– Слушай радио, но знай! То, что говорят Геббельс и Гитлер – вранье. Они оба врут! Но это необходимое вранье, это нужно, чтобы поддержать в немецком солдате его веру в победу. И еще совет – слушай русское радио. Сейчас только большевики говорят правду.

– Конечно, Гейер, ты имеешь право на свою точку зрения. Но ты слишком откровенен и это опасно. Сейчас в каждое подразделение прислали СС-овцев. Они вынюхивают и доносят, уже даже расстреливают неблагонадежных.

– Не бойся за меня! То же самое я говорил фюреру, и он во многом согласен со мной. Не удивляйся. Я, конечно, не являюсь его личным другом, но пользуюсь его полным доверием, и я это доверие оправдываю. Правда, его последнее задание мне не удалось выполнить. И завтра у меня будет не простой разговор с ним. Скоро придет машина за мной, так что я тебя не задержу.

– Ты можешь остаться у меня, поедешь завтра. – предложил Краус, ему было жаль расставаться с интересным собеседником и, к тому же, он уже чувствовал некое расположение к Хохенштауфу. Такое чувство бывает, когда зарождаются первые ростки дружбы.

– Спасибо, Герберт! С удовольствием принял бы твое предложение, и мы бы крепко выпили и поговорили. Мне надо кое-что выяснить, подготовиться к разговору с фюрером. Если ты не возражаешь, то мой чемодан пока побудет здесь? Кстати, могу оставить тебе бутылку коньяка. Не отказывайся, у меня есть еще.

Хохенштауф поднялся, когда раздался сигнал машины, и Краус вышел проводить его. Прощаясь, Хохенштауф вдруг спросил лейтенанта:

– Ты что-нибудь слышал о русском, которого называют Ястреб? Это его позывной, вы ведь тоже слушаете эфир?

– Да, о нем упоминал как-то гауптман Зидель, командир танкового батальона. И артиллеристы называли этот позывной. По-моему, этот Ястреб доставляет им немало хлопот!

– Не только им, дружище! И вам – пехоте, и мне! Когда будете допрашивать пленных, тех, кто что-то знает об этом Ястребе, отправляй ко мне. Договорились?

Глава 14

Полковник Горохов еще раз перечитал составленное им донесение в штаб Сталинградского фронта и передал комиссару Липкинду:

– Не слишком ли длинно? Как считаешь?

– Да вы что, Сергей Федорович! Наоборот, надо подробнее информировать командование армии и фронта, пусть знают обстановку. Ты бы видел мои рапорты в Политотдел – на два листа иногда выходит.

– Так-то оно так. Но все-таки, мне кажется, длинновато. Не люблю я просить, а тем более жаловаться.

Положение в Северной группе войск было тяжелейшее, немцами были заняты все высоты вокруг обоих поселков, так что весь обороняемый плацдарм был у них как на ладони и простреливался вдоль и поперек. Волга также простреливалась, и переправа работала только в ночное время, но и ночью не всегда удавалось бронекатерам прорваться. Личный состав редеет с каждым днем, с каждой атакой. Боец на передовой должен видеть соседа, должен чувствовать, знать, что он не один, иначе не устоит.

Горохов снова перечитал донесение и, вычеркнув казавшееся ему лишним, переписал набело.

Радиограмма полковника Горохова:

“01.11.42 г. ЕРЁМЕНКО ХРУЩЁВУ ЧУЙКОВУ ГУРОВУ Положение очень тяжелое. Простреливаюсь со всех сторон. Бойцы устали. Убыль не восполняется. Ежедневно отбиваем многократные атаки большим напряжением. Нужна срочная помощь живой силе, технике, боеприпасах. Укажите дальнейшую перспективу. ГОРОХОВ.”

* * *

Командующий Сталинградским фронтом генерал Еременко А. И. просматривал сводки, поступившие за ночь, отмечал на карте изменения в положении 62 армии и мучительно думал о том, где взять резервы? Наспех сформированные в Сибири и на Дальнем востоке части еще были в пути, в Казахстане уже все выбрали – где же взять?

Когда в кабинет вошел член Военного Совета Хрущев, зазвонил телефон правительственной ВЧ связи, как будто ждал его прихода. Хрущев остановился у порога, предоставив командующему ответить на звонок, и в глазах его была надежда – авось, пронесет!

Еременко поднял трубку, встал, услышав голос И. В. Сталина и, отвечая на вопрос в глазах Хрущева, кивнул утвердительно. Сталин коротко поздоровался и прервал доклад генерала вопросом:

– Вы были в 62 армии, в Сталинграде?

– Никак нет, товарищ Сталин! – Еременко смотрел, как засуетился Хрущев, доставая какие-то бумаги из папки, и сказал с заминкой:

– Пока нет возможности, товарищ Сталин!

– Обязательно побывайте, изучите обстановку на месте, товарищ Еременко. Где Хрущев?

Особенностью ВЧ-связи был сильный звук, и все слышавший Никита Сергеевич, при этих словах оглянулся непроизвольно на дверь, подбежал, мелко семеня и, взяв трубку из рук генерала, вытянулся по стойке смирно, насколько это было возможно при его оплывшей фигуре. Еременко, невольно отметив во взгляде Хрущева некую затравленность, какая бывает у загнанного в угол зверька, отошел от стола, но все-таки слышал весь дальнейший разговор.

– Слушаю, товарищ Сталин! – лицо Хрущева расплылось в подобострастной улыбке, как будто он был уверен, что Верховный видит его в этот момент. Он бодро начал было доклад:

– Обстановка на Сталинградском фронте…, – но Сталин прервал его и спросил жестко:

– Почему плохо снабжаете Северную группу полковника Горохова?

– Товарищ Сталин! – Хрущев растерялся, не зная, что ответить, потом выдавил, оглядываясь на Еременко – слышит ли? – продовольствие сегодня же отправим! Но людей нет, все резервы выбрали!

– Северная группа войск задыхается без должного снабжения! Трубка замолчала, и командующий фронтом видел, как по спине Хрущева, по ткани пиджака расползается темное пятно пота.

– Ты коммунист! – сказал Сталин, и Еременко похолодел от стали в голосе вождя. – Ты коммунист! – повторил Верховный после паузы. – Найди, где хочешь!

Никита попятился и, нашарив сзади рукой спинку стула, упал на него, но тут же вскочил на ослабевшие ноги, услышав в трубке потрескивание.

– Ты нам еще за сына не ответил! – сказал Сталин и связь прервалась.

Хрущев протянул трубку генералу, хотя сам стоял у аппарата, и Еременко поразился его взгляду, столько в нем было ненависти. Был слух, что сын Хрущева перелетел на своем самолете к немцам и теперь сотрудничает с ними. Никита вытер лысину, выжал пропитанный потом платок себе под ноги и забегал по кабинету, бормоча трясущимися губами:

– Где взять? Где же взять людей, а?

– Да успокойся ты, Никита! – Еременко старался не смотреть на Хрущева, чтобы не видеть его истекающую потом лысину, трясущиеся руки и панический ужас в глазах. – Ты иди, я сам проведу совещание. Придумаем что-нибудь!

– Что придумаем? Сейчас надо думать!

– Есть одна мысль! – сказал командующий фронтом и Никита остановился, в глазах его загорелась надежда, и он подбежал к Еременко.

– Надо звонить соседям, в обкомы. – командующий имел ввиду обкомы партии соседних областей. – Пусть помогут! Хрущев махнул безнадежно рукой, – Уже помогали! Ничего не дадут!

– Знаю! – сказал Еременко. – Партийный резерв.

Никита смотрел непонимающе.

– Пусть мобилизуют коммунистов и комсомольцев в райкомах, горкомах! И еще. Пусть снимут бронь на заводах! Добровольцев будет много!

– Все! Так и сделаем! – появилась надежда, и Никита оживился, лысина высохла и щеки зарумянились. – Проводи совещание без меня! А я пойду звонить!

* * *

Поздним вечером, когда отгремела последняя атака, и начштаба подполковник Черноус готовил сводку за истекший день, изучая донесения командиров подразделений, узел связи Северной группы получил ответ на отправленную утром радиограмму.

Радиограмма в штаб 124-й дивизии: “ГОРОХОВУ По приказу Ставки вашим обеспечением занимаюсь лично. ХРУЩЕВ.”

После короткого совещания штаб Северной группы принял решение ознакомить с содержанием радиограммы весь личный состав боевого участка, и комиссар Липкинд, прихватив с собой капитана Студеникина и старшего лейтенанта Чупрова, отправился на передовую.