Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Постепенно она вспомнила о присутствии рядом Вандиена. Оказывается, оба они передвинулись во сне в поисках тепла. Вандиен лежал теперь к ней лицом, голова перекатилась к ее плечу, густые темные волосы щекотали ей шею. Это-то прикосновение и разбудило ее. Ки чувствовала его запах: от тела пахло потом, зато от волос - дикими травами. Совсем не так, как от ее Свена, пропахшего кожами и маслом.

Тяжело прильнувший к ней Вандиен был реальным, живым человеком, существом из плоти и крови. В отличие от тех теней, с которыми она так сжилась. Его нечаянное прикосновение словно бы нарушило замкнутый, наглухо запертый мирок, который она столь ревниво оберегала. Ее мир начал меняться. Медленно, мучительно, но меняться. Реальностью все-таки был спавший подле нее Вандиен. А Свен все более превращался в туманную тень, обитавшую в другой вселенной.

Разум Ки отказывался с этим смириться. Она снова зажмурилась, мысленно отгораживая себя от Вандиена. Нет. Свен принадлежал ей. Она никогда не забудет ни о нем, ни о своих детях. Она никогда их не отпустит. Ки попыталась снова вызвать их образы, но перед нею неожиданно предстал Ларс. Ларс, брат Свена. Он смотрел на Ки, сидевшую на ветвях старой скрюченной яблони...

- Я так и думал, что отыщу тебя тут, - сказал Ларс.

- Уйди, пожалуйста, - негромко попросила Ки.

Обряд, совершившийся накануне вечером, полностью лишил ее сил. Она проспала допоздна, а когда наконец встала, то принялась натягивать свои старые, пропыленные одежонки. Ки была зла и чувствовала себя не на месте. Сколько народу кругом! Ни тебе вымыться потихоньку в ручье, ни чаю себе на завтрак сварить, не спрашиваясь ни у кого. Хочешь не хочешь - натягивай нестираную одежду и выходи, не умывшись толком, в комнату, полную людей. Вдобавок ко всему у Ки невыносимо разболелась голова, а в ушах так и стоял все тот же звон.

Гнев придал Ки решимости. Она вышла в общую комнату, но там никого не было. Корин длинный деревянный стол, на котором не было и следа вчерашнего кошмарного пиршества, стоял на своем обычном месте возле стены. Холодный очаг зиял пустотой. Ни дать ни взять вчерашнего вечера вовсе и не было.

Никто не помешал Ки наведаться в фургон и переодеться в чистое. Потом она проведала своих коней и обнаружила их на пастбище, вполне довольных жизнью и собою. Ки пересекла пастбище и подошла к окаймлявшей его узкой полоске деревьев. За яблонями расстилался луг, выходивший к дороге. Она взобралась на знакомые ветви и стала смотреть вдаль, стараясь, чтобы голова была так же пуста, как тянувшаяся вдаль дорога. И вот явился Ларс и все испортил.

- Я не могу просто так уйти, Ки. И хотел бы, да не могу. Надо же поговорить наконец...

- О чем? - зло спросила Ки. - Все винят меня в том, что произошло вчера вечером, а я об этом и понятия не имею! Может, хоть ты объяснишь?..

- Может быть, - устало согласился Ларс и сложил на груди руки.

Ки спрыгнула с дерева. Ларс присел на траву, и Ки неохотно присоединилась к нему.

- В том, что произошло вчера, - начал он, - твоей вины нет. Если уж на то пошло, ты вообще ни в чем не виновата. Ты нам чужая... пойми меня правильно, я это не в упрек, просто к тому, что там, где ты росла, другие порядки, а нашими ты так и не поинтересовалась. Вот, например, Обряд Отпущения... неужели тебе Свен совсем о нем не рассказывал?

Ки покачала головой:

- У нас всегда была на уме жизнь, а не смерть. Думать о Свене как о мертвом, это... это было непристойно!

- Было, - кивнул Ларс. - И вот эту-то непристойность ты нам и показала. Во всех подробностях.

- А что, интересно, я должна была вам показать? - спросила Ки с горечью. - Ты мне сам все уши прожужжал насчет "разделения ноши"...

- Ты не понимаешь... - Ларс потер ладонями виски, потом с видимым усилием заставил руки снова спокойно лечь на колени. - Женщина из наших показала бы всем, как ее дети и муж уносятся прочь на огромном вороном жеребце. Она, как и ты, дала бы нам полюбоваться их дикой красотой... вьющимися волосами, звонким смехом... Но вот они исчезли за горой, и она просто поведала бы нам, что назад они так и не вернулись. Так у нас всегда поступают в случае насильственной смерти. Незачем показывать другим весь ее ужас. И еще она приберегла бы одну чашечку на самый конец целительный, отпускающий глоток. И с нею подарила бы нам какой-нибудь особенно дорогой для нее образ ушедших. Скажем, дитя, спящее у костра... Например, когда умер мой отец, мама напоследок показала его нам в юности обнаженный по пояс, он таскает бревна, строя наш нынешний дом, все мускулы так и играют под кожей... Этот подарок я бережно храню и по сей день: таким видела отца только мама, а я - никогда. Вот почему, Ки, мы называем этот обряд Обрядом Отпущения. Мы отпускаем наших умерших. Мы освобождаем их, а вместо скорби делимся с друзьями мгновениями счастья, которые ушедшие нам когда-то дарили...

Ларс умолк. Ки тоже молчала некоторое время, пристыженно глядя в землю. Потом сипло выговорила:

- Наверное, он мог быть прекрасен, этот ваш... Обряд Отпущения... Вот только мне-то никто не растолковал загодя, что к чему. Ты мне сообщил только, что вы, мол, собираетесь разделить со мной его смерть... Вы, кажется, недоумевали, почему я не навестила вас сразу. Так вот, скажу тебе откровенно: если бы не моя свадебная клятва Свену, я бы вообще нипочем сюда к вам не поехала!

- Я знаю, - негромко ответил Ларс. - И если бы дело тем лишь и ограничивалось, Ки, мы с радостью простили бы тебя.

Он сорвал длинный стебель травы и принялся задумчиво мять его пальцами. Ветерок ласково трогал его волосы, разглаживал на груди рубаху.

- Мать сильнее всех это чувствует, - продолжал он. - Она во всей семье самая благочестивая, крепче всех держится за обычаи старины. Омовения и молитвы, которые большинство из нас то забудет, то пропустит, она блюдет свято. То, что стало для многих из нас суеверием, для нее по-прежнему глас Богов. Вот почему ей пришлось хуже всех, Ки. Ты показала ей ее веру в кривом зеркале, и это было жестокое зеркало. Ты оказалась очень сильна духом, сильнее ее. И когда она попыталась вернуть тебя обратно с того холма смерти, отвлечь твой разум, ты воспротивилась и удержала там всех нас. Кое-кто теперь говорит, будто ты совершила это намеренно, желая, чтобы мы увидели гарпий такими, какими видишь их ты, - сквозь призму ненависти, отвращения и страха. Ибо, разделив обрядовый напиток, мы чувствовали все то же, что и ты. Ты обрушила на нас ужасающий сумбур, выпячивая одно и скрывая другое, да еще густо замешав все это на своих собственных чувствах. Кора отдала все силы, чтобы вернуть нас назад. Все без остатка! Она еще очень слаба и не встает с постели. А Руфус... - Ларс не поднимал глаз от земли. - Руфус воспринимает случившееся не как святотатство, но как страшнейший позор, пятно на чести семьи. Словом, этим двоим пришлось всего больнее. Но и остальным, я думаю, до конца дней как следует не оправиться...

29
{"b":"79412","o":1}