Хмыкнув, Люр отметил, что такого еще не испытывал: лечить на кухне двух девушек–колхозниц, которым просто не повезло родиться в деревне. Что такое полноценная жизнь, они видели только в кино, а так не бывает, как им казалось. Хотелось промолчать. Он сжал кружку.

– А за 5 лет ты что–то пробовала сделать для себя? Мама–пенсионерка же тоже здесь, значит сын досмотрен. Город же недалеко – меньше часа ехать. Автобусы и маршрутки ходят. Ты же сидишь, изображаешь передовика производства, в двенадцатом часу ночи заполняя бумажки по комбикорму и отгруженному навозу, на которых слезы и конфеты с шампанским. Когда ты книжку читала последний раз? Не Леньке на ночь, а для себя? Тебе очень нравится быть жертвой, несчастной и брошенной. Не хочешь ты его обратно, а альтернативы выдумать не можешь или не хочешь, опять же. Без надуманной драмы и неврозов очень скучно жить – непонятно чем заниматься. Красиво страдать – ваше все, а жизнеутверждающего примера взять негде. Вокруг одна и та же история. Возьми и позволь себе быть…

      Светка не дала договорить – отобрала кружку с вином, сделала глоток и засуетилась, прибирая со стола.

      Возвращаясь домой они не обсуждали эту тему и молча брели по проселочной дороге. У нее было все прекрасно в глазах односельчан. Да и сама она старательно закрывала глаза на зияющую дыру между ними.

      Перед отъездом в город, они остановились в поле неподалеку от трассы и подурели возле стогов сена, сделав несколько прекрасных кадров. Светик нарвала полевых цветов и наслаждалась их запахом на пассажирском сидении.

– Дай порулить? – она искрилась и сияла в лучах почти закатившегося солнца, – мне Олежка давал, когда мы на речку ездили, я даже никуда не въехала.

– Даже не надейся. Вон тот знак что означает?

– Ой, да какая разница? Лучше понюхай, как пахнут!

      Букет возник перед носом Люра, заслоняя весь обзор.

Она ждала пока он оценит. Их скорость была чуть за сто, на узкой дороге навстречу летели два бензовоза, сзади кто–то догонял. Сгущались сумерки, что значительно сказывалось на посаженном зрении и общем обзоре, в частности. Он дернулся, инстинктивно убрал ногу с педали газа, сообразил, что было перед глазами еще секунду назад и плавно тормозил.

– Ой, а чей–та мы?

      Остановившись на обочине, он снял очки, бросил их на панель и вышел из машины. Орать на нее смысла не было. Очень хотелось достать ее сумку с салом, закатками, "иычками" и выбросить в поле.

– Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? Те фоточки в поле, полные радости и счастья в наших глазах, могли стать последними. Я же вижу хреново в потемках, через очки встречные фары создают, – сдерживая гнев объяснял Люр.

– Да я помню, ты говорил.

– Ну так какого хрена, Светлана?! Дура!!!

Он вернулся в машину.

– Извини, я не подумала.

– Надо что–то делать с глазами, – подумал Люр.

                               ***

      Просыпаться было тяжело. Люр позавтракал, вспомнил жестокое, хоть и приятное для нее, полуночное наказание Светика, улыбнулся и занялся поиском клиники. На Солнечной не так давно появилась необходимая.

– Да, приезжайте, обследуем, и, если все хорошо, завтра сделаем операцию.

– Ур–р–р–я–я–я!

После обследования оказалось, что необходимого диаметра линз под "ясны астигматизны" очи у них нет.

– И куда мне ехать теперь? – Люр никогда не задумывался о неочевидных причинно–следственных связях и ангелах–хранителях.

– Езжайте в Минск, там принимают всех, но придется сделать диагностику еще раз, – устало постучал ручкой по столу доктор.

– Подождите, у вас же оборудование такое же, с ваших слов. Зачем? – где–то запахло знакомым бредом.

      Через неделю он сел в поезд Гомель – Минск. Вернувшиеся накануне родители расстреляли кучей вопросов: "Как уволился? Оттуда никто не увольняется. Операция на зрении? А как? А потом куда?"

– Надо бы их беречь – после отпуска столько новостей на голову, – но иначе поступать Люр не считал честным. Он внимательно запоминал проносящиеся пейзажи, вскоре ему предстояло эти же красоты снова видеть в высоком разрешении.

Он быстро нашел поликлинику, без тени сомнений отдал деньги в кассу, поднялся на 8–ой этаж, переоделся в бумажный балахон с шапочкой и бахилами. Перед ним было шестеро.

– Раз на поток поставлено, то отлично. И специалисты, посмотрев на диагностику, не мучали повторной, а лишь уточнили основные параметры бесплатно. Вообще крутяк! – Люр рассматривал контингент. Вскоре подошла и его очередь.

Внимательно перепроверив параметры, врачи установили распорки, переходники с линзами необходимого диаметра на глаза клиента и приступили.

      Запах чего–то паленого не беспокоил Люра, хоть он и понимал, что пахнет от его глаз. Гораздо интереснее было смотреть "мультики", которые лазером рисовал аппарат через установленные на глаза оптические приспособления. Операция прошла спокойно и нежно. Медсестра аккуратно сняла все оптические переходники и щедро полила глаза какой–то жидкостью.

– Вставайте, идите за мной, – ассистентка исчезла за дверью. В кабинете было темно, свет настольной лампы из соседнего кабинета был единственным ориентиром. Да и глаза не видели. Размытие – максимум. – Я есть Blur, – Люр радовался, что скоро станет зрячим.

– Девушка, а вы гидэ? Иду, – он дважды зацепился бедром за оборудование и один раз за дверной косяк.

– Садитесь.

– Куда? – Люр присел на подлокотник и перетек в кресло.

– Вот сюда, смотрите внимательно. Вот это будете капать три раза в день, вот эту жидкость утром и вечером, а вот эту только на ночь. Сегодня тоже не забудьте. Сейчас я выпишу рецепт, и вы можете быть свободны. У вас где–то час, ну полтора, пока обезболивающее действует. Вас же на машине забирают?

– Девушка, подождите, вы издеваетесь? Не тараторьте. Я – седьмой и последний на сегодня, а не сто седьмой. Покажите, пожалуйста, еще раз – что, куда и когда там капать? В рецепте я точно не прочитаю почерк.

– Вот это три, – снова закудахтала девушка.

– Стой!!! Я вместо тебя пятно белое вижу, рядом с желтым, а ты мне пузырьками жонглируешь. Скоро убежишь уже. Потрать на меня 3 минуты лишних, – он успокоился, – напишите, пожалуйста, на этих пузырьках цифры, а в рецепте – какую цифру и когда капать.

– Ой, простите, пожалуйста, я действительно должна убегать, сейчас сделаю. Вам помочь? – девушка уже сняла халат и подхватила сумочку.

– Вали уже, – Люр хотел прорычать, но промолчал.

Солнечные очки, улица. Люр не заметил, как пролетел тот отведенный час, пока он объяснял маме, что у него все хорошо. На Светку совсем не оставалось времени. Он выключил звук в телефоне и побежал на автобус. Становилось нехорошо. В метро вошел человек с пунцовым лицом в солнечных очках и с рюкзаком.

– Молодой человек, пройдемте для осмотра. Снимите очки.

– Да не наркоман я, с операции еду, отпустите – режет, – было не смешно и больно, но он посмотрел на ситуацию со стороны. Было смешно.

      В вагоне он сразу же сел и опустил голову. Из–под очков проливался натуральный ручей слез. Нос решил поддержать страдающих товарищей соплями, поэтому еще и дышать стало тяжело. Он рыдал и сморкался самые длинные 5 остановок в его жизни, периодически странно улыбаясь.

– Все–таки я смотрюсь фееричным наркоманом, – Люр мечтал о темноте и тишине, а народ смотрел с презрением. Поднявшись на земную поверхность, он почувствовал себя совсем плохо.

– Здравствуйте, Утренняя, 7, за 10 рублей, довезите, пожалуйсты–ы.

– Обдолбался, что ли?

– Нет, я с операции, просто очень режет глаза, – Люр снял очки еще раз.

– Садись.

      Мамина подруга встретила у подъезда с улыбкой, но изменилась в лице, когда Люр уже в ванной снял очки и взглянул на нее в зеркало. Она сразу же отправила его спать. Он умылся и засунул голову под подушку. Пришел пес – выразить сочувствие и поскулить, пришли коты – понюхать.