Это заставило меня сделать паузу.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Его лицо все еще было напряжено от ярости. Его член был твердым.

— Хорошая девочка? — повторила я.

Он кивнул один раз.

Я села. Не была уверена, позволит ли он мне это сделать, поскольку он ясно дал понять, что я здесь не контролирую ситуацию. Но позволил. Он упал спиной на кровать, и я забралась на него сверху.

Мои губы прошлись по его шее, пробуя на вкус, вдыхая запах.

— Если бы ты хотел хорошую девочку, — пробормотала я ему в губы. — Ты бы выбрал другую, — я расположилась так, чтобы он прижимался ко мне, терлась о него. Не полностью уселась, несмотря на то, как сильно мы оба этого хотели.

— Если бы ты хотел хорошую, ты бы нашел кого-нибудь, кто носит такие платья. Кого-то вроде нее.

Кристиан замер подо мной, показывая мне все, что нужно было знать. Теперь у него была сила оттолкнуть меня, услышав горечь и уродство в моем голосе. Когда он понял, каким несчастным человеком я была на самом деле.

Но он этого не сделал.

Именно тогда я села на него, его руки легли на мои бедра, и начала скакать.

Я положила руку ему на горло, не в силах надавить так сильно, как он, но думала, что посыл до него дошел.

Его руки сжались на моих бедрах, но он не пытался остановить меня, попытаться вернуть контроль, что необычно для доминирующего альфы, такого как Кристиан.

— Скажи это, — потребовала я.

Его глаза впились в мои, мышцы напряглись, пока я продолжала скакать на нем.

— Ты сам говорил, — продолжила я, мой голос напрягался по мере приближения кульминации. — Я принадлежу тебе. И ты знаешь, что я плохая. Так скажи это. Я твоя плохая девочка.

Мои руки сжались вокруг его шеи, и его тело напряглось еще больше. Я знала, что он в нескольких секундах от освобождения. Мы оба.

— Ты моя плохая девочка, — признался он сквозь зубы, глаза горели яростью.

После этого я взорвалась, увидев ненависть и гнев в его глазах. Вскоре после этого он поехал со мной.

Через край.

В бездну.

❖❖❖

— Расскажи, что с ней случилось.

Эти слова пронзили плотную тишину, которая установилась вокруг нас. Было уже поздно. Или рано, в зависимости от восприятия. Каждый дюйм меня пульсировал от боли и удовольствия, восхитительно смешанных воедино. Реальность того, что Кристиан сделал со мной, еще не прижилась. Я уверена, что так и будет при дневном свете.

Но ночь все еще окружала нас. И я собиралась высосать из него каждый кусочек тьмы.

Кристиан долго не отвечал. Я знала, что он не спит, растянувшись на его торсе, его руки крепко обнимали меня, я чувствовала интенсивность его энергии. Мы оба были на взводе после того, что случилось, моя задница еще горела.

Как бы мне ни хотелось, чтобы Изабелла осталась погребенной, разлагаясь в земле, она все еще была очень жива. Мне нужно было понять ее. Что она значила для Кристиана. Как сильно ее смерть разрушила его.

— Ее убили на следующий день после восемнадцатилетия, — наконец сказал Кристиан, его голос был напряженным, не выдавая никаких эмоций.

Я затаила дыхание, ожидая продолжения.

— Это был день ее вечеринки. На следующий день после того, как я надел ей на палец кольцо, — продолжил он, еще больше нагнетая напряжение в комнате. — Они с Лоренцо были здесь одни. С охраной, конечно. Винсенций никогда бы не оставил своих детей без защиты.

Голос Кристиана был ровным. Но сжатые слова, отрывистый тон, которым он их произнес, подсказали мне, что он не привык говорить об этом. Я вытягивала эту историю откуда-то из глубины его души. Место, которое он крепко запер.

До сих пор.

Его рука двинулась вверх по моему позвоночнику, чтобы сжать затылок. Слишком туго. Но я не жаловалась. Не хныкала.

— Кто бы это ни был, он был близок к семье, — сказал Кристиан. — Знал планировку поместья, количество охранников. Точно знал, когда нанести удар.

— Кто бы это ни был? — повторила я. — Вы их не нашли?

Тишина пульсировала после того, как я заговорила.

Больше давления на мою шею.

— Нет, — одно-единственное слово заполнило комнату, высосало весь кислород. Его переполняли ярость, разочарование, чувство вины.

Хотя я, возможно, и не знала всего о Кристиане, я знала, что он из тех людей, которые не успокоятся, пока не отомстят. И прошло двадцать пять лет. Он винил себя.

— Мы допросили всех членов семьи, — сказал он. — Всех. Никто не был застрахован от пристального внимания. Мы убили сотни людей в поисках хоть какой-то информации. Ничего.

Давление на мою шею достигло пика, и я стиснула зубы от боли, пока он, наконец, не ослабил хватку.

— Кто бы это ни был, он убил всех охранников, — сказал Кристиан, голос теперь терял свою контролируемую структуру. Я слышала трещины в его фасаде. Блять, я почувствовала, что проваливаюсь сквозь них.

— Затем они убили Изабеллу, — прохрипел он, ее имя сорвалось с его губ. — Не раньше, чем жестоко изнасиловали.

У меня перехватило дыхание, хотя это и не стало полной неожиданностью. Она была дочерью одного из самых могущественных людей в преступном мире. Тот, кто убил ее, сделал это, чтобы послать какое-то сообщение, попытаться уничтожить семью Каталано. Мужчины, стремящиеся уничтожить женщин, всегда шли на изнасилование. Они хотели разорвать нас на части. Разрушить наши жизни, даже если мы выживем.

— Лоренцо прятался в шкафу. Видел все, — сказал Кристиан, двигая рукой вниз по моему позвоночнику, чтобы схватить меня за бедро.

Я моргнула. Эта информация давала объяснение тому, как Лоренцо превратился в того, кем он был. Но не оправдание. Этому не было оправдания, но такова его история происхождения злодея. Наблюдал, как его сестру насилуют и убивают.

Этого достаточно.

И именно поэтому София была так зла на своего сына. Поэтому Винсенций не мог встретиться с ним лицом к лицу.

— Это преследовало Лоренцо всю жизнь, — сказал Кристиан сквозь стиснутые зубы. — Это событие его определило. Превратило в труса, — он втянул в себя воздух. Я чувствовала его разочарование, а также любовь к Лоренцо.

Вот почему он не убил его. Потому что он заботился о нем. Все еще. Где-то глубоко внутри. В той его части, которая все еще оставалась человеческой. Он не мог убить брата Изабеллы.

— Я и сам превратился во что-то совершенно другое, — тихо закончил он.

Мое сердце грохотало в ушах, когда все улеглось. Я провела рукой по подбородку Кристиана, его профиль был едва виден в лунном свете. Его щетина была грубой под моими пальцами.

— Что значит татуировка? — спросила я, готовая раздвинуть границы дозволенного, чтобы наконец получить ответы на некоторые вопросы. Чтобы собрать больше кусочков головоломки.

Кристиан вздохнул, долго и тяжело. Я слышала каждый гребаный год его жизни в этом звуке.

— Я не верю в бога, — сказал он. — Единственный непростительный грех в этой семье, полной католиков, — его пальцы призрачно скользнули по моим бедрам. Прикосновение нежное. Едва ли заметное. — Но я верил, что Изабелла была ангелом, — он рассмеялся, звук был невеселым и тревожным. — Окруженная дьяволами. Они пытали и убили ее. Я ношу ее смерть на своей спине.

Его пальцы впились в мое бедро, вдавливаясь в кость.

Я боролась под тяжестью всего, что Кристиан давал мне. Я изо всех сил старалась вписать это в свою голову. Как я должна убедить себя, что он монстр, когда он показывает свою человечность?

Кристиану не понравилось мариноваться в тишине, наступившей после его слов. Он дал это понять, сняв меня со своей груди, встав с кровати и включив лампу.

— Пойдем со мной, — сказал Кристиан, протягивая руку.

Я заморгала от яркого света, он был резким, и моим глазам потребовалась секунда, чтобы привыкнуть. Глаза сфокусировались на изгибах его обнаженного тела, его прессе, вырезанном из гребаного мрамора, темные волоски, спускающиеся к члену.

Без колебаний я взяла его за руку, позволяя ему вести меня куда угодно.