Через пятнадцать минут они уже были там.

Домик располагался в уединенном месте. Узкая и извилистая дорога туда скорее напоминала лесную тропинку. Участок возле дома когда-то был ухоженным, с газоном, японским садом и посыпанными песком дорожками, но сейчас от этого почти ничего не осталось. Возле дома снег уже растаял, но у поленницы дров под стеной все еще лежали серые кучи. В дальней части сада стоял, очевидно, недавно построенный гараж. Он пустовал, а три автомобиля, которые, судя по отпечаткам протекторов на гравии, когда-то тут стояли, исчезли.

– Глупо было убирать машины, – заметил Кольберг. – Если бы он вернулся, то сразу понял бы, что здесь побывала полиция.

Мартин Бек осмотрел входную дверь домика, закрытую на защелку и большой висячий замок. Ключи от него имел один-единственный человек – Олафссон, и полицейским стало ясно, что придется немного потрудиться. Они взяли в машине отвертки и другие инструменты и уже через несколько минут открыли входную дверь.

Домик состоял из кухни, умывальной и большой комнаты, обставленной в деревенском стиле, с двумя откидными кроватями у стен. Воздух внутри был сырой, здесь пахло плесенью и керосином. В большой комнате имелся камин, в кухне – дровяная печь, а возле одной из кроватей – керосиновый обогреватель. Пол был в песке и засохших полосах грязи, мебель в большой комнате грязная и обшарпанная. Кухонный стол, табуретки и полки были завалены мусором, пустыми бутылками, грязными тарелками, чашками с кофейной гущей и немытыми стаканами. На одной из коек лежали грязные простыни и старое одеяло.

В доме никого не оказалось.

В маленькой прихожей за дверью находилась кладовка, полки которой были уставлены вещами, вероятнее всего, украденными из автомобилей. Здесь были транзисторные приемники, фотоаппараты, бинокли, карманные фонарики, инструменты, несколько удочек, охотничье ружье и портативная пишущая машинка. Мартин Бек встал на табуретку и заглянул на верхнюю полку. Там лежали старый крокетный молоток, выцветший шведский флаг и фотография в рамке. Он принес фотографию в комнату и показал ее Кольбергу.

Фотография изображала светловолосую молодую женщину и маленького мальчика в коротких штанишках и рубашке с короткими рукавами. Женщина отличалась красотой; и она, и мальчик смеялись, глядя в объектив. Одежда и прическа женщины были модными в конце тридцатых годов. На заднем плане виднелся тот самый домик, где сейчас находились Мартин Бек и Кольберг.

– Наверное, снимок сделан за пару лет до смерти отца Олафссона, – сказал Мартин Бек. – Тогда это место выглядело совершенно по-другому.

– У него симпатичная мать, – заметил Кольберг. – Интересно, как там дела у Рённа?

Эйнар Рённ немного поплутал в машине по Сегельторпу, прежде чем нашел дом, где жила мать Олафссона. Теперь она носила фамилию Лундберг, и Рённ выяснил, что ее муж заведует отделом в большом универмаге.

Женщина, которая открыла ему дверь, была седой, но выглядела максимум лет на пятьдесят пять. Она была стройной и загорелой, хотя весна едва наступила. Она вопросительно вскинула брови, и вокруг ее красивых серых глаз появились светлые морщинки, контрастирующие с загорелой кожей лица.

– Что вам угодно? – спросила женщина.

Рённ снял шляпу и достал служебное удостоверение.

– Вы фру Лундберг? – спросил он.

Она кивнула, с тревогой в глазах ожидая продолжения.

– Дело касается вашего сына, – сказал Рённ. – Бертиля Олафссона. Если позволите, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Что он натворил на сей раз? – нахмурилась она.

– Думаю, ничего, – ответил Рённ. – Вы позволите ненадолго войти?

Женщина нехотя отпустила дверную ручку.

– Да, – медленно сказала она, – пожалуйста, входите.

Рённ повесил пальто, положил шляпу на столик в прихожей и последовал за женщиной в гостиную, которая оказалась уютной и хорошо обставленной, однако без чрезмерной претензии на элегантность. Хозяйка указала ему на кресло у камина, а сама присела на диван.

– Давайте без предисловий, – лаконично заявила она. – Когда дело касается Бертиля, я готова ко всему, можете сразу сказать мне правду. Что он сделал?

– Мы разыскиваем его, он должен помочь нам разобраться с одним делом, – начал Рённ. – Я всего лишь хотел спросить у вас, фру Лундберг, известно ли вам, где он сейчас находится?

– Так, значит, его нет дома? – ответила она вопросом на вопрос. – В Орсте?

– Нет, и, по-видимому, он там уже давно не появлялся.

– А в летнем домике? У нас есть… У него есть домик в Вермдё. Его построил отец Бертиля, мой первый муж, и теперь домик принадлежит Бертилю. Возможно, он там?

Рённ покачал головой.

– Может быть, он говорил вам, что собирается куда-нибудь уехать?

Мать Бертиля Олафссона развела руками.

– Нет. Мы теперь с ним редко общаемся. Я совершенно не знаю, чем он занимается и где обитает. Здесь он не появлялся уже больше года, а если и приходил, то лишь для того, чтобы попросить денег.

– Он не звонил вам в последнее время?

– Нет. Впрочем, около трех недель мы были в Испании. Но я не думаю, что он звонил. У нас больше нет ничего общего.

Она вздохнула.

– Мой муж и я давно махнули рукой на Бертиля. Похоже, его дела ухудшились.

Рённ молча сидел, глядя на женщину. Возле уголков ее рта появились резкие складки.

– Вы знаете кого-нибудь, кто может сообщить, где он находится? – спросил полицейский. – Девушку, с которой он встречается, приятеля или еще кого-нибудь?

Она засмеялась, однако смех звучал фальшиво.

– Могу вам кое-что сказать, – ответила она. – Когда-то он был очень хорошим мальчиком. Но однажды попал в плохую компанию, под чужое влияние, и стал во всем противоречить мне, моему мужу и своему брату, в общем, противоречить всем. Потом его отправили в исправительное заведение, но от этого стало только хуже. Там он научился еще сильнее ненавидеть общество. Он вышел оттуда настоящим преступником и наркоманом. – Она свирепо посмотрела на Рённа. – Полагаю, общеизвестно, что эти ваши исправительные школы и заведения воспитывают преступников и наркоманов. Ни о каком перевоспитании там даже речи не идет.

Вообще-то, Рённ был согласен с ней и теперь даже не знал, что ответить.

– Ну, возможно, вы и правы. – Он собрался с мыслями и произнес: – Я не хотел вас расстраивать. Можно задать вам еще всего лишь один вопрос?

Она кивнула.

– Какие отношения между вашими двумя сыновьями? Они встречаются или каким-то другим образом поддерживают контакт?

– Они не поддерживают больше никаких отношений, – отрезала она. – Герт теперь квалифицированный дантист, у него своя практика в Гётеборге. Когда он еще учился в институте, то уговорил Бертиля прийти к нему лечить зубы. Герт такой милый мальчик. Какое-то время они были хорошими друзьями. А потом что-то случилось, не знаю что, и они перестали встречаться. Думаю, вам нет никакого смысла расспрашивать Герта – он ничего не знает о Бертиле. Можете мне поверить.

– Так, значит, вы не догадываетесь, почему они перестали дружить? – спросил Рённ.

– Нет, – ответила она, глядя в сторону. – Не догадываюсь. Что-то случилось. С Бертилем всегда что-то случается. Разве я не права?

Она в упор посмотрела на Рённа, который внезапно закашлялся. Возможно, самое время заканчивать беседу? Рённ встал и протянул руку.

– Большое спасибо за вашу помощь, фру Лундберг, – сказал он.

Она молча пожала ему руку. Он достал свою визитную карточку и положил ее на стол.

– Если что-нибудь услышите о нем, может быть, вы будете столь любезны и позвоните мне?

Она молча проводила его из комнаты и открыла дверь.

– До свидания, – сказал Рённ.

На полпути к калитке он обернулся и увидел, что она стоит в дверях, глядя ему вслед. Теперь она выглядела значительно старше, чем тогда, когда он пришел.

Личность Бертиля Олафссона постепенно вырисовывалась, но медленно. Было известно, что он занимается крадеными автомобилями. Перед продажей он либо перекрашивает их, либо меняет номера. Предполагали, что он также торгует наркотиками. Вряд ли он оптовый торговец; вероятнее всего, Олафссон таким способом добывает средства на наркотики для себя самого.