– Мам, – тихо позвала ее я. Она дернулась, потом посмотрела в бок, однако я все еще стояла за ее спиной. – Ты… опять? – укоризненно добавила я, придвинувшись ближе и указывая на бокал в ее руке. Мама виновато опустила глаза, затем ухмыльнувшись, посмотрела на меня. В ее глазах была грусть.

– Тина, дочка, – улыбнулась мама, приглашая меня сесть рядом с ней. Я покачала головой. – Ты все слышала, да…

Я кивнула, а затем скрестила руки на груди. Я не в праве требовать у нее или у отца оправданий, так как это была их жизнь и их выбор. Который несомненно сильно отражался на мне, но, я не собиралась жить с ними всю жизнь. Развернувшись, я подошла к холодильнику, в котором точно должен был иметься запас болеутоляющих, и найдя необходимое лекарство, я налила из графина два стакана воды. Маме тоже нужен был отдых.

– Примешь ее минут через пятнадцать, – протянув таблетку, предупредила я, а затем выхватила из ее рук бокал с алкоголем. – Этого на сегодня хватит, – предупреждающим тоном добавила я.

Интересно, во всех семьях происходили такие ситуации с родителями? На секунду я снова погрузилась в воспоминания о Брэндоне. Я видела в тот день его маму и то, как они говорили друг с другом. Кажется, сегодня она готовила нам печенье. Стало немного грустно, а затем и вовсе страшно, когда я подумала о том, как миссис Хартер застукивает нас с ее сыном на рабочем столе в весьма недвусмысленной позе.

– Почему ты не идешь спать? – спросила мама, запивая таблетку стаканом воды. Кажется, она плакала, это было видно и без яркого света, в том полумраке, в котором мы сидели.

– У меня разболелась голова, я спустилась за тайленолом, – ответила я, присаживаясь рядом. Прислонившись к ее плечу, я подобрала ноги и приобняла маму, глядя на остатки старых дров в камине. Если температура этой зимой опустится здесь хотя бы до нуля, то можно разжечь камин на рождество. Как в детстве.

– Почему ты не бросишь? – тихо спросила я, указывая на графин с алкоголем. – Это тебя убивает.

Никто не знал об этой проблеме нашей семьи. Никто из наших семейных друзей, для которых мы были примером для подражания как самая прекрасная интеллигентная семья. Я знала, что утром все встанет на свои места и мать снова будет вести себе как чопорная особа и учить всех вокруг правильной жизни.

– Не нужно об этом, – прервала она. – Лучше расскажи, как проходят дни в школе, есть ли новые друзья? – натянув маску заинтересованности продолжила мама. Ее любимый способ бегства от действительности.

Я пожала плечами, а затем закатила глаза.

– Есть красивые парни? – в сердце кольнуло, когда она задала этот вопрос. Я сглотнула. – Сын Бена, наверное, стал очень хорошеньким сейчас, – она имела в виду Джастина.

– Мам, – я отодвинулась, а затем сделала наигранно-раздраженное лицо. – Ну да, стал еще красивее конечно. Но остался пустоголовым.

Мама засмеялась. Затем ее улыбку снова сменила грусть, и это я не любила больше всего.

– Почему бы тебе… – я запнулась. – Мам, ты же знаешь, я в любом случае буду на твоей стороне, – добавила я, придвинувшись к ней. Я взяла ее руку в свою, глядя в ее глаза, которые в ту же секунду наполнились ужасом.

Эту тему старались не поднимать в нашей семье, да и в целом у нас было много тем, которые витали в воздухе. Но полет этой был запрещен и вовсе.

– Дочка, иди к себе, – мама выдернула ладонь, испугавшись. – Никогда больше не поднимай эту тему!

– Да он же изменяет тебе! – вскочила я. Благо, мой голос был не настолько громким и вряд ли меня бы кто-то услышал в столь поздний час.

Тему неверности мы никогда не поднимали с того самого момента, когда я в первые об этом узнала. Какое-то время назад мой мир рухнул подо мной, и идеальная жизнь, расписанная по секундам, была разрушена бесследно. Это было в Лос-Анджелесе, больше года назад, когда я погруженная в себя практически превратилась в привидение, и мне понадобилось немало сил чтобы вернуться в нормальную жизнь. И признаться, я считала, что моя мать тоже заслуживала лучшей жизни.

– Ты хочешь, чтобы мы с тобой остались на улице? – со слезами на глазах проговорила она. Затем отвернувшись, она шмыгнула носом. Мне было жалко ее, но ее слова меня ранили еще больше. Возможно я эгоистичная тварь, но мне было противно от того, что говорила мама. – Он оставит меня без денег!

Я закатила глаза от злости.

– Нужно думать головой, а не чувствами, – стерев слезы с глаз, мама глубоко выдохнула. – У нас прекрасная семья и я очень люблю твоего отца. И он меня тоже любит.

Мама пыталась еще раз доказать себе и мне правильность своих рассуждений. Она каждый раз занималась самообманом, но ничего не менялось, и после очередной драмы она снова хваталась за алкоголь. Как же меня это достало.

– Я поняла, – иронично, сузив глаза в презрении добавила я. Затем выдохнув, я добавила, – Ладно, это действительно не мое дело, так что я пойду к себе. Извини, что хотела пробудить в тебе каплю самоуважения.

Придя к себе в комнату, я бросилась на кровать и неожиданно для себя дала волю слезам. Сейчас, я как никогда раньше желала скорейшего окончания школы и отъезда из этого города. Я не заметила, как погрузилась в сон и утром встала с постели уже в сухом халате с опухшими глазами и слипшимися волосами. Быстро уложив волосы феном, я оделась и оставшись довольной своим внешним видом, спустилась вниз. Начинался новый день и не было смысла портить его дурными воспоминаниями о вчерашнем. Во всех смыслах.

Мне повезло и на первом этаже я ни с кем не встретилась. Говорить с кем-то из родителей с утра мне не хотелось. Солнце слепило глаза, надев солнцезащитные очки я направилась по вымощенной дорожке к дороге: меня ждали девчонки.

– Тина, – прокричала Джудит, которая сидела за рулем своей ауди с откидным верхом. – Запрыгивай!

Мне тоже следовало ездить на своей машине, но меня все еще не покидал страх после мелкой аварии пятилетней давности. Несмотря на это я все же получила права, и даже неплохо умела водить, но садилась за руль в крайних случаях.

Когда я села за соседнее место, меня оглушили голосами с задних сидений. Признаться, когда я шла навстречу я не видела, что сзади сидела Мэри, которая несколько дней по состоянию здоровья прогуливала школу.

– О боже, Мэри! – закричала я, когда увидела подругу. – Рада тебя видеть!

– Еще бы, – подруга улыбнулась, надевая солнцезащитные очки. – Вы тут успели нехило оторваться за выходные, пока я сидела с капельницей, – девушка показала пост в сети.

Алиша успела выложить парочку снимков с вечеринки у Эм-джея сразу же в твиттер. Как-будто тех пьяных постов в фейсбуке с шотами бренди в моих руках не хватало. Я злобно уставилась на улыбающуюся Алишу: кажется, она не видела в этом никакой проблемы.

– Слышала, на тебя положил глаз Эм-джей, – подозрительно сказала Мэри, когда мы почти дошли до шкафчиков в холле школы. Мэри значительно изменилась за те годы, когда мы не были вместе, и мне показалось, что между нами пробежали кошки. Подруга явно испытывала ко мне неоднозначные, и я бы даже сказала, негативные чувства.

– Может быть, – кокетливо ответила я, проводя красной помадой по губам.

Вчера на моих губах был только бальзам. Я имею в виду в тот момент, когда я шла к Брэндону домой. Наверное, стоило нанести на губы что-то фруктовое, вкусовое, чтобы это запомнилось. Я достала из косметички вишневый блеск, а затем удивившись собственным глупым мыслям, сразу же покачала головой. Что-то фруктовое, серьезно? Собственно, я же дала себе слово не ввязываться в это больше. Господи, какой позор.

– Тебе кстати очень идет этот цвет, – добавила подруга, оторвавшись от разговора. Признаться, последнюю минуту до этого ее комплимента я ее даже не слышала.

Я посмотрела на Мэри и поняла, еще кое-что: она было не здорова. Нет, она конечно же выглядела хорошо: ее черные волосы были прекрасно уложены, великолепный калифорнийский загар, жгучие черные глаза, смотрящие на меня из-под длинных ресниц. Но она сильно похудела даже за последнюю неделю и ее лицо, на котором было много тонального крема сильно осунулось. Я знала, что она все время сидит на диетах. Ей было некомфортно в своем теле, об этом меня предупредили девочки заранее, видимо это уже обсуждалось. Мэри сильно изменилась еще и на характер, и я поняла, что мне не стоит лезть в ее жизнь ровно до тех пор, пока она сама не попросит об этом.