- Ну да, смерть, если замерзнуть. Или вовремя не закутать коня попоной, чтобы он простудился и стал кашлять. Не удивлюсь, кстати, если окажется, что другие люди помирали здесь от болтовни...
- Ки... - Вандиена так и трясло, наполовину от холода, наполовину оттого, что он сам чувствовал тщету своих уговоров. Он крепко прижимал локти к бокам: сдерживал то ли дрожь, то ли желание огреть ее по лицу. Еще раз прошу тебя...
- Мы поедем дальше В ФУРГОНЕ, - резко перебила Ки.
Она видела, как округлились его глаза, а по углам рта напряглись мышцы. Вконец обозлившись на него, она изо всех сил рванула попоны, но выдернуть их не удалось, она свирепо вскинула глаза... и увидела сжатый кулак Вандиена, падавший ей на темя. Синяя молния взорвалась у нее в голове. Некоторое время она еще слышала затихающий голос Вандиена, доносившийся откуда-то издалека:
- Что случается с часовым, когда больше нет нужды охранять? Что бывает со сторожевым псом, чьи хозяева переехали в другой дом, а его так и позабыли на цепи? Кто-то умрет от одиночества, кто-то разорвет цепь и станет жить сам по себе. Но тот, кто знает только одно: сторожить, чьи предки бессчетными поколениями только ради этого и существовали, тот, чье сознание исчерпывается единственной мыслью - защищать проход... такое существо останется на своем посту и будет стеречь, столетие за столетием, хотя бы в веках истерлась даже и память о народе, который он когда-то охранял. Такой страж будет караулить и караулить, сам не зная кого и от чего... или два таких стража...
Голос Вандиена перешел в неразборчивое извиняющееся бормотание, а потом и вовсе умолк. Глубокие воды сомкнулись над головой Ки. Она утонула в них. Глубокие, темные воды, населенные знакомыми ужасами, бурлили кругом. Она хорошо знала каждое жуткое воспоминание, проплывавшее перед нею. В некотором смысле она словно бы попала домой, но это был дом с привидениями. Ки плыла по течению. Она знала, что все эти сны уже снились ей раньше. Когда-то, в другое время, в другом месте ей уже случалось застревать здесь. Только на сей раз она знала, как выбраться. Нужно было просто открыть глаза. Просто открыть глаза. Но голова болела и кружилась, вдобавок Ки упорно казалось, что глаза у нее и так открыты. Она все глубже уходила во тьму, во мрак и безвременье. И там-то наконец она открыла глаза...
Ки проснулась, когда вокруг было еще совершенно темно. Слишком рано, чтобы вставать. Она прислушалась: все в доме до сих пор спали. Некоторое время Ки неподвижно лежала в постели, с большим облегчением разглядывая клочок звездного неба, видимый в распахнутое окно ее комнаты. Шевельнувшись, она поняла, что простыни совсем отсырели, и стала нехотя вспоминать сны, вогнавшие ее в пот.
Она сумела припомнить лишь какие-то бессвязные обрывки, пронизанные ужасом и виной. И еще: за ней все время наблюдал Нильс. Нет, она не могла его видеть, но чувствовала его взгляд, его руки, силившиеся ее удержать. Помнится, она отшвырнула его и удрала, пробежав мимо каких-то развевавшихся занавесей. Она мчалась по длинному темному коридору, с треском захлопывая за собой многочисленные двери. Когда же за ней затворилась последняя дверь, она увидела, что снова стоит у подножия утеса, того самого, где гнездились бирюзовые гарпии.
И вновь она упорно карабкалась вверх по скале, несмотря на то что откуда-то появилась Кора и стала хватать ее за ноги, рыдая и умоляя не делать ЭТОГО. Ки лягнула ее, и Кора покатилась вниз, расшибаясь о камни. Ки расхохоталась, но вместо смеха из горла вырвался свист гарпии. Она добралась до гнезда, и снова был огонь и яйца, лопающиеся в пламени. Но вместо нерожденных птенцов гарпии из-под скорлупы вывалились Свен, Рисса и Ларс - скорченные зародыши, омытые влагой и кровью. Пораженная ужасом, Ки так и не прикоснулась к холодным, мокрым тельцам, которые сперва корчились перед ней в темных лужах среди ошметков скорлупы, а потом умерли один за другим, задыхаясь и тихо крича. Это она, Ки, убила их всех. Прилетела мать-гарпия, уселась на карнизе повыше Ки и стала голосом Ки оплакивать их смерть. Ки хотела крикнуть ей, что сожалеет, так сожалеет... и вновь издала все тот же свистящий хохот, хохочущий свист. И сквозь весь этот ужас она явственно слышала шаги и тяжелое дыхание Нильса, разыскивавшего ее в темноте коридора. Он, впрочем, так ее и не отыскал. Когда Ки почувствовала его приближение, когда начала открываться последняя дверь, она заставила себя пробудиться. Она все-таки победила. Одержала горькую маленькую победу...
Поднявшись с постели, Ки кое-как натянула на себя одежду и сунула ноги в поношенные башмаки. В сознании разгоралось свирепое пламя. Предчувствие тяготило ее, предчувствие, с которым нельзя было не считаться. Старик таил в себе угрозу, смертельную угрозу для Ки. Чем скорее она окажется как можно дальше от него, тем лучше. Она заходила по комнате, собирая одежду и те мелочи, которые ей здесь принадлежали. Побросав вещи на смятую постель, она завязала их в узел. Хафтор был прав: пора уносить ноги. Прямо теперь. Она не взялась бы объяснять, что ее гнало, не взялась бы назвать разумную причину для своего беспокойства. Просто готовилась к бегству, и все.
Тише мыши пересекла она общую комнату; там было темно. Ки миновала ритуальную спальню, где ей пришлось спать в ночь Обряда... Оттуда доносилось бормотание старика, разговаривавшего во сне. Ки только ощерила зубы. Она добралась до наружной двери и тихо прикрыла ее за собой.
В сарае тоже царила кромешная тьма. Ки ободрала голени о деревянный угол, споткнулась, но продолжала двигаться дальше. Ощупью она нашла свой фургон, забралась в кабинку. Разыскала на знакомой полочке трутницу и огарок свечи. Она бросила на спальную лавку свой узел и стала высекать огонь. Потом принялась приводить в походный порядок кабинку, и ее движения были точны, хотя и проникнуты лихорадочной спешкой. Она вытирала пыль, вытряхивала одеяла и шарила по сусекам, определяя, какая часть припасов еще не успела испортиться. В муке еще не завелись долгоносики, но травы для заварки пересохли, превратившись в безвкусную труху. Ки безжалостно выбросила их. У нее не было ни вяленого мяса, ни корешков, ни соленой рыбы, ни меда, ни сала, ни сыра... У Ки екнуло сердце, когда она мысленно составила список всего, чего ей не хватало в дорогу. Сразу разболелась голова, в ушах зашумело. Ей потребовалось почти физическое усилие, чтобы отбросить страхи и сомнения. Она уезжает, это решено. Ничего. Уж как-нибудь она выкрутится...
