На нас опустилась тишина, густая и тяжелая от ожидания. Я могла бы выстрелить ему между глаз — у меня неплохо получалось благодаря трехразовым еженедельным тренировкам на стрельбище, — и никто бы не стал задавать вопросов. Или обижаться на меня. Он показал себя негодяем.
Я не думала, что в этой жизни можно получить второй шанс, но подозревала, что у Лоренцо их было много. А я не особенно милосердна.
— Если ты сделаешь что-нибудь, что будет угрожать этой семье, я убью тебя сама, — пообещала я.
Он снова улыбнулся, выглядя довольно милым.
— Я бы не ожидал ничего меньшего.
На следующий день
Я стояла в свадебном платье и дрожала.
Страх не имел никакого смысла. Я не была какой-то девственницей, к которой не прикасался жених. Мой жених прикасался ко мне, трахал меня так, как только можно трахать женщину. У меня не осталось невинности.
Брак был всего лишь листком бумаги. Я верила в это, не так ли? В моей жизни нет места романтике. Мы с Питом были помолвлены почти три года, а я даже не взяла в руки свадебный журнал. Не было ни одной мысли о свадьбе, и всякий раз, когда я думала об этом, меня охватывал ужас и начиналась чесотка.
Если бы я так мало думала о браке, у меня не было бы такой реакции. Что-то внутри меня знало, что жизнь с Питом — это смертный приговор.
За месяц, предшествовавший этой свадьбе, не было ничего такого. Никакого страха. А какой смысл, ведь именно эта свадьба вполне могла стать смертным приговором.
Как я могла чувствовать себя лучше на свадьбе, на которую меня принуждали, чем на той, которую я выбрала?
Вот почему я стояла там, полностью одетая в свое платье, и дрожала. Потому что я знала — это правильно. К лучшему или к худшему, это навсегда.
— Я должна бежать, — прошептала я своему отражению.
Платье, на которое я много раз смотрела в течение неловкого времени, сидело на мне идеально, как я и ожидала. Я не мерила его, несмотря на протесты дизайнера. Как будто отказ надевать его, — мой последний акт неповиновения. Я не хотела, чтобы оно подчеркивало каждый изгиб моего тела, не хотела чувствовать, что это именно то свадебное платье, которое я бы себе представила, будь я из тех женщин, которые воображают свой самый лучший день.
Стилисты только что закончили. Мои волосы были собраны в затейливый пучок, который я никогда и за миллион лет не смогла бы воссоздать. Мягкие завитки ниспадали спереди, обрамляя лицо. Стилист пообещала, что вернется, чтобы приколоть фату к волосам. Потому что это дерьмо, которое люди делали в день свадьбы.
Гребаные глупые традиции. Джессика, с другой стороны, посвятила себя большинству традиций в качестве моей подружки невесты. Я делала все, что могла, лишь бы дистанцироваться от нее. Потому что она была в блаженном неведении, что их с Илаем жизни висели на волоске от того, что я либо проведу эту свадьбу, либо получу достаточно улик, чтобы полиция упрятала Дона навсегда.
Я стояла здесь в свадебном платье, которое было сшито специально для меня, и накатила паника. Я выгнала Джессику из комнаты, потому что она начала плакать, и я не могла с этим справиться. Я надеялась, что они с Эйденом трахаются в шкафу или в одной из многочисленных спален. Хоть кто-то заслужил простого счастья.
Было ясно, что я не заслуживаю простого счастья. Да я и не хотела этого. Я хотела только его.
Мужчину, открывшего дверь в мою комнату. Он стоял там в костюме Том Форд, выглядя так, словно он высечен из гребаного мрамора.
Я должна была знать, что Кристиан откажется от традиций и всякого сглаза. Можно сказать, нам вообще не повезло, что мы встретились.
Он был свежевыбрит. Его волосы блестели, обрамляли лицо. Я никогда не видела кого-то более красивого, более грозного.
Полностью отвернулась от зеркала, разглаживая влажными ладонями кружево. Я услышала его резкий вдох с другого конца комнаты. Кристиан не скрывал от меня своей реакции. Своего выражения лица. Там было что-то такое, чего я никогда не видела.
Благоговение.
Это нельзя подделать. Что бы ни было между нами, каким бы ядовитым и неправильным оно ни было, это — единственное, чего я хотела в своей жизни.
Он был единственным, чего я хотела.
Вот почему меня охватил ужас. Потому что это стало реально. Это больше не какая-то дурацкая сделка. Я больше не притворяюсь. Этому не будет конца. Это вся моя оставшаяся жизнь.
Кристиан был всей моей жизнью.
И она будет сложной. Насильственной. Подтолкнет меня к самому пределу возможностей.
Кристиан стоял там, уставившись больше минуты. Мое сердце билось где-то в горле. Он ничего не сказал. Не прокомментировал, какая я красивая, что значит эта свадьба, не признался в своей вечной любви. Он говорил все одним взглядом.
Он знал обо мне все, что только можно знать, и все же я стояла здесь в свадебном платье. Я знала о нем все, что только можно знать, и все же я все еще стояла здесь в свадебном платье.
В конце концов, он преодолел расстояние между нами, хотя и остановился, не дотронувшись до меня. Кислород в воздухе между нами сгустился.
— У меня есть для тебя свадебный подарок.
Я протянула руку, чтобы потрогать драгоценности на своей шее.
— Ты уже подарил мне бриллианты, туфли, машины, деньги. Не думаю, что нужны еще какие-то подарки.
Кристиан, наконец, подошел ближе, обойдя меня так, что его пальцы прошлись по моему затылку.
— Этот подарок нельзя купить за деньги.
Я едва могла дышать из-за комка в горле. Что-то не так.
— Ты моя, — пробормотал он, руки двигались к пуговицам на моей спине. Его дыхание было горячим.
— Только моя, — продолжил он.
Мои глаза остановились на темной фигуре в дверном проеме, которую я до сих пор не замечала.
Феликс.
Он тоже одет в костюм. Черный. Все черное. Без галстука. Колонна его белой шеи резко выделялась на ее фоне. Его глаза светились, когда они скользили вверх и вниз по моему телу.
Он был похож на самого дьявола. Или, по крайней мере, правую руку дьявола.
— Я не делюсь, — прорычал Кристиан, его руки все еще работали над пуговицами платья.
Я была парализована, неспособная понять, что происходит, но мое тело отреагировало.
— Любой человек, который поднимет на тебя руку, навлечет на себя ужасную, мучительную смерть. Я приду в нашу постель и трахну тебя, покрытый его кровью.
Я задрожала. Не только от страха.
Мой будущий муж раздевал меня в день нашей свадьбы перед другим мужчиной. Мужчиной, к которому у меня было влечение. Тот, кто выглядел так, словно тоже жаждал меня.
— Я не религиозный человек, — продолжил Кристиан, почти дотянувшись до последней пуговицы внизу. — Но я верю в святость брака. Я верю в клятвы, которые мы даем. А я человек собственнический. Но я знаю тебя. Как бы сильно ты это ненавидела. Я знаю, чего ты хочешь. И я склонен дать тебе это. Один раз. Чтобы показать — я готов отказаться от самой своей природы ради тебя. Потому что в этот день, в день нашей свадьбы, я хочу, чтобы у тебя было все, что ты хочешь.
Он расстегнул последнюю пуговицу, и мое платье упало на пол.
Я стояла на каблуках и в белом корсете, в комплекте с подвязками и чулками. Корсет, о котором шла речь, был полностью сделан из кружева, и мои твердые, пульсирующие соски были выставлены на обозрение Феликсу.
Выражение его лица почти не изменилось, но я уловила то, как вспыхнули его глаза. Его руки по бокам сжались в кулаки. Стиснутые челюсти были видны даже с другого конца комнаты.
Губы Кристиана встретились с моей шеей, а его рука скользнула между моих бедер, поползла вверх. На мне не было трусиков, так что никакого барьера. Его пальцы раздвинули меня, нашли мой клитор, открывая меня Феликсу, восхищенно наблюдающему за мной.
Колени задрожали, и я издала стон, когда Кристиан умело исследовал меня.
— Я доверяю Феликсу свою жизнь, — пробормотал он. — Он единственный человек, которому я доверяю на этой земле. Поэтому он — единственный человек, которому я бы доверил тебя. Единственный мужчина, который будет прикасаться к тебе и дышать после этого. Кто будет знать, какова твоя киска на вкус, как твое влагалище сжимается вокруг члена.
