Ржевский хмыкнул.

– Похоже, не врёшь, вот после ужина и будешь солдат присяге учить. Полуроту Голицына не учи, запрещаю, а почему не твоего ума дело.

Квартировались мы в разный палатках, обособленно, и вот каждый вечер из нашей палатки доносился бубнёж. А днём бесконечные экзерсисы и строевая. Муштра наше всё!

На присяге мы себя показали. Промаршировали, ух загляденье, присягу произносили в унисон с командиром. Затем по одному, строевым шагом подходили к священнику и целовали крест, затем знамя полка.

Полурота Голицына от нас ох как невыгодно отличалась, и маршировали они не так слаженно, и даже кто-то не туда повернулся, чем внёс сумятицу. И присягу они произносили вообще стрёмно. Скажет поручик фразу, солдаты повторят в разнобой. Голицын произносит следующую, солдаты опять повторяют. И это после нас то. Поручику аж самому стрёмно было, он злился и от того краснел. Уел наш поручик Ржевский ихнего поручика Голицына, по всем статьям уел. Соц. соревнование в натуре.

В прошлой жизни, в мою бытность срочной службы. Был у нас в части старший лейтенант Голицын. Звали его, за глаза, хим-дым, он был начальник химической подготовки. Ох и вредный он был и не порядочный. Его даже офицерским судом чести судили, за непорядочность. Но выводов он не сделал, так и остался врединой. Дык вот, я его предкам, тут отомщу, за потомка.

После присяги первое жалование. Выдавал полуротный. Я подошёл сразу же за унтером. А, что, имею право. Лейтенант отсчитал мне семьдесят копеек и сказал.

– Клей себе капральские нашивки, будешь командовать вторым десятком.

– Есть, ваше высоко благородие, клеит нашивки.

Надо же немного подлизаться. Вот так и попёрла у меня карьера. И опять начались учения, муштра и ещё раз муштра. Солдат без работы – это вооружённый преступник, потому что, если он ничем не занят, у него в голове появляются мысли, и мысли обязательно антиобщественные. Помимо муштры в расписании у нас добавилась зарядка, штыковой бой, и приёмы заряжания фузей. Вместо пороха использовали опилки, и безопасно и ствол не портят. Так же учили уставы, на память, писать и читать никто не умел. Я свой десяток гонял как проклятых. Я уже хотел стать унтер-офицером, мне надо спешить.

По вечерам учил подчинённых грамоте. С чистописанием было вообще ни как, солдатам письменные принадлежности не положены. Но буквы то они могли выучить. Я писал их прутиком на песке. Гормоны во мне проснулись. Вот и нагружал себя по полной, чтоб антиобщественные тараканы в голове не завелись.

Глава 7. Служба.

Командиры наши менялись несколько раз, прослужит два – три года и вперёд, новое звание, новая должность, с переводом в другой полк. У офицеров, в отличии от солдат, работала выслуга лет. Рождался дворянин рядовым, лет в пять становился капралом, и так далее. к семнадцати годам, ему присваивался чин прапорщика и он, дворянин, отбывал в полк. Подготовку он проходи дома, в основном очень хорошую. Редко, когда допустим, отец погиб, а родственники по мужской линии не хотят мальчишкой заниматься. Вот тогда и вырастали недоросли, описанные незабвенным нашим Фонвизиным. Как наш Ржевский не старался, выгодно отличиться от Голицына, а приказ о новых званиях, и новых должностях, им пришёл одновременно. Из-за чего они соц. соревнование устраивали? я не спрашивал, да мне бы и не ответили, думаю из-за барышни. Проводили их холодно. Не оставили они в солдатских душах частичку себя.

Следующие командиры, были теми ещё балбесами. Друзья, не разлей вода. Балагуры картёжники и пьяницы. Однако службу сразу просекли. А просекли они, что в роте нездоровая обстановка. Две полуроты между собой враждуют. И одна, по показателям, намного опережает другую. Походили, посмотрели, поспрошали капралов и унтеров, да и вызвали меня к себе.

Первый начал говорить.

– Не будем ходить во круг да около, мы знаем, что отличные результаты моей полуроты, это твоя заслуга. Дак вот, братец, мы хотим этот дисбаланс устранить.

Второй.

– Справишься, получишь нашивки старшего унтер-офицера, а пока без нашивок. В общем обязанности мы на тебя возлагаем, а права пока нет.

И улыбается, зараза!

– Егорыча мы потом в интендантскую роту переведём, когда ты справишься. (ведь уверенны на сто процентов) Он у нас уже просил, тяжело ему с вами балбесами, старый он.

Юмористы, блин. Однако совсем не дураки, и вроде маленько психологи.

– И ещё ответь братец, а откуда ты так хорошо грамматику знаешь. И с математикой у тебя полный порядок, ты дворянин? Может из опального рода?

– Никак нет! Военным наукам меня барин, Прохор Иванович учил. А научным наукам – барыня.

– Гы-гы-гы! научным наукам! Все вокруг удивляются твоей образованности, а ты вон что выдаёшь, научным наукам.

И я начал подтягивать вторую полуроту до уровня первой. На зарядку теперь бегали вместе, тренировались и муштровались тоже вместе. Самбо и кулачному бою, тоже всех учил. Очень быстро тихая вражда переросла в крепкую дружбу. В общем, последствия неверного руководства были устранены.

Командиры полурот в мои дела не лезли. А капитан, дак вообще – небожитель. Мы его видели только на строевых смотрах. Звание мне присвоили, как и обещали. Егорыч собрал свои вещи, попрощался и пошёл в интендантство, велел только заходить, когда гешефт появиться.

Надо отметить, что мои словечки из будущего, типа, накосячить, блин, типа того, тараканы в голове, а также шуточный еврейский акцент во время денежных разговоров, прочно вошёл в обиход всего полка. И я уже не боялся спалиться. Никто не заморачивался, откуда они появились.

Часть вторая. Семилетняя война.

Глава 1. Служба продолжается.

Шёл 1756 год, служба протекала спокойно. Раза три – четыре, за эти годы, выдвигались подавлять крестьянские бунты. Неприятно, конечно, но я человек подневольный. Что прикажут то и делаю. Да и о миссии нельзя забывать. Либо несколько поротых крестьянских задниц, либо судьба всей планеты. А вот из-за чего крестьяне бунтуют, то господа между собой пусть разбираются.

Наш капитан, получив очередное звание по выслуге лет, убыл в неизвестном направлении. Не то, чтобы совсем неизвестном, просто всем было пофиг. И на его место пришёл, он.

Очередные полуротные прибежали как подорванные, заорали, заахали, чего-то запаниковали. Короче нас построили на плацу. И появился он, Матвей Григорьевич. Вот он страху то на полуротных нагнал. Нормальные, вроде, нам не мешают. В свои дела тоже не втягивают. Чего паникуют. То, что жалование недодают, дак это традиция, её только Павел Петрович в своём полку поломает, и то ненадолго, пока сам командовать будет.

Командир первой полуроты отдал соответствующие команды, подбежал к капитану отдал честь, доложил и сделал шаг в сторону. Матвей Григорьевич пошёл вдоль строя. Увидел меня, я как старшина, стоял первым, вскинул бровь, и пошёл дальше. Осмотрел всех солдат, встал перед строем и громко произнёс.

– Здорова чудо богатыри!

Прямо по-Кутузовски.

– Здравия желаем ваше высоко благородие!

– Поздравляю вас с моим назначением вашим командиром!

Юморит, однако.

– Ура! Ура! Ура!!!

– Вольно! Старшину ко мне!

И пошёл в канцелярию. Поручик продублировал команду и посмотрел на меня такими заискивающими глазами. Это ж какая в среде офицеров о нашем капитане слава ходит? Он не успел приехать, а его уже до дрожи в коленках боятся. Ну сын бывшей фрейлины, ну сын генерала, дак и сами они не простые дворяне, дети полковников, причём действующих. Не факт, что их папаши до генералов не дослужатся. Дак чего они дрожат.

Зашёл следом за капитаном в канцелярию. Доложил строго по уставу. Поводов к панибратству не было.

Капитан поглядел на меня.

– Ну здорово чертяка!

И протянул руку. Я протянул в ответ.

– Здравствуйте Матвей Григорьевич, поздравляю с капитанством и назначением в лучшую роту полка. Так по-простому, от души поздравил. А он.

– Ура! Ура! Ура!