живёт любовью. Вселенная, где только ей можно спрятаться от дневных тревог, как под самым надёжным укрытием. Либо он, либо никто…

Снесло голову? Никто же этого не отрицает!

Они никогда не собирались оправдываться.

— Нам спать по разным углам противопоказано, — с рваным придыханием произносит Лиза, пытаясь потянуться. Космос совсем придавил её собой, не давая свободы, но ей нравилось ощущать его настолько близко. — Вот, лежи так! — сцепив руки на широкой мужской спине, Холмогорова загадывает единственное желание: чтобы волшебная ночь длилась дольше.

Кос охотно отзывался на любовный порыв жены.

— А я тебе о чём? — накрыв припухшие губы жены глубоким поцелуем, Космос доказывает, что Лиза заставила его капитулировать, не давая видеть перед собой ничего, кроме себя. — Ты попалась, хорошая, давно попалась!

— Я тебя люблю, — Лиза готова повторить главные слова хоть тысячу раз, потому что они принадлежали Космосу Холмогорову. — И за твои дурацкие бухие страдания в следующий раз тебе не сдобровать. Можешь не спрашивать, кто тебя сдал!

— Милая, скажи, что в наказание будет рабство! Угадай, какое я загадал? — и по тому, как азартно поднялись черные брови Космоса, Лиза не терялась в догадках, что в конкретном моменте ему нужно. — Да? В кайф же?

— Настолько хорошо меня знаешь? — любовь — это очень конкретные желания, которые не скрываются и не ведают стыдливости. Лиза ничего не утаивала от Космоса, и поэтому вкрадчиво проходится губами по его шее и ключицам, без подсказок и лишних звуков намекая о заветном «да».

— Всю… — побуждая Лизу полностью ему отдаться, Кос лёгкими касаниями ладоней дотрагивается до её волнующей груди. Лиза обезоружено стонет, позволяя рукам Космоса блуждать по её разгорячённому телу, спускаясь к вздымающему животу, и, приникая ниже. Она воспринимает всё остро, пылко даря отзывчивые ласки, и ночь всё больше и больше обретает для них свои краски. С каждым новым поцелуем…

— Кос!.. — его не нужно просить дважды.

Бесхребетное терпение Холмогорова уступило законное место природной темпераментности, и он жадно целует Лизу, резко притягивая к себе. Космос возбужден до предела, чем голубоглазая незамедлительно пользуется, плотно обхватывая мужские бедра стройными ногами. Сделав первый рывок навстречу, они растворяются в сладком мареве ощущений, делающем сердца безропотными, а души неделимыми. Выбор давно предрешён. Не нужно спасать и спасаться. Нужно лишь забыть о том, что может разделять…

Холод больше не залетал через форточку. Или на него никто не обращал внимания?

Космоса и Лизу не заботили такие мелочи.

— Мне сон грозит? — на полном серьёзе интересуется Лиза, очнувшись от блаженного забытья. Космос смотрит на неё нежно и совершенно осознанно, гладя по согнутым коленкам, которые держал в своих ладонях. — Солнце?..

— Совратила, красивая, а теперь спать собралась?

— И я тоже скучала по тебе, Космос!

— Лизк, забудь… — вспомнив, как завершился вечер субботы, Кос готов признать, что где-то немного перегнул палку. — Пиздец случается. Передергиваю дико!

— Кос, ты сам видишь, что происходит, — перипетии города-героя мало бы занимали сознание Лизы, если бы не коснулись её семьи, — мне не нужно объяснять тебе на пальцах?

— Мне надо, чтобы ты со мной была, а остальное решим! В первый раз, что ли? Ну, Лизок…

— Бурю замутил, как будто я на Крайний Север собралась!

— Ты же знаешь, что я на многое горазд?

— Иде-а-а-ально, — Лиза намеренно делает акцент на «а», — но от орева твоего чуть ребёнок не проснулся.

— Ну, мамань, скажи на бис, что я придурок? — роняет Космос, не скрыв налёта тоски в голосе. — Некоторые прям часто выражаются и намекают, что я с дуба рухнул, и один из них твой медовый братец. Зла, блять, не хватает, а кулачины чешутся!

— Жалуйся, сколько влезет, — скользнув по щеке мужа с поцелуем, Лиза надеется, что мимолетная туча мигом исчезнет. — Мне нравится тебя слушать, ты это ещё не понял?

— Неугомонная, я поэтому на тебе и женился.

— Что я узнаю? — Холмогорова делает попытку лягнуть Космоса в бок, но в отместку на драчливый выпад он щекочет её за поясницу, а после смачно шлепает ниже, задерживая ладони на округлых ягодицах. Лиза негромко вскрикнула, но не стала вырываться. — Ах… ты!..

— Ах я, жопа ты несносная! — всё происходящее наедине с женой было настолько правильным, что Кос терял мысли о суетном, дожидающемся его в столице. — Защупал бы тебя! Люблю, не могу…

— А я бы тебя никуда не отпускала, Кос, — Лиза кладёт светловолосую голову на поджарое плечо мужа, теряя задорный пыл. Космос только крепче обвивает грациозную талию, не давая Лизе отодвинуться.

— Куда я от тебя денусь? — мужчина неспешно разбирает золотистые локоны, беспорядочно раскиданные по подушке. — Ты же моя ленинградская ведьма, а ведьме без черного ворона не положено!

— Ворон ты… московский! — пусть он выдумывает, что угодно, а она послушает. — Ну и раздолбай…

— Ладно, иди ко мне, — на секунду Лизе кажется, что Космос боится того, что она испарится, и поэтому так несдержанно прижимает её к себе. Сдавливает, но Холмогоровой это даже приятно, а жалостью к себе она не страдает. — Я же приехал? Приехал! Там бы и Фил мне башку бы открутил, как бы не так, там бы сам от безнадёги сдох. Томка бы ещё сказала, чё это я к подруге еду, а не ты, козлина!

— Ой, Тома! Проговорилась… — сдавалось Лизе, что у Тамары с Валерой аналогичная ситуация, о которой можно красноречиво сказать лишь одно: лучшая подружка — это муж! — Блин, вот ей бы не геройствовать…

— Чё человека гневишь? — Космос не понял намека жены, упрекавшей Филатову за желание сменить координаты. — Теофил беспокойный за неё какой-то. Хрен пойми, что у них стряслось. Я не лез, но…

— Секреты хранить умеешь?

— Бля, ну это предсказуемо!

— Не хочешь подсказку?

— Я одну такую подсказку смастерил, и ты там тоже пробегала, — Лиза и не спорила. Вот именно, что пробегала, а Арька похожа на неё только шапочкой светлых волос. — Когда дружки постарались? Не шкериться по углам надо, а водку ящиками таранить!

— Нет, Кос, не до этого, выслушай. Во-первых, у Томки новогоднее желание сбылось, скольких лет давности не помню, она сама едва верит. Во-вторых, если я, прости, не заблевала бы одну пафосную свадьбу, не будем говорить чью, то про нас раньше четвертого месяца тоже бы никто не допёр. Кто не надо, я про тех…

— А все не вкурили, от какого космического духа ты постоянно вялая, как тухлый помидор? — девяносто первый год, несмотря на таинственное дуновение ветра перемен, виделся Косу крайне удачным периодом. Достигнутые для общего дела вершины казались невиданными, амбиции плескались через край, а в семейной жизни случилась целая Арька, без которой сложно представить их с Лизой союз.