Может быть, кто-то споткнулся, случайно разрядив свое оружие. Но я знала отца. Он не нанимал людей, которые совершили бы такие ошибки.

Затем последовали еще несколько хлопков в быстрой последовательности.

Я выбежала из своей комнаты и спустилась по лестнице, зовя своего брата. Пока я бежала, пыталась подсчитать, как давно ушел мой отец. Один час? Два? Вечеринка должна начаться чуть больше, чем через час. Они с мамой могут вернуться в любой момент. Они бы справились с этим, спасли нас, если понадобится. В моем животе была холодная пустота, которая кричала, что нас правда нужно спасать. И мрачный шепот, который сказал, что никто не придет.

Я поскользнулась на мраморном полу, когда мои глаза нашли Лоренцо, сидящего перед телевизором, его нос почти касался экрана. Громкость была низким гулом в комнате, заглушая хлопки, которые теперь были намного громче, французские двери из гостиной открылись и задули занавески внутрь.

Мое сердце подскочило к горлу, паника угрожала парализовать меня.

Мрамор был холоден для моих босых ног, и он просачивался сквозь мою кожу.

— Лоренцо, — прошипела я, бросаясь к брату и хватая его за плечо.

Он подскочил в шоке, прежде чем его глаза встретились с моими, а затем его темные брови нахмурились от раздражения.

— Я же смотрю!

Моя хватка на его плече усилилась, когда мой взгляд метнулся к занавескам. Выстрелы теперь звучали громче. Достаточно громко, чтобы перекрыть звук телевизора, и выражение лица Лоренцо сменилось с раздраженного на испуганное.

Хоть мой брат и был маленьким, он был далек от незнания в реалиях нашей жизни. И еще был тот факт, что он был мальчиком. Наследник. Он не так защищен, как я. Он знал, как звучат выстрелы.

— Что это, Белла? — спросил он, звуча так по-детски. Последние три месяца он говорил нарочито низким тоном с преувеличенным акцентом, пытаясь подражать дяде Марко, которого боготворил.

— Нам нужно встать и спрятаться, сейчас же, — прошипела я, потянув его вверх. У отца в спальне была комната с кодом, который он нас всех заставил запомнить. Там была еда, вода, телефон и оружие. Я проклинала себя за то, что не побежала сперва за оружием. Это глупое решение, за которое отец потом будет ругать меня. Но мои мысли были исключительно о брате.

— Что происходит? — он заскулил, когда я потащила его к лестнице. — Я хочу к папе.

Его голос стал как у младенца, и я заставила себя сохранять спокойствие. Я была взрослой в этой ситуации.

— Нам просто нужно идти… — я повернулась к французским дверям, отметив, что несколько секунд не слышала выстрелов. Или минут.

Я тихонько вскрикнула, когда кто-то в черном вышел из-за белых дверей, пока не узнала это лицо.

— Изабелла, Лоренцо! Пойдем со мной, сейчас же! — Габриэле, один из людей нашего отца. Он держал пистолет на боку.

Я вздохнула с облегчением. Теперь мне не нужно быть взрослой или героем. Не говоря ни слова, я потянула Лоренцо к двери, но он еле волочил ноги, его рука вцепилась в мою мертвой хваткой.

Затем раздался еще один выстрел, и голова Габриэле взорвалась.

Лоренцо вскрикнул у меня за спиной, но я не закричала. Не было ничего, кроме тихого звона в моем ухе и осознания того, что у меня оставались считанные секунды до того, как мы с братом будем мертвы или еще хуже.

Мой отец учил меня, что смерть – это не то, чего мы должны бояться от наших врагов. И мама научила тому, как мужчинам в этой жизни нравится проявлять власть над женщинами.

Двигаясь быстро, таща за собой брата, я открыла антикварный шкаф, в котором мы часто прятались, когда играли. Миллион лет назад, когда мой брат был малышом, когда эта комната была местом смеха и любви вместо ужаса и смерти.

Мой взгляд метнулся к забрызганным кровью занавескам, развевающимся на ветру, я схватила брата за лицо.

— Притворись, что мы играем в прятки, птенчик, — сказала я, мой голос был чуть громче шепота.

Слезы текли по щекам Лоренцо, когда он покачал головой.

— Нет, я хочу остаться с тобой.

— Ты должен выслушать меня, — прошипел я. — Иди внутрь, и не важно, что ты увидишь, что услышишь, оставайся там, пока я или папа не откроем, хорошо? — что-то в моем голосе, должно быть, прозвучало так же панически и испуганно, как и я, потому что Лоренцо пошевелился, забираясь в маленькое местечко, для которого он был слишком велик.

Но он влез.

Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и вытереть слезы с его щек.

— Скоро увидимся, птенчик, — прошептала я. Затем я закрыла дверь, убедившись, что он незаметен.

Я не могу сейчас подняться наверх. Не с Лоренцо здесь, беззащитным и уязвимым. Мне нужно оставаться поблизости, но спрятаться. Мои глаза устремились на кухню, через комнату, где я могу сесть за островом с прямым видом на шкаф. Я была на полпути туда, когда кто-то заговорил.

— Ах, маленькая принцесса.

Все во мне замерло, хотя я знала, что должна продолжать бежать, хотя бы для того, чтобы увести их подальше от укрытия Лоренцо.

Но я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда я услышала этот голос. Голос, который я знала.

Я повернулась, глядя в знакомые глаза, глаза, которые теперь были холодными и ужасающими, наполненными ненавистью и смертью. В руках у него был пистолет. На его рубашке кровь.

— Что ты делаешь? — спросила я хриплым голосом, заставляя себя поддерживать зрительный контакт.

— Я мщу, моя дорогая, — сказал он, подходя ко мне.

Я сделала шаг назад, пока он не поднял пистолет.

— Н-но м-мой отец любит тебя, — заикаясь, пробормотала я, пытаясь понять, как человек, которого я знала всю свою жизнь, мог так поступить с нами. — Ты любишь его.

Он рассмеялся. Это было холодно и безрадостно, пробирало до костей.

— Твой отец не знает, что такое любовь. И единственное, что я люблю, – это разрушать его семью и наследников.

Теперь он был близко ко мне, достаточно близко, чтобы почувствовать знакомый с детства запах лосьона после бритья. Я не смела пошевелиться. Бегство может означать, что он выстрелит мне в спину. Хотя не была уверена, что он не выстрелит мне в лицо, но я цеплялась за эту маленькую надежду. Он убил охранников, вот что это были за выстрелы. Я не знаю его план, но он не оставит свидетелей. Он убил их. Людей, которых едва знал, потому что охранники стояли у подножия тотемного столба. Но он знал меня с детства, он тайком приносил мне шоколад после ужина, когда мама давала нам лишь фрукты. Он курил сигару с моим отцом, когда родился Лоренцо. Он был на семейном обеде каждое воскресенье.

Он был не тем человеком, за которого мы его принимали, это точно, но я не могла поверить, что он был монстром.

— Я наблюдал, как ты растешь, dolcezza{?}[прелесть], — протянул он, убирая прядь волос с моего лица.

Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, отшатнуться от его прикосновения, хотя оно вызвало у меня привкус желчи.

— Ты была прекрасным ребенком, искушала меня много раз, — продолжил он, заставляя мою кожу покрываться мурашками.

Мои глаза были прикованы к другой его руке, той, что держала пистолет, убивший так много людей моего отца. Я пыталась понять, убьет ли это меня, спасет ли, или сделает мои последние мгновения отвратительными и невыносимыми. Но мои чувства были недостаточно остры, чтобы выносить такие суждения. Мой отец точно знал бы, как действовать сейчас. Он позаботится об этом человеке и его отвратительном предательстве.

Я никогда так отчаянно не тосковала по своему отцу, как в тот момент.

Но его здесь не было.

Были только я и мужчина с пистолетом, который намекал, что желал в детстве.

Его рука скользнула вниз по моей шее, к обнаженной коже моей груди и внутрь лифа платья.

— Но ты стоила ожидания.

Мои зубы впились в губу, когда я заставила себя смотреть ему в глаза и не поддаваться желанию начать истерически плакать.

Единственным оружием, которое у меня было в тот момент, – пристальный взгляд, глаза моего отца, смотрящие в глаза человека, которого он считал другом. Братом.