"Он не разочаруется во мне!" - еще раз решил для себя Омар. Старый сотоварищ по тюрьме и его будоражащие душу речи были забыты. Ложь все это, о чем он говорил, детский лепет. Старик впал в детство. Нечего больше о нем и думать.
Однако слова бывшего раба не забывались и навязчиво сверлили мозг. Отвлечешься от них, будто никогда и не слышал, и вдруг они возникают внезапно и не дают покоя. Они подобны медленно действующему яду, бледнеют, тонут, всплывают вновь, возникают во сне как осязаемые образы, как реальность, заставляют размышлять о них. Можно не соглашаться с ними, оспаривать. Сама жизнь опровергает их. Он - свободен. И все же никак они не уходят, эти мысли европейца, несомненно - ложные. Ложно все, что говорят и чему поучают неверные. Один только Аллах, которого они не признают, истинен и правдив.
"Ты сам себя обманываешь, Омар! - говорит голос, идущий из глубины души. - А вдруг они говорят правду?" Нет, нет, этого не может, не должно быть!
Сражения! Только в схватках спасение от таких пустых мудрствований.
Омар так и рвался в бой - это был единственный способ отринуть от себя сверлящие мозг мысли, вложенные в него Бенедетто Мецци.
Пока молодой офицер мучился сомнениями, бичевал себя, нанося удары не по коже, а глубже, в самое сердце, ренегат Бенелли прочесывал регентство, стремясь выйти на след Эль-Франси.
Эль-Франси - француз по имени Жан Менье из Ла-Каля. Человек состоятельный: охота - прихоть куда как не из дешевых. Ни о каком Луиджи Парвизи в городке, по словам шпиона, никто ничего не знает.
Имена, как звук и дым, - они исчезают. Их можно сбросить с себя, как грязную рубашку, и заменить на другие, когда потребуется.
"Ну хорошо, - решил Бенелли, - коли так, надо обязательно сойтись с этим Жаном Менье - Эль-Франси лицом к лицу и выяснить наконец, не Луиджи ли Парвизи действует под этими именами". Сюрприза здесь, пожалуй, ожидать не приходится: очень уж прочные завязываются узелки между этим Менье и Парвизи. Он, Бенелли, просто нюхом чует, что не ошибся. Даже в мыслях иной раз путается: хочет сказать Парвизи, а говорит - Менье, думает о Менье, а говорит - Парвизи.
Он приказал схватить этого Эль-Франси и доставить в Алжир. Но его посланцы вернулись с пустыми руками. Всякий раз дичь умело ускользала от них. Ну как не зауважать такого человека! Возможно, своего земляка? Бенелли даже чуть было не возгордился им. Но - лишь на миг: он терпеть не мог рядом с собой никого, умного и понимающего тонкость интриги, такого же авантюриста, как и он сам. Пока Парвизи не ввязался еще в высокую, запутанную игру, называемую политикой. Пока нет. Но кто может гарантировать, что он не сделает этого завтра? А может, уже и сегодня?
Возможно, однако, что все это куда проще. Он ищет своего сына. Прочности регентства это никоим образом не угрожает. Снова и снова Бенелли урезонивал себя, призывал к спокойствию. Что ему этот человек? С чего бы щадить его? Из-за того, что он - генуэзец? К черту сантименты! Генуя, родина, давным-давно покинута и позабыта. Теперь она - не более чем точка на географической карте. Да, если речь идет только о розысках сына, это не так уж плохо. Но ведь этот Эль-Франси - преемник француза Эль-Франси! С ним даже и негр Селим, верный спутник того, первого. Почему первый передал второму это почитаемое и любимое в стране имя? Только ли для того, чтобы ему удобнее было искать мальчишку? Нет, не может быть - за этим, несомненно, кроется что-то иное. Парвизи работает на Францию. Если так, то это грозит опасностью, устранить которую может только один человек - он сам, Бенелли!
И безобидность Эль-Франси - всего лишь маска. То, что упустил туземный лазутчик, не ушло от внимания Мустафы. В стране много говорят об Эль-Франси. И верный друг-то он, и помощник, и советчик. Но чтобы подстрекал он народ против турок - об этом никаких сведений не поступало. За это его к ответу не притянешь. Ладно, пусть даже против турок он ничего и не замышляет, но он, и это много существеннее, наводит людей на размышления. Только что вспыхнувший пожар можно погасить быстро. Куда страшнее огонь, тлеющий под крышей, скрытый под балками и кладками. В любой момент может разлиться он в целое море пламени, и для преодоления его потребуются чрезвычайные меры. Если люди долго обдумывают какое-то дело, взвешивают все "за" и "против", прикидывают шансы на возможный успех и неудачу, выжидают, пока плод созреет, - это и есть наивысшая опасность!
- Я - Мустафа, советник дея, - представился Бенелли деревенскому старосте.
- Добро пожаловать, господин. Великая честь выпала нашей деревне. Что привело тебя к нам?
- Я на охоте, мой друг. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? Не нападают ли хищные звери на ваши стада? Я могу расправиться с ними.
- Ты так добр, господин! - снова поклонился кабил.
"Скрытный парень, - решил Бенелли. - Может, не следовало представляться советником дея?"
- Повторяю: я охотно помогу вам.
- Спасибо, господин, но ты опоздал.
- Опоздал? Не понимаю тебя.
- Нам помог Эль-Франси, господин!
Бенелли удовлетворенно улыбнулся. Кабил заметил это.
- Ну вот. Я рад слышать это. Лихой парень этот Эль-Франси!
- Наш друг, господин.
- Вы можете гордиться им. Все, что я о нем слышал, мне очень нравится. Я с удовольствием сходил бы как-нибудь вместе с ним на охоту. Скажи, где я мог бы с ним встретиться? Ты ведь слышал обо мне, знаешь, что я...
- Да, господин.
- И что же ты знаешь?
- Что ты большой начальник.
Бенелли рассмеялся. Этот деревенский староста - остолоп, дурень, слабоватый умом.
- Вовсе не это хотел я сказать, мой друг, а то, что как охотник могу потягаться с вашим Эль-Франси. Мне хотелось бы поохотиться вместе с ним. Где он?
- Я не знаю этого, господин.
- Мне говорили, что его видели здесь еще вчера?
- Вчера, господин?
- Странно, что ты ничего об этом не знаешь.
Кабил не отреагировал.
- Жаль. Ты лжешь, старик! - легко, будто так, между прочим, бросил Мустафа в лицо старосте оскорбительные слова.
- Я не отваживаюсь возразить тебе, такому великому и могущественному человеку, даже если в мыслях твоих нет правды.
- Проклятье! - Из этого идиота все равно ничего путного не выудишь. Лучше, пожалуй, закончить разговор какими-нибудь дружелюбными словами. Извини, я не хотел тебя обидеть. Меня, должно быть, неправильно осведомили. Этой ночью мы останемся у вас. Я сам принимаю приглашение в твой дом. Для моих спутников найди подобающий кров.