Конечно, папочка справился и сам! Розовые и белые шарики встречают меня у самой двери, а я прохожу мимо, не собирая их. Так атмосфера сохраняется дольше. Прохожу на кухню и замечаю на столе, на месте, за которым я сижу букет из эустомы и розовых роз. Улыбка не сползает с лица ни на мгновение. Оборачиваюсь, когда слышу шаги. Мама уже с букетом таких же, как и у меня цветов, только розы бежевые. Папа и Влад перестали носить мне цветы, пока я сплю, когда посчитали меня уже достаточно взрослой, чтобы входить в мою комнату без стука. Мы с мамой как раз обмениваемся счастливыми взглядами, когда входит отец.

— Доброе утро, поздравляю, дочка! Будь счастлива и слушай свое сердце!

— Спасибо, папа, — обнимаю его в ответ и прохожу к кухонному гарнитуру, чтобы достать две вазы, а потом забрать цветы в свою комнату. Мы так всегда делаем, потому что они для нас!

— А теперь за стол, девчонки, за стол!

Я занимаю свой стул, пока мама ставит букет в свободную вазу и садится напротив. Отец расставляет тарелки, ставит чайничек чая, кладет приборы, даже о салфетках не забывает! А потом устраивает на средине стола две подставки под горячее. Запах выпечки, заполонивший дом я почувствовала еще на ступенях и теперь мы, обмениваясь заинтересованными взглядами с мамой, гадаем что именно испек отец.

— Киш с курицей и овощами и шарлотка для моих самых дорогих женщин!

Из холодильника появляется салат, блюдо с разными пирожными, фруктовая нарезка, а еще киевский торт, который так любит мама. Папа не забыл и тирамису — мой любимый десерт. Сказать, что мы удивлены — ничего не сказать! Потому что это пир на весь мир, а не завтрак.

И вдруг меня осеняет! Я знаю, что он делает. Старается сделать все на свете, чтобы мы не грустили из-за Владика. Значит, не придет… Я бы даже его невесту с овечьей головой потерпела, но он ограничился только сообщением, которым только что пиликнул мой телефон.

«С восьмым марта! Пусть все сбывается!»

Лаконично. Вот вроде бы и поздравил, а будто бы в душу плюнул. Потому что Влад никогда раньше не ограничивался сообщением. Даже в день моего двадцатого дня рождения, когда у него задержали рейс Львов — Киев, он сбросил длиннющую поздравительную смс, а потом позвонил, но все-таки успел.

«Как же я мог пропустить, липучка?!» — воскликнул тогда он, бросая сумку, которую брал на конференцию у входа. В руке букет, на лице счастливая улыбка. Тогда все было по-другому. Чертов засранец! А я все-равно скучаю.

Смотрю на маму — взгляд такой же грустный. Её телефон тоже только что завибрировал и не нужно владеть экстрасенсорикой, чтобы понимать, что мой брат еще больший козел, чем я думала. Папины глаза метают молнии, когда он заглядывает в мамин телефон, но молчит пока. Или дает Владику время, или не хочет, чтобы завтрак совсем в трубу скатился.

— Так, значит, киш! — нарочито веселым голосом говорит мама, отложив телефон и хватаясь за лопаточку, — что ж, попробуем!

Она раскладывает папин кулинарный шедевр по тарелкам и мы, синхронно зачерпнув вилками блюдо, подносим ко рту, наблюдая как тянется сыр и сунув это дело в рот, так же синхронно расхваливаем папину стряпню.

«Для мужчин важно, чтобы их хвалили, — всегда учила меня мама, и добавляла после недолгой паузы, — Только хвалить нужно за дело!»

Я разливаю чай, когда слышу звонок домофона.

— Открою!

Кричу, слишком радостно спрыгивая с места и уже бегу на улицу, даже не глянув в экранчик. Зачем? Если и так знаю, кто там! Выбегаю во двор прямо в халате, чтобы открыть калитку. Все-таки мой брат не такой уж засранец!

И когда я дергаю ручку, то сразу же её захлопываю. Прямо перед носом неожиданного гостя. Оборачиваюсь на дом и в замешательстве смотрю на родителей через окно. Думаю, даже через расстояние они видят, насколько я ошеломлена. Потому что за воротами совсем не Владик стоит с овцой своей златошерстной, там Попутный!

А я с растрёпанными волосами, в розовом шелковом халатике с разрезами по бокам и не накрашенная. Да я не готова! Предупредить не мог, что ли?! Стою так и пялюсь не в состоянии понять еще, что я совершенно не Флэш и не Пэйдж из «Все женщины ведьмы» и не могу материализоваться в другом месте, быстренько переодеться и вернуться уже собранной сюда.

Мама открывает окно, взглядом спрашивая: «Кто?»

— Попутный, — произношу только губами, но ей достаточно, чтобы захохотать и скрыться, вероятно за тем же, о чем мечтаю я.

Выдыхаю и снова берусь за ручку.

— С праздником, Арина, — звучит радостное.

Его глаза ощупывают меня от самых щиколоток до макушки. Медленно так, не спешно. И по тому, как горят его глаза я делаю вывод: ему нравится то, что он видит. А вот я вспыхиваю. Макар прикрывает веки, с силой их сжимая и когда снова открывает, силится смотреть исключительно в глаза. Выныривает, словно из помутнения и вручает мне букет. Букет прекрасных нежных белых роз и астромерии. В другой его руке торт, а над ним в нежной светло-розовой упаковке спрятались ирисы и тюльпаны. Очень красиво.

Понимаю, что уходить он не собирается и отхожу, пропуская Ветрова во двор. Веду его в дом, переливаясь всеми цветами красного, особенно когда в прихожую выходит отец. Пока происходит обмен приветствиями, Макар разувается и снимает куртку, которую я вешаю в шкаф, к нам наконец выходит мама.

— Добрый день! Надеюсь, я не помешал, — начинает Макар, но по его голосу совсем не слышно, что ему жаль нарушить семейную трапезу, — это для Вас. Хотел лично поздравить. Желаю только самых светлых моментов, — и вручает ей цветы и торт. Киевский, между прочим, — Извините, я не силен в поздравлениях.

— Спасибо, Макар. Мне очень приятно, — Ага. Очень — это мягко сказано! Она просто сияет. Как и я, наверное, сияла, если бы не была так смущена своим видом, — Надеюсь, Вы с нами позавтракаете.

— Мам, проводи пожалуйста нашего неожиданного гостя, — и не дождавшись ответа протискиваюсь на второй этаж.

— Ну капец! — смотрю в зеркало и закрываю ладонями лицо.

Еще и раскраснелась. Голубые глаза сейчас такие огромные от шока, что я похожа на чихуа-хуа! Ох, кошечки-мошечки! Даже букет не успела в воду поставить. Ладно, с собой возьму.

Бегу в ванную, чтобы умыться. Делаю едва заметный макияж, максимально натуральный. Не могу же я кардинально отличаться от себя не накрашенной за такое короткое время! Подумает еще, что я комплексую. Нет, я очень люблю себя не накрашенную, но я не была готова. Это же как голая!

Спасибо курсам по макияжу: на всё вместе с ресницами трачу не больше десяти минут! И это я еще крем наносила! Подлетаю к шкафу и беру домашний кимоно-костюм. Отлично. Не вычурно и не откровенно. Причесываю волосы, забираю букет и еще раз подмигнув в зеркало теперь уже во всеоружии спускаюсь.

— А ты очень милая без макияжа. Но что с ним, что без него красивая, — и я снова краснею.

Папа прокашливается, мама закрывает рукой широкую до ушей улыбку. Вот хоть завязочки пришей! А я достаю с полки вазу и наполнив ее водой, опускаю туда цветы.

Макар сидит как раз рядом со мной. Он пьет чай и жует киш.

— Вы очень вкусно готовите, — обращается к маме, но та лишь качает головой.

— О нет, моей заслуги здесь нет совершенно! Это всё Григорий. В этот день у нас хозяйничают мужчины.

— Тогда примите комплимент. Меня с кухней связывают только яичница и кофемашина, — кивает папе.

— Какие твои годы? Научишься! — добродушно отвечает отец, — Чем занимаешься, Макар?

— Я юрист. Заканчиваю магистратуру в этом году и подрабатываю, — Макар берет в руки салфетку, чтобы промокнуть губы.

— Он совмещает учебу с работой, папа, и не плохо преуспевает в этом, — я как бы невзначай, а папа прячет ухмылку за чашкой, — а еще он давно живет один, самостоятельно!

Почему-то мне очень-очень хочется, чтобы папа оценил Макара. Тут разговор переходит на обсуждения Ветровой жизни. Почему выбрал юриспруденцию, где бывал, что нравится, что любит. Это всё я уже знаю.