— Ничто в этом мире не оторвет меня от тебя, — продолжила я, мой голос был хриплым, оргазм нарастал. — Ни сражения, ни кровь, ни войны. Ничто, Джей. Я люблю тебя, и твое несчастное, злобное сердце.

Наконец, он поцеловал меня, глубоко, сердито, с любовью. Именно тогда я взорвалась вокруг него, крича ему в рот, разрываясь на части. Его руки еще крепче сжали мои бедра, прижимая к себе.

— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Всей душой. До самой смерти.

— До самой смерти, — прошептала я в ответ.

Месяц спустя

Восстановиться быстро не получилось. Джей был поражен своим самым большим страхом: потерять меня. Не только потерять меня, но и ребенка, о котором я ему не сказала. Ему пришлось достать самую порочную частичку себя, лишь бы меня вернуть. Я все понимала. Я понимала, что он не может вернуться к тому, кем был раньше. Я знала, что он пробивается обратно ко мне.

И я сделала все, что в моих силах, дабы вернуть его. Включала Дебюсси. Вставляла в рамку каждую новую фотографию сонограммы, которую мы получали, и он следил за тем, чтобы мы получали по одной фотографии в неделю, а наш врач даже не спорил.

Я начал проектировать детскую комнату – нейтральную по гендерному признаку, потому что, к моему удивлению, Джей не хотел знать пол. Джей. Человек, который превыше всего любил контроль. Который больше всего на свете нуждался в контроле.

Он хотел сюрприз.

Я тоже.

Он хотел, чтобы я работала меньше. Мне это не нравилось, но, учитывая, что тошнота давала о себе знать весь день, это было не совсем трудно. Я приступила к перестройке нашего дома, превратив его в настоящий дом.

Рен, Зои и Ясмин часто были рядом, помогали с украшением, их смех отражался от стен. Даже если Рен была вынуждена. Она почти не отходила от меня с тех пор, как вернулась, и демонстративно игнорировала Карсона, который часто был рядом.

На это тяжело смотреть. У них так много общего, у них было все, и в один миг не осталось ничего. Меня преследовала печаль о подруге и страх за себя. Мы с Джеем были близко к такой же судьбе.

Я не вышла из всего невредимой.

Я часто просыпалась в холодном поту, и сегодняшняя ночь не была исключением. Джей всегда был рядом.

— Кошмар, — сказал Джей, его руки держали мои запястья над моей головой. Должно быть, я боролась с ним во сне. — Ты в безопасности, — пробормотал он мне в шею, одной рукой сжимая запястья, а другой баюкая выпуклость моего живота. Так он теперь делал все чаще. Баюкал мой растущий живот. Нежно прижимался к нему губами. Бормотал что-то нашему малышу, когда думал, что я сплю.

— Вы оба в безопасности, — пообещал он.

Затем его рука переместилась ниже. Достаточно низко, чтобы я ахнула.

— Ты моя, — он провел пальцем внутри меня. — До самой смерти.

Потом он убрал палец и трахал меня, пока я не потеряла сознание. В ту ночь мне больше не снились кошмары.

В конце концов, у меня их вообще не было.

Пять месяцев спустя

Руби Грейс Хелмик появилась на свет с определенной целью. Первым человеком, которого она увидела своими широко раскрытыми голубыми глазами, был ее отец, поскольку именно он принял ее роды.

У нас не было времени добраться до больницы, лучшей в городе. Где Джей обустроил родильный зал. Врач заверил нас, что первые дети всегда рождаются с задержкой. Но врач не принял во внимание, что Руби пошла в своего отца и не собиралась позволять никому указывать ей, что делать.

В три часа утра, за две недели до назначенного срока, я проснулась от схваток. Весь день до этого я чувствовала себя не в своей тарелке. Джей, который в эти дни был очень внимателен к каждому моему движению, немедленно проснулся. Я сказала ему, что мне нужна лишь чашка чая и, может быть, немного свиных шкварков – я была чертовски помешана на них, – но потом у меня отошли воды.

Джей не паниковал. Даже когда стало совершенно очевидно, что мы не доберемся до больницы. Джей, конечно, вел себя так, будто он принимал роды каждый день, а не командовал преступным миром. Играл Дебюсси. Он тренировал меня во время схваток, позволял кричать, позволял мне проклинать его в аду, а я не церемонилась с его пальцами, держа мертвой хваткой. Он делал все это с аурой контроля, которая заставляла меня чувствовать себя в безопасности, комфортно, защищено. Но только не тогда, когда я сказала, какой он гребаный мудак из-за того, что не знал, как делать эпидуральную анестезию.

А потом появилась Руби.

Джей баюкал ее на руках, перерезая пуповину и очищая ее с величайшей заботой и нежностью.

— Девочка, — прохрипел он, переводя взгляд с нее на меня. Слезы текли по его щекам. — У нас дочь.

— Руби, — слабо прошептала я, когда он положил ее мне на грудь. Весь мир был у меня на груди.

— Руби, — согласился он, прижимая нас обоих к себе.

У Руби было много людей, готовых поприветствовать ее появление на свет в день рождения. Папа, которому я позвонила в четыре утра, измученная, лежа в моей постели, держа на руках нашу малышку – чуть позже врач пришел к нам домой, тщательно осмотрев нас обоих. Мы обе были в порядке. Ну, я не в порядке. Я рожала в своей ванной, а мой муж наблюдал весь процесс без лекарств. Мне было чертовски больно, хотя это не имело большого значения, ведь моя дочь была на руках у мужа, крепко спала, прижавшись к его обнаженной груди, и выглядела так, будто ей наплевать на весь мир.

Джей смотрел на нее сверху вниз. В нем искрилась любовь, преданность и поклонение. Казалось, у него была новая церковь. И я была совершенно, блять, не против. Потому что он вернулся. Полностью. В тот момент, когда наша дочь легла в его объятия – даже в моем пропитанном болью тумане – я увидела, как его последняя частичка вернулась ко мне.

Как только мой отец услышал обо всем, он решил сесть в машину в четыре утра и проехать весь путь до Лос-Анджелеса. Он ни в коем случае не ждал рейса, чтобы встретиться со своей внучкой. Но в этом не было необходимости, так как Джей уже послал за ним самолет. А папа даже не спорил и не ворчал по этому поводу. Он только хотел увидеть свою внучку.

Все хотели увидеть нашу Руби.

Рен, Зои и Ясмин, конечно же, были постоянными гостями, осыпая племянницу подарками, она едва лежала в своей кроватке, всегда была в чьих-то объятиях. Хотя в основном держал ее только Джей. Он не хотел отпускать свою дочь и хмурился на любого, кто держал ее на руках слишком долго. Кроме меня, конечно.

Джанет приехала в тот же день, что и папа, всего через несколько часов после него, что было странным, поскольку я написала ей только накануне вечером. Я долго не спала и полна гормонов, но я была почти уверена, – что-то не сходится. Хотя я быстро все поняла, когда все пили чай, а я кормила Руби.

— Ты переехал сюда? В Америку? — я разинула рот.

Джанет улыбнулась и кивнула, слегка погладив Руби по голове.

— Переехала.

Я уставилась на нее.

— Почему?

Она посмотрела туда, где мой отец и Джей курили сигары на балконе.

— Потому что, моя девочка, любовь заставляет совершать безумное дерьмо.

Я моргнула.

Мое сердце расцвело.

— Мой папа? Ты любишь его?

Она повернулась ко мне, приподняв брови.

— Конечно, я чертовски люблю этого человека.

Джанет. И мой отец. Как я могла не заметить?

О, потому что я была занята беременностью, похищением и помогала своему мужу найти дорогу обратно ко мне, вот почему.

Но все же.

Я не видела самой замечательной вещи в мире. Ну, второй после моей дочери. И мужа.

Мой отец нашел любовь.

Так что да, день рождения Руби был чертовски насыщен событиями.

А я, только что родившая и все такое, поняла, что все вокруг галдят. Джей, будучи Джеем, заметил, что я в шоке, и выгнал всех до единого без извинений. Он всегда хотел быть наедине. И я тоже.

Тяжело опираясь на Джея, я наблюдала, как Руби мирно спит в своей люльке рядом с нашей кроватью. Я никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. На ее крошечной головке виднелись редкие темные волосы. Я уже знала, что она пойдет в своего отца.