Какое блаженство на время покинуть дом с нескончаемым тиканьем и непредсказуемыми хозяевами! Мысли Мадлен были заняты Рейнхартом. Какой же он странный, и странность эта не совсем человеческая. Во всяком случае, такие люди ей прежде не встречались. Но ведь он был ученым, человеком больших знаний, а таких людей в своей жизни она встречала раз-два и обчелся.

С плетеной корзиной в руке Мадлен шла по площади Дофина. Из домов выходили цирюльники, неся в одной руке парики, а в другой – саквояжи. Их одежда была запачкана мукой. Мадлен пошла в сторону Пон-Нёф, пересекла мост, на котором лоточники разворачивали свои товары, и очутилась на улице Монне. Дальнейший ее путь лежал по грязным извилистым улочкам. Постепенно вонь, долетавшая с кладбища Невинных, сменилась запахом древесного угля и начинающей тухнуть рыбы. Это означало, что она подходила к Ле-Алю, самому знаменитому городскому рынку.

Время для прихода сюда было неудачным. Рынок кишел слугами и покупателями. Их ноги месили грязь на щербатых каменных плитах, а глаза смотрели на пирамиды из яиц и ящики с апельсинами. Люди перешагивали через капустные листья, рыбью требуху и мокрую солому, торопясь совершить удачный bonne affaire. Среди них толкались разносчики с бочонками кислого вина, ящиками ношеных башмаков, тарелками креветок, крысиным ядом и корзинками с пряностями. Сухопарые, нарумяненные уличные девки, затянутые во взятые напрокат корсеты, отчего их тощие груди казались больше, цеплялись за проходящих мужчин, показывая, что еще продается на рынке. Тут же путались под ногами бродячие собаки. Подойдя к мяснику, Мадлен стала выбирать говяжьи языки, внимательно проверяя, чтобы те были по-настоящему свежими, а не раскрашенными (торговцы нередко это делали, придавая мясу мнимую сочность).

Купив языки, она пошла туда, где торговали живностью. Там в загончиках шипели гуси, бродили цыплята, ища что-то в грязной земле, и громоздились клетки с утками. А где же кролики? Как назло, ни одного. Мадлен помнила: раньше здесь было полно живых кроликов, копошащихся в клетках. Но сегодня ей не повезло. Побродив еще, Мадлен вернулась туда, где видела женщину в грязном лоскутном плаще, сшитом из кусочков ткани и меха. В руках та держала пару зайцев.

– Прошу прощения, мадам. Не подскажете, где тут можно купить живого кролика?

– Живого? – переспросила торговка, пристально поглядев на Мадлен.

– Да.

– Живая игрушка понадобилась?

– Думаю, так. – Мадлен совсем так не думала, но подозревала, что неестественные опыты, о которых говорил Камиль, проводились на живых существах. – Хозяин велел мне купить.

Женщина кивнула:

– Мало богатеям кошек и собак. Ишь, на кроликов потянуло. Ты знаешь, что у мадам де Помпадур, королевской любовницы, есть ручная обезьянка? Сидит у нее на плече и ест ее пищу.

– В самом деле? Я не слышала. Я вас про кроликов спрашивала.

– Ах да. Был тут парень, продавал кроликов. Вот там он стоял. – Она указала на пустующий прилавок. – Сам ловил и приносил на рынок. Но вот уж недели две, как его не видно.

– Может, перебрался на другой рынок?

– Понятия не имею, – равнодушно пожала плечами торговка. – Есть человек на улице Дени. Спроси там. Кстати, а кто твой хозяин?

– Доктор Рейнхарт его зовут. Он часовых дел мастер.

– Знаю я, кто он такой.

Лицо женщины исказилось злобой.

– Что скажете о нем?

– Ты и впрямь ничего не знаешь?

– Я у него только со вчерашнего дня.

– И он уже втравил тебя в свои дьявольские дела. – Женщина ткнула пальцем в Мадлен. – Говорят, он делает такие штуки, которые человеку сделать не под силу. Он маг.

– Нет, он mécanicien[5], – неуверенно возразила Мадлен. – Часовщик.

Женщина вновь ткнула в нее скрюченным пальцем:

– Штуки, что он варганит… пусть называет их как хочет… ты присмотрись к ним. Без черной магии такого не сделаешь.

Мадлен почти вплотную подошла к торговке. Ее трясло, но не только от холода. Ей стало не по себе.

– Кто вам это сказал? – тихо спросила Мадлен. – Что еще говорят о нем?

– Кто сказал? Многие говорят. А как еще объяснить его дела? Как еще ты заставишь двигаться железки?

Мадлен полегчало. Полезных сведений из этой торговки не выудить. Что взять с глуповатой старухи из предместий?

– Свои штучки он делает из винтиков, колесиков и еще чего-то в этом роде, – сухо сказала Мадлен. – В них такие же механизмы, как в больших и маленьких часах.

Женщина покачала головой:

– Хочешь себе добра – немедля беги из того дома. Убережешься от беды.

Мадлен столько лет прожила бок о бок с бедой, и сейчас ей представлялась возможность выбраться.

– Спасибо вам за совет, мадам, но я, пожалуй, рискну остаться.

Покинув Ле-Аль, Мадлен отправилась на набережную Мажисери в магазин, некогда принадлежавший ее отцу. Едва войдя туда, она сразу поняла, что допустила ошибку. Пока болезнь не скрутила отца, он очень гордился своим магазином. Регулярно красил стены, поддерживал чистоту и заботился, чтобы живность всегда была в наличии. Он закупал попугаев разных пород, белок и ящериц, серых обезьян, маленьких козочек и, конечно же, кроликов. Мадлен и Сюзетте разрешалось играть с кроликами. Сейчас в магазине было пыльно. Мадлен поморщилась от вони. Хуже всего, что магазин пустовал, если не считать мышей в клетках и щенят в коробках. Те скулили, тоскуя по матерям, и мочились на свои мохнатые лапки.

Владельцем магазина был какой-то пришибленный человек, в пожелтевшем коротком парике и со слезящимися глазами. Мадлен не сказала ему, что прежде магазин принадлежал ее отцу. Да и зачем?

– Месье, у вас есть кролики? – спросила она.

– Кролики? Да, конечно. – Он ушел в заднюю комнату и через минуту вернулся с ящиком, из которого вытащил маленького белого кролика с блестящими красными глазами. – Желаете осмотреть?

Мадлен взяла кролика. Такая мягкая, шелковистая шкурка ей еще не встречалась. Под ладонью быстро билось кроличье сердце. Ей вдруг захотелось отнести зверька младшей сестре, ибо Сюзетта всегда любила кроликов. Одного она держала у себя в комнате, пока его не загрызла соседская собака… Желание быстро прошло. Сюзетта лежала в могиле, а покойникам кролики не нужны.

– Спасибо, месье. Этот меня вполне устроит, – сказала Мадлен, возвращая кролика в ящик.

Когда она вернулась в дом, доктор Рейнхарт по-прежнему находился в мастерской. Он сидел за бюро у окна и писал в книге. Книга была толстой, в кожаном переплете. Сбоку стояла удивительно реалистичная фигура орла, золотые когти которого ярко сверкали на солнце. Мадлен поднесла ящик с кроликом к хозяину и молча поставила на пол, опасаясь, что в любое мгновение орел оживет. Рейнхарт посмотрел на Мадлен, потом на ящик. Когда она сняла крышку, хозяин улыбнулся:

– Так-так. Наш образчик. – Он вытащил кролика и стал внимательно разглядывать дергающийся нос зверька и подрагивающие усы. – Отлично! – Затем, сообразив, что служанка по-прежнему стоит рядом, добавил: – Все, Мадлен. Можешь ступать.

– Вы… собираетесь делать над ним опыты? – отважилась спросить Мадлен, переминаясь с ноги на ногу.

Не выпуская кролика из рук, Рейнхарт повернулся к ней:

– Видишь ли, Мадлен, чтобы понять жизнь, иногда нужно обращаться к смерти. Они неразрывно связаны друг с другом. Со временем ты поймешь.

Мадлен отправилась заниматься домашними делами и все это время пыталась хотя бы одним глазком взглянуть на то, чем занимается Рейнхарт. Но дверь мастерской оставалась плотно закрытой. Только в три часа пополудни ей представился случай войти к хозяину, принеся ему кофе и миндальный кекс, еще утром испеченный Эдме. Мадлен опасливо вошла с подносом в мастерскую, ожидая увидеть белого кролика располосованным, как и его собрата, с содранной пушистой шкуркой. «Только бы бедняжка умер сразу и не мучился», – думала она, моля Бога, чтобы так и было. Доктор сидел на корточках, с записной книжкой в руке. Он едва заметил вошедшую Мадлен, так как его внимание было устремлено на что-то, чего Мадлен не видела. Она подошла ближе, опустив поднос на стол. Оказалось, что кролик по-прежнему жив и здоров и грызет кромку узорчатого ковра.