ГЛАВА  I

ПИКУНИ  СНИМАЮТСЯ  С  МЕСТА

Как я позднее узнал, пионерами Запада были мужчины и женщины, которые на фургонах, груженых домашним скарбом, сельскохозяйственным инвентарем и запасами пищи двигались на запад с берегов Миссисипи, чтобы построить свой дом на великих равнинах или в горных долинах  Запада. То были люди времен крытых фургонов Эмерсона Хьюго. Они не были первооткрывателями – они шли путями, проложенными мсье де ла Верендри, сэром Александром МакКензи, Льюисом и Кларком, трапперами и торговцами разных мехоторговых компаний. Эти люди, открыватели Великого Запада, первыми из своей расы встретившие жившие там племена индейцев, были не просто пионерами – они были бесстрашными искателями приключений, и одним из их числа был мой старый друг, Хью Монро, или Поднимающийся Волк. Он был первым белым, который увидел огромные просторы и горы, лежащие между истоками Саскачевана и Миссури.

В книге «"Поднимающийся Волк, белый черноногий» я с его слов как мог изложил историю его приключений, случившихся во время первого года его пребывания  в стране Скалистых Гор. Вкратце – Хью Монро, сын капитана английской армии Хью Монро и Амели де ла Рош, происходившей из благородного семейства французских эмигрантов, родился в поселении Три Реки, в провинции Квебек, 9 июня 1798 года. С разрешения своих славных родителей он в 1814 году поступил на службу в компанию Гудзонова Залива, и следующим летом прибыл на их факторию в Скалистых Горах, форт Маунтин на реку Лука, главном притоке Саскачевана. Рядом с ней стояли лагерем три племени конфедерации черноногих и их союзников, гро-вантров и саксис – тысячи индейцев, которые терпеливо ожидали прибытия флотилии компании из лодок, груженых товарами для ежегодной торговли. В то время в компании не было переводчика, и фактор, Джеймс Хардести, сразу предложил юноше жить и путешествовать с индейцами племени пикуни, чтобы изучить их язык. Так, под защитой Одинокого Ходока, главного вождя племени, Хью Монро в свои семнадцать лет отправился в путешествие продолжительностью в год и пережил там множество приключений. Между Саскачеваном и Миссури он жил в лагерях, путешествовал и охотился на огромных равнинах, которые до него не видел ни один белый, и принимал участие в сражении в Речными Людьми – Пенд  Д'Ореллями. У водопадов Миссури он пересек путь Льюиса и Кларка, и потом, между Миссури и Йеллоустоуном, он прошел по местам, которые увидел первым из белых, и там сражался с другими врагами черноногих, Воронами. Во многом благодаря его усилиям пикуни, договорившись с другими племенами черноногих, заключили мирный договор с Воронами, и разрешили им пройти на север, чтобы обменять свои добытые зимой меха на товары белых. Когда он вернулся в форт в месяц Новой Травы (апрель) 1816 года, фактор Хардести с интересом выслушал его рассказ о долгом путешествии и сказал ему, что все прекрасно – так прекрасно, что он хочет, чтобы тот провел с пикуни еще один год. С этим кратким предисловием я продолжаю.

РАССКАЗ ПОДНИМАЮЩЕГОСЯ ВОЛКА

            Друг мой, в тот день, когда я вернулся в форт, я был далеко не счастлив. Когда я приблизился к форту и увидел фактора Хардести, гревшегося на солнце около больших ворот, я сказал себе:

– Я сделал то, что поручил мне этот человек: я выучил язык черноногих, и теперь закончилось это более чем приятное и интересное путешествие с пикуни по их прекрасным охотничьим землям. Теперь же мне предстоит быть переводчиком в форте Маунтин и день за днем, месяц за месяцем, год за годом жить в темных, прокопченных комнатах. Это ужасно! Я на смогу так жить, это однообразие меня убьет!

Ха! Представьте, как был я счастлив, когда через час после моего прибытия фактор Хардести сказал мне, что я должен провести с пикуни еще один год. Это решение озарило его в один миг, словно вспышка света, и я не мог понять причину, по которой он это сделал. Разговор наш был коротким и скоро прервался, потому что нужно было готовиться к приему вождей пикуни и горных Ворон, которые тоже должны были прибыть в тот день. На следующий день прибыли речные Вороны и кайна, а через несколько дней прибыли черноногие, гро-вантры и саксисы, и мы приняли их вождей со всеми церемониями. С первого дня, как прибыли вожди, я тщательно переводил все, что они говорили, и таким образом фактор Хардести смог на равных поговорить с этим гордым, независимым и самобытным народом равнин. Однажды он мне сказал:

– Монро, как мало до сегодняшнего дня я знал об этих вождях! Это настоящие джентльмены! Аристократы, клянусь Юпитером!

И добавил:

– Этот Одинокий Ходок, твой опекун. Как он благороден, как сдержан! И как умен: когда мы с ним советовались, все, что он сказал, было приятно слушать.

– Ему не понравится, если он узнает, что вы называете его черноногим, – заметил я. – Его племя называется пикуни (что означает «одежды, принесенные издалека¹»), и это одно из трех племен, говорящих на одном языке, которые наша компания Гудзонова Залива ошибочно называет черноногими. Эти три племени – кайна (Много Вождей), сиксики (Черноногие), и пикуни, и сами себя в целом они называют нитситупи, что означает настоящие или единственные люди. И, хотя они всегда выступают заодно против общего врага или для защиты общих охотничьих угодий, каждое из племен считает себя лучшим из трех – самым благородным, храбрым и богатым.

– Ну, все это для меня новость. И все это ты узнал за этот год; я уверен, что узнал ты много больше, – сказал фактор.

В торговом зале и на складе оставалось еще много товаров, и торговля была оживленной. День за днем я проводил в торговом зале, помогая пятерым служащим, стоявшим за стойкой, переводя им просьбы индейцев, говоря, как называется тот или иной товар, и устал от всего этого. По несколько раз в день заходил фактор Хардести – он потирал руки, улыбался, кивал и всячески демонстрировал свое удовольствие от того, как быстро растут стопки бобровых шкур и других мехов. Его появления меня пугали. С моего появления в форте он больше не говорил о том, что я должен провести с пикуни еще один год. Я боялся, что он передумает и оставит меня в форте в качестве переводчика и помощника в торговом зале.

С каждым днем запасы товаров уменьшались, наконец все было продано, и нам оставалось только сидеть и ждать – индейцам с особым нетерпением – ежегодного прибытия лодок их фактории Йорк, которые должны были доставить новые товары. Они пришли только в июне, поднявшись по реке, и снова, с раннего утра и до заката длинные летние дни я был занят в торговом зале, и с каждым днем мое отвращение к этой работе только росло.

Лодки привезли и адресованные нам письма; большое, на многих страницах письмо для фактора и четыре маленьких листочка для меня, где мама сообщала мне новости из дома и молилась о моем здоровье и благополучии. Фактор, как я заметил, перечитывал один из листов много раз, при этом хмурился и что-то сердито бормотал про себя, и наконец, однажды вечером, он положил это письмо передо мной, прижав его к столешнице, и прорычал, словно я был глухим:

– Это от главного фактора, из Монреаля. Он утверждает, что Северозападники² через свою факторию в Спокене, за горами, ведут большую торговлю с Плоскоголовыми и кутенаи, и приказал мне прервать эту торговлю. Ха! Можно подумать, что достаточно мне сказать это индейцам, и они сразу перестанут это делать! Ну разумеется, я постараюсь сделать то, что в моих силах, чтобы прекратить эту торговлю. Иди, пригласи Одинокого Ходока и вождей сиксиков и кайна выкурить со мной трубку; мы обсудим это дело.

Они пришли охотно, как и вожди гро-вантров, и, когда большая трубка прошла по кругу, начались оживленные разговоры, пока фактор не встал и не объявил о том, что хочет торговать с западными племенами – с обитающими к западу от Скалистых гор.