Он не произнес ни слова, хотя мне до боли хотелось, чтобы от его голоса у меня задрожали кости. Он знал, что я этого хочу. Жажду. Нуждаюсь в этом больше, чем в дыхании. Но он мне этого не давал. Он не хотел, чтобы я спокойно дышала.

Его руки потянулись к моей груди, но они не скользнули под шелк, не коснулись моей кожи. Нет. Вместо этого они разорвали тонкую ткань. Прямо посередине.

Я ахнула от жестокости. Конечно, подобные вещи происходят в фильмах, в книгах, но не с ним. Он наслаждался контролем. Он никогда не проявлял никаких внешних признаков своего голода по мне. Его руки и губы, огонь в его глазах, который я не могла видеть этой безлунной ночью. Мне до боли хотелось раствориться в них, но я не могла пошевелиться, чтобы дотянуться до света. Да, он показал, что он хочет меня, но он никогда не выходил за рамки правил, которые сам установил для себя. Правила, которые я выучила.

Но сейчас не было никаких правил. Был голод, ненасытная потребность от нас обоих, которая загрустила воздух, не позволяя говорить и дышать. Его губы были повсюду. Мои руки вцепились в его волосы. Губы на соске. Потом зубы. Я закричала или попыталась. Мое горло пересохло, я хотела большего. Хотела его.

Он переместился к другому соску, и я скорчилась на кровати, уже близкая к разрыву на части, уже насквозь мокрая, возбужденная, готовая, болезненно пустая без него. Если бы я могла говорить, я бы умоляла его, умоляла бы его заполнить все пустые места внутри. Но я не могла. Я просто продолжала наслаждаться им, позволяя ему взять все под контроль.

Я не могла произнести его имя. Не могла даже подумать об этом. Боялась, что если это сделаю, он исчезнет. Если я окончательно сошла с ума и представляю все это, то хочу наслаждаться безумием… по крайней мере, еще чуть-чуть.

Было темно. Кромешная тьма. Жалюзи на окнах были открыты, потому что мне нравилось просыпаться с восходом солнца и смотреть на звезды перед сном. Сегодня ночью звезд не было. Луны тоже. Только тьма. Он был самой глубокой тенью из всех, нависшей надо мной. Мне было хорошо. Я не думала, что смогу выдержать, увидев его – если он настоящий – в то же время, чувствуя его, вдыхая его запах. Пробуя его на вкус.

Его губы прижались к моим, когда он опустился, придавливая своим весом. Он был обнажен, его кожа была очень горячей.

Я крепко спала в своей постели, когда этот человек вломился – хотя не уверена, можно ли это классифицировать, как взлом, ведь я не закрывала двери – и не проснулась, пока его губы не коснулись моей кожи. Вероятно, это было потому, что я мечтала о нем, цеплялась за него во сне и привыкла к тому, что его нет, когда я просыпаюсь.

Его губы скользнули вниз по моему животу, и я тяжело задышала, мое тело извивалось под ним, пока он прокладывал себе путь вниз.

Следом он разорвал мое нижнее белье, раздвинул мои бедра. Несмотря на то что они открылись для него без колебаний, я знала, что на кончиках его пальцев останутся синяки. Он так сильно прижимался ко мне, что было ощущение, будто он тоже не верит, что я реальна.

Не было никакого ожидания, никакого напряжения, как только он раздвинул мои ноги, его рот внезапно оказался там. Язык скользил по моему клитору, двигаясь слишком умело. Мои руки вцепились в простыни кровати, желая разорвать ткань, пока он разрывал меня на части. И собирал меня воедино.

Его пальцы вошли в меня в тот момент, когда оргазм достиг своего пика, поэтому я сжалась вокруг него.

Тогда он издал какой-то звук. Удовлетворенное рычание, исходящее из его горла, голодное рычание. Его рот исчез, тело задвигалось, пока его губы не оказались на моих, я пробовала себя на вкус, пробовала то, что он сделал со мной.

Он завис там всего на мгновение, горячее дыхание на моем лице, член прижимался к моему входу, тело наваливалось на меня. Я затаила дыхание, ожидая его голоса. Как бы сильно я ни думала, что жажду этого прямо сейчас, я молилась, чтобы он промолчал. Этот момент слишком насыщен для слов, воздух все еще был слишком густым.

Он ничего не сказал. Ни единого слова.

Я закричала, когда он ворвался внутрь, жестокий, прекрасный, заполняя каждый дюйм меня, питая внутри все то, что голодало. Именно в этот момент я больше не могла цепляться за простыни, мне нужна была его кожа, нужно было знать, что он настоящий. Поэтому я позволила своим ногтям царапать его спину в каком-то безумии. Я была без ума от него. Может быть, я наконец сошла с ума. В этот момент мне было все равно. Я хотела большего. Больше его. Больше его кожи под ногтями.

Он двигался медленно, но каждый толчок был сильным, почти насильственным. Я соответствовала этому насилию, обхватив его ногами, пока мои ногти царапали его спину – то, чего мне раньше не разрешали делать. Эта мысль была туманной. Раньше это было запрещено. Но теперь мне наплевать.

Он застонал от боли или, может быть, от удовольствия – в данный момент это не имело большого значения, – когда я закричала от оргазма, сжавшись вокруг него.

Я не отпустила его. Не могла.

Что, если я проснусь?

Что, если он исчезнет?

***

Прошли секунды.

Минуты.

Ничего не изменилось.

Он был здесь. В моей постели – или в моей арендованной кровати. В стране, которую я использовала, как убежище, как побег, как барьер против этого человека. Звуки моего учащенного дыхания заполнили комнату. Я втягивала воздух, жадно глотая его. Не только из-за того, что сейчас произошло. Я не дышала так глубоко уже несколько месяцев, пока его руки крепко обнимают меня, его сперма все еще во мне, его запах окутывал меня.

Но часть меня была напряжена, чтобы полностью расслабиться в этот момент, с этим мужчиной. Внезапно я все осознала. Громкое дыхание. Мои мягкие конечности, переплетенные с его сильными, мускулистыми. Как от меня пахнет? Потом, желанием? На что была похожа моя кожа на ощупь? Липкая? Шершавая? Слишком мягкая? Мне нужна броня от него. Моя кожа должна была быть толстой, как мрамор.

Все эти мысли выводили меня из себя. Я уже готовилась уменьшиться, вырасти, порезаться, чтобы иметь «правильную» форму для него. Мое тело напряглось от этой мысли, кровь закипела. Нет. Нельзя. Не сейчас. Только не снова.

— Почему ты здесь? — прохрипела я.

Говорить было больно. Было потому, что я так долго сдерживала свои крики? Или потому, что я боялась, что мои слова все разрушат?

Он ответил не сразу. Он ждал. Продолжал крепко обнимать меня. Слишком сильно. Но недостаточно. Мне нужны были синяки. Метки. Доказательства. Мне нужна боль. Потому что боль – часть нас. Без нее я больше не буду целой.

Я пошевелилась, потому что он начал двигаться, потянувшись к краю кровати, резкий щелчок лампы нарушил тишину между нами. Свет был еще резче, потому что я уже несколько месяцев ничего не видела ясно.

Это было шокирующе – увидеть его после такого количества времени воображения. Он выглядел так же. Лучше. Хуже. Все его острые углы были словно лезвия. Его челюсть, все еще чисто выбритая, теперь казалась еще острее. Его скулы высокие, сжатые. Глаза. Его гребаные глаза. Они не были пустыми или холодными. Они горели зеленым огнем, яркие, наэлектризованные, переполненные эмоциями.

Поскольку я была недостаточно сильна, чтобы поддерживать зрительный контакт, я перевела взгляд на его волосы. Теперь они были длиннее. Мне до боли хотелось разорвать его руками, но сейчас я чувствовала себя неловко, хотя была обнажена – душой и телом. Боялась, что могу сделать что-нибудь такое, что разобьет меня вдребезги… Дышать было достаточно рискованно. Задавать этот вопрос было безрассудно, глупо и необходимо.

— Я никогда не говорил тебе, чего боялся, хотя подозреваю, что за время, проведенное вместе, это стало довольно очевидным, — сказал он наконец.

Я вздохнула с облегчением, когда его голос прозвучал в тишине. Ласкал мою кожу. Низкий. Гортанный. Мужской. Голос был похож на его глаза, беззащитные, полные тех чувств, на которые я думала, что он не способен.