Это что-то значило. Как в страшной сказке.

Лиза ужасно хотела к Космосу. Желала трепетно обнять своего космонавта, прижимаясь как можно ближе, и твердить, как сильно она его любит. Очень любит! И ей невыносимо больно, когда резкие слова обнажают раны, становящиеся препятствием на пути к прежнему пониманию. Невозможно жить в состоянии холодной войны.

Пусть и жила, претерпевая неловкие обиды и не давая истерике пробиться наружу. Лиза занималась детьми, напрочь забывая о трудовых буднях в Москве, а молчание телефона уже не казалось таким удивительным.

Потребление черного чая не способствует приходу сна, но Лиза не искала короткого пути в царство Морфея. Ей непривычно просыпаться и засыпать одной, как бы странно это не звучало. Сон придёт к ней, но случайным посетителем к рассвету, а пока Холмогорова стоит у полночного окна, рассматривая сумрачные виды города-героя. Она пытается не помышлять, спит или не спит сейчас Кос, дома ли он или…

Дьявол! В ней просыпался ураган ревности, когда она накручивала себя тем, что Космос вовсе забыл про них с Арькой, пропадая там, где не следует. Отравлялась ревностью хуже, чем ядом. Пусть Лиза прекрасно знает, что порядки, выбранные мужем в юности, исключали безоблачное течение событий. Но она верила в то, что он никогда её не подведёт. Несмотря на происходящее, Лиза ощущала любовь Космоса и загоралась ответной нежностью, что давно сделало их единым целым.

И подарило Арю, которая никогда не должна узнать, что папа и мама теряются в темных противоречиях. Кос сам выстраивал вокруг Арьки вселенную, освещённую огромным обожанием, а Лиза изо всех сил способствовала тому, чтобы Аря никогда не разочаровалась. Главное — в своих же родителях.

Любовь не теряют, Космос и Лиза никогда не смогут расстаться и расцепить руки. Но Холмогоровой противна одна мысль о том, что они бездарно тратят себя на скандалы и бесполезное стремление доказать, кто прав, а кто виноват.

***

Первой в большой квартире проснулась Ариадна. Потянулась, проворно покрутила златокудрой головкой и, подойдя к соседней кроватке, проверила, крепко ли спит её любимица Настенька. Игра в «Дочки-матери» пришлась дочери Космоса по вкусу, но проворной Арьке не сиделось на месте. Её путь лежал к маме.

Лиза разлепила тонкие веки, услышав знакомый топот ножек в розовых тапках с «Микки Маусами», и, торопливо глянув на часы, подняла себя с табуретки. Она заснула прямо на кухне, в согнутом положении и тело ныло от неудобной позы, но если Арюша рядом, то со сном действительно стоило попрощаться до одиннадцати вечера. Сегодня точно станет легче. Тем более своим кислым видом она не порадует ни Москву, ни родной Питер.

— Уже проснулась? — Арюша стала ранней пташкой — на часах половина восьмого утра. Личико самой младшей Холмогоровой светилось улыбкой, в которой не было ни капли сонливости, а глазки довольно искрились. — С добрым утром, зайчик! Иди к маме!

— Мама… — шепчет Аречка, взбираясь к матери на руки. Лизу совсем не отягощает дорогая ноша, а между тем Арюша продолжает болтать: — Ёлька спит… Т-с-с-с!

— Ну и хорошо, что наша Ёлка спит, Арюш, — Лизу радовало, что в речи дочери прибавляется осмысленности. Часто Арька просто стеснялась говорить при посторонних людях, пряча лицо за фигурами родителей, но в последнее время её будто прорвало, — а вот Настеньку мы с тобой проверим. Вам с ней что пора?

— Кушать, мам… — не без удовольствия изрекла Арька, потирая ладошки.

— Тогда пойдем поднимать твою любимицу?

— Падём, я пе-л-л-вая!

— Моя ты радость…

Дочка Ёлки и Рафа больше походила на ручную белочку, чем на ребенка, входящего в пору бесконечных проделок и беспричинного веселья. С Настей было легко совладать, она редко капризничала и могла часами сидеть на руках у взрослых. Аря же демонстрировала совершенно иной характер, не брезгуя детскими шалостями и поводом вызвать на лице окружающих смех. Но противоположности молниеносно притянулись, и Лиза и минуты не думала, как сложно ей будет управляться с двумя погодками. Девочки будто бы чувствовали, что случилось в семье, и большую часть дня умиляли взрослых тем, что прекрасно ладили.

Когда Ёлка появилась на кухне, Лиза уже закончила кормить детей, занимаясь мытьём посуды. Аря и Настя сидели на стульчиках, наблюдая за мультяшными приключениями в телевизоре и пытаясь заплетать косы старой кукле. Обстановка в доме могла бы считаться образцовой, если не учитывать, что Черновой рекомендовали лишний раз не выходить из подъезда, а в больницу сопровождали с охраной. Пора привыкнуть.

— Бодрствуете, синички? — Елена присаживается на трубку рядом с малышами. — Мои хорошие синички…

— Ждём хозяйку, — звучно вымолвила Лиза, стараясь сохранять внешнюю веселость, — и тебя с добрым утром!

— Доброе, — дом заметно опустел без мужа, что стало для Ёлки чуждым состоянием. Но какое-то отрезок жизни она жила в отцовской квартире одна, пользуясь редкой радостью видеть племянников раз в полгода, — доброе утро! И я успела позвонить в больницу, чтобы ждали. Пока никаких улучшений. Как-то так, Лизка…

— Поедем туда все вместе? — поинтересовалась Холмогорова, закидывая передник в кухонный шкафчик. — Дети не помешают.

— Нет, нет, я сама, и обещал приехать Гела, — Ёлке будет куда спокойнее, если Лиза и девочки останутся дома, — и опустеет ваша Москва…

— Переживём!

— Куда денетесь?!

Подойдя к холодильнику, Ёлка резко открывает дверцу, достав с крайней полки открытую коробку молока. Не подогрев, она наливает напиток в любимую кружку, желая поглотить желаемую порцию залпом, но Лиза, предвидя последствия употребления холодных жидкостей, прерывает манёвр.

— Кажется, кто-то совсем не думает о себе! — в Холмогоровой просыпались почти родительские чувства по отношению к Ёлке.

— Я тебе что говорила, Лиза? — в самом деле — много чего, но в моменте Черновой важно не сдать боевых позиций. — Когда кажется — креститься надо!

— Я не крещёная — дед запретил меня крестить, а твоей простуды ещё не хватало! — Лиза реагирует на действия тётки также, как на проделку Арьки. Вспышка, принятие, решение проблемы. — Я подогрею. А тебе бы полежать! Принесу завтрак в комнату.

— Шут со жратвой, Елизавета Алексеевна, детей накормили и ладно! — Чернова стремительно роняет себя на стул, закрывая пылающие щёки ладонями. Голова идёт кругом, плавая в смятении. — Деть куда себя не знаю! Муж жить не хочет, весь в проводах, а на улицу хоть не выходи. Все звонят, как будто вдова! Что за жизнь-жестянка, скажи?!

— К началу, родная, давай признаем то, что причины любить жизнь перевешивают!

— В тебе хороводит молодость или пиратская смелость?

— Твоё тяжелое наследство!

— Упёртая, ты от мужа своего нахваталась?

— То, чего я у него нахваталась, сидит рядышком и мультики смотрит.

— Вот и умница!

— Бери пример!..

Ёлка имеет право на жалобы. Она привыкла упорядочено существовать, играя честно и неуклонно исполняя служебные обязанности. Прилежная ученица, которой пришлось распрощаться с идеальной чиновничьей биографией. Наступившие девяностые обязали пересмотреть взгляды не только на дальнейшую судьбу, но и на службу. Чернова продолжительное время маневрировала поверх подводных камней, пренебрегая шансом вспомнить про себя, но брак с Рафаловичем заставил бросить жребий: Чернова не вернётся в мэрию, а после декрета и вовсе займётся научной работой. Дело решенное.

— Хорошо, Лиз, мне чаю чёрного, в горло кусок не лезет, — Ёлка берет на руки Настеньку, которая доверчиво обвивает материнские плечи ручонками, переставая следить за происходящим в телевизоре, — чайник поставь, а я потом приду, заварю.

Поманив с собой Ариадну, Чернова уходит в гостиную, желая отвлечься на тех, о ком действительно следовало заботиться и не спускать глаз. Лиза имеет возможность остаться наедине с собой минут на пятнадцать, и, спешно найдя на подоконнике початую пачку красно-белых, она выходит на пустынную лестничную площадку.