И тут что-то щелкнуло. Джей испугался. Он боялся, что эта информация – это новое правило – все разрушит. Джей боялся потерять меня.

Я никогда раньше не видела его испуганным.

— Это просто… — попробовала я. — Это клише и слишком банально.

— Я не про это, — отрезал Джей.

— Я всегда представляла, как мой отец ведет меня к алтарю, — призналась я тихим голосом. — Хотя он не похож на человека, который очень… хочет сделать такое, он всегда с нетерпением ждал этого. Всякие обычаи… — улыбка тронула мои губы. — Наверное, я всегда с нетерпением ждала всех этих обычаев. Да, я не придерживаюсь традиций, и я счастлива отказаться от всех планов патриархального общества в отношении женщины, но я довольно сильно привязалась к идее свадьбы и брака, — я посмотрела Джею в глаза. — Но брак – это не всегда вечеринки и белое платье, — я сделала паузу. — А почему ты не хочешь этого?

Задавать вопросы больше не было технически против правил, ведь мы больше не в соглашении. Но все еще существовали правила. Он все еще был Джеем. А я все еще не знала о том, как он получил свои шрамы, и что произошло в его прошлом. Кто причинил ему такую боль, что он носил ее с собой внутри? Я все еще боялась задавать Джею вопросы. Боялась того, что произойдет, если он мне не ответит. Я была просто в ужасе от того, что будет, если он это сделает.

— Мой отец любил мою мать, — сказал он. — Она любила его в ответ. Они любили гнилые души друг друга, изуродованные, уродливые сердца. Больше они ничего не любили. И единственная причина, по которой я родился, – дополнительные пятьдесят долларов в месяц в чеке по инвалидности.

Его руки еще сильнее сжали мои бедра, и я впилась зубами в внутреннюю часть губы, чтобы не закричать. Я не хотела, чтобы он ослаблял свою хватку. Ему нужно крепко меня держать. Чтобы удержать его в настоящем. Мне нужно, чтобы он обнимал меня вот так, причиняя боль.

— Их любовь была ядовитой, — продолжил он. — Они делали все только ради себя. Им нравилось причинять боль друг другу и не только.

Я моргнула, когда до меня дошли слова Джея. Их смысл. Его родители издевались над ним. Им нравилось. Нравилось причинять боль своему ребенку.

Одна только мысль об этом привела меня в ужас. Меня затошнило.

Я знала, каково это, когда родитель причиняет тебе боль. Делает то, чего никогда не должны делать родители. Но это была не моя мать. Это всё ее болезнь. Даже в детстве я понимала, что это не она. Самое главное, я знала, что ей не нравится причинять мне боль. Она не хотела этого. И всю оставшуюся жизнь ее преследовало то, что она сделала в тисках своего психического заболевания.

Это так ужасно – иметь родителя, которого ты любишь и боготворишь, кому ты доверяешь, а он причиняет тебе боль, хотя должен защищать. Но знать, что им это нравилось? Что это приносит им радость? Это совсем другое. Это то, что навсегда изуродует твои внутренности. Из-за этого ты больше не сможешь отделить любовь от боли. От пыток.

— Я сделал все, что мог, чтобы не быть похожим на них. Но стать каким-нибудь монстром – моя судьба. Мне просто нужно было выбрать, каким именно. Это никогда не изменится, Стелла. Мне нужно, чтобы ты это знала.

Я не могла плакать. Хотя все, чего я хотела –это рыдать из-за Джея, из-за его детства, из-за того, каким он мог бы стать. Но невозможно изменить прошлое. Джей тот, кто есть. И я любила его.

— Я просто не могу жениться, — сказал Джей, наблюдая, как я обрабатываю эту информацию. — Это будет похоже на то, что я вступлю в их сообщество. Я не буду этого делать, — его глаза пристально смотрели на меня. — Даже для тебя.

Это больно. Мне было неприятно признавать это, несмотря на то, что Джей только что рассказал мне. Он объяснил свой характер. И даже при объяснениях все равно не было легче от того, что его любовь ко мне не изменится. Любовь не побеждает всех.

Оставаясь с ним, я откажусь от мечты. А он мне не уступит. Мой отец никогда не поведет меня к алтарю.

— Это не так уж важно, — заявила я, сделав глубокий вдох. — Мне не нужна свадьба.

И вот так просто я разрушила свою собственную мечту. Ради Джея.

Всегда ради Джея.

Джей

Стелла легко заснула, как всегда, особенно после того, как он ее выматывал. Он жестко трахнул ее, до предела. Он боготворил ее и запечатлел в своей памяти каждую частичку ее тела.

На всякий случай. На всякий случай, если это будет последний раз, когда он к ней прикасается. Когда трахает ее. Хотя от такой мысли у него похолодели вены и внутри вспыхнула паника, он давно должен был подготовиться к этому. К тому, что потеряет ее. Потому что это случится. В конце концов.

В Стелле была какая-то тьма. Она счастливо жила в его темноте. Она любила его за это. Она улыбалась ему, хотя знала, что он не улыбнется в ответ. Она хотела, чтобы отец отвел ее к алтарю.

Ее отец запросто дал бы Джею разрешение жениться на его дочери, если бы тот попросил. Даже несмотря на то что он видел Джея таким, каким он был. И понимал, что Джей не облегчит жизнь его дочери и не наполнит ее радостью. Но он знал, что Джей защитит ее. Своей жизнью. Он сделает все, что в его власти. Он будет преследовать любого человека до края света, если тот хотя бы подумает о том, чтобы причинить вред его женщине.

Отец Стеллы был из тех людей, которые могли видеть сквозь все грехи Джея и понимать, что самое главное – лишь бы его дочь была в безопасности.

Конечно, он может быть и не рад их женитьбе, но он даст свое благословение Стелле. Этот человек сделал бы все для Стеллы.

А Джей не смог бы. Как бы ему ни хотелось, эти его частички души высекли напрочь – и когда он пытался ими воспользоваться, это было очень похоже на боль какой-то фантомной конечности. Не существовало той его части, которая могла бы дать ей возможность выйти замуж. И дать жизнь, которую она заслужила.

Стелла

Джей разбудил меня кофе.

Потом он разбудил меня ртом.

Мы лежали в постели, из колонок в углу играла музыка. Океан плескался за окном. Все было идеально.

Что, конечно, и дало мне ложное чувство безопасности. Вот почему я ослабила бдительность, позволила своей глупой романтической надежде взять верх. Позволила себе забыть, кем был Джей.

— Тебе придется скорректировать свое расписание, — пробормотал он.

Я нахмурилась, глядя на него.

— И какие для этого причины? — спросила я с укором в голосе.

— Потому что ты утомляешься, — сказал он. — Изнуряешь себя.

Его рука скользнула вниз, чтобы обхватить меня между ног. Я дернулась от прикосновения, мое тело жаждало большего.

— А утомлять тебя – моя работа, — прохрипел он.

Мои глаза слегка закатились к затылку.

— Я была готова поспорить с тобой о своей работе и о том, что ты не контролируешь ее, и поняла, что… не могу, — ответила я хриплым голосом.

Его пальцы оставили мою киску и обхватили меня за талию. Я расслабилась в его объятиях.

— Хорошо, — сказал он.

— Плюс, мне нужно отдыхать, пока я еще могу. Однажды, когда наш ребенок будет не давать мне спать всю ночь, я буду тосковать по работе, — я улыбнулась, когда в моем сознании возник образ маленького ребенка с темными волосами и зелеными глазами, как у Джея.

Это было небрежное замечание. Я даже не собиралась этого говорить. Это просто выскользнуло, пока я ощущала счастье и безопасность его рук. Это все из-за темной и толстой пленки, которую любовь набросила мне на глаза.

Руки Джея остановились, пленка сорвалась.

Все, что казалось таким ярким и мягким, теперь стало жестким, темным, холодным. Реальность ворвалась так быстро, что у меня мурашки побежали по рукам.

Взгляд Джея изменился. Не так уж сильно для других людей. Но сильно для него самого. Для нас. Несколько секунд назад они были нежными, с оттенком веселья, комфорта. Там были частички, которые медленно открывались мне.

Потом я взяла и открыла рот.

Все изменилось.

Все испортилось.

Я поняла это сразу же.