Господин Танимото приготовил себе завтрак. Он ужасно устал. Вчерашняя транспортировка пианино, бессонная ночь, недели беспокойства и плохого питания, заботы о приходе – если сложить все это вместе, понятно, почему он не чувствовал себя готовым к сегодняшним трудам. Но было еще кое-что: господин Танимото в 1940 году окончил Университет Эмори в Атланте, штат Джорджия, где изучал теологию; он превосходно говорил по-английски, одевался на американский манер, переписывался со многими друзьями-американцами вплоть до начала войны; и среди сограждан, одержимых шпиономанией – он и сам, похоже, ей поддавался, – он ощущал растущее беспокойство. Его уже несколько раз допрашивала полиция, и всего пару дней назад он узнал, что один его влиятельный знакомый, господин Танака (высокопоставленный сотрудник пароходства Toyo Kisen Kaisha [5] в отставке, антихристианский активист, человек, известный в Хиросиме как тиран и показной филантроп), говорил людям, что Танимото не следует доверять. Чтобы показать, что он хороший японец, господин Танимото стал председателем местной тонаригуми – соседской ассоциации взаимопомощи, и ко всем его обязанностям и заботам добавилась еще одна: организовать защиту от авианалетов примерно для двадцати семей.
Около шести утра господин Танимото отправился к дому господина Мацуо. Там он обнаружил, что их ношей будет тансу – большой японский шкаф, полный одежды и хозяйственных товаров. Двое мужчин отправились в путь. Утро стояло такое ясное и теплое, что день обещал быть невыносимым. Через несколько минут взревела сирена воздушной тревоги – долгий и резкий звук, который оповещал о приближении самолетов, обычно не сулил большой опасности для жителей Хиросимы, поскольку они слышали его каждое утро ровно в это время, когда американский метеорологический самолет заходил на посадку. Двое мужчин тащили и толкали тележку по улицам города. Хиросима по форме напоминала веер: большая часть города располагалась на шести островах, образованных семью рукавами дельты Ота; в главных торговых и жилых районах, которые занимали около десяти квадратных километров в центре города, сосредоточилось три четверти населения – после нескольких волн эвакуации оно сократилось с 380 до 245 тысяч человек. Фабрики и cпальные районы – или пригороды – компактно располагались по краям Хиросимы. К югу были доки, аэропорт и усеянное островами Внутреннее Японское море. С трех других сторон дельты тянется горный хребет.
Господин Танимото и господин Мацуо прошли через торговый центр, который в это время уже был заполнен людьми, переправились через две реки, оказались на холмистых улицах Кои и поднялись по ним к окраинам и предгорьям. Когда они начали углубляться в долину, удаляясь от тесно стоящих домов, раздался сигнал отбоя воздушной тревоги. (Операторы японских радиолокаторов, обнаружив только три самолета, предположили, что это разведка.) Тащить тележку к дому господина Мацуи было тяжело, и, наконец добравшись до крыльца, двое мужчин решили немного передохнуть. Они остановились, от города их отделяло крыло усадьбы. Как и у большинства домов в этой части Японии, у усадьбы были деревянные каркас и стены, которые поддерживали тяжелую черепичную крышу. Просторная прихожая, заставленная тюками с постельным бельем и одеждой, напоминала прохладную пещеру, заваленную толстыми подушками. Напротив дома, справа от ворот, раскинулся большой изысканный сад камней. Самолетов слышно не было. Еще стояло утро; царила приятная прохлада.
И тут гигантская вспышка прорезала небо. Господин Танимото отчетливо помнит, что она шла с востока на запад, от города к холмам. Похоже на завесу из солнечного света. Их с господином Мацуо охватил ужас – и оба успели среагировать (поскольку были в 3200 метрах от центра взрыва). Господин Мацуо взбежал по ступенькам в дом, нырнул в тюки с бельем и зарылся в них. Господин Танимото сделал четыре или пять шагов, бросился в щель между двумя большими камнями в саду и сильно-сильно прижался к одному из них. Поскольку он уткнулся в камень, то не видел, что произошло дальше. Он внезапно почувствовал давление, а затем на него посыпались щепки, куски досок и черепица. Слышно ничего не было. (Почти никто в Хиросиме не помнит, чтобы слышал взрыв бомбы. Но рыбак, вышедший в тот момент на своем сампане [6] во Внутреннее море близ Цудзу, – человек, у которого жили теща и невестка господина Танимото, – увидел вспышку и услышал страшный взрыв; он был почти в 50 километрах от Хиросимы, но раскаты гремели сильнее, чем когда Б-29 ударили по Ивакуни, всего в десяти километрах от него.)
Когда господин Танимото осмелился поднять голову, он увидел, что усадьба разрушена. Он подумал, что бомба упала прямо на нее. Облака пыли вокруг были такие густые, что казалось: спустились сумерки. В панике, даже не задумавшись о судьбе господина Мацуо, лежавшего под развалинами, он бросился на улицу. На бегу он заметил, что бетонная ограда усадьбы обвалилась – причем скорее в сторону дома, а не от него. Первое, что он увидел на улице, – отряд солдат, строивших на холме напротив один из тысяч блиндажей, в которых японцы, по-видимому, намеревались сопротивляться вторжению, холм за холмом, жизнь за жизнью. Солдаты выходили из ямы, которая должна была обезопасить их, и кровь текла у них по головам, животам и спинам. Они шли молча и выглядели ошалевшими.
То, что казалось обычными облаками пыли, сгущалось; день становился все темнее и темнее.
В районе полуночи, накануне дня, когда была сброшена бомба, диктор городской радиостанции сообщил, что около двухсот Б-29 приближаются к южному Хонсю, и посоветовал населению Хиросимы укрыться в отведенных для них «безопасных местах». Госпожа Хацуё Накамура, вдова портного, которая жила в районе Нобори-тё и уже давно привыкла исполнять веленное, разбудила троих детей – десятилетнего мальчика Тосио и девочек восьми и пяти лет Яэко и Миёко, – одела их и отправилась с ними к военной территории, известной как Восточный плац, на северо-восточной окраине города. Там она расстелила несколько циновок, и дети улеглись на них. Они проспали до двух часов ночи, когда их разбудил рев самолетов над Хиросимой.
Как только самолеты улетели, госпожа Накамура с детьми отправились обратно. Они вернулись домой чуть позже половины третьего, и она тут же включила радио, которое, к ее огорчению, как раз передавало новое предупреждение об авианалете. Она посмотрела на детей, увидела, как они устали, подумала, сколько раз – совершенно без толку – за последние недели они ходили на Восточный плац, и решила, что, несмотря на предупреждения по радио, просто не может проделать этот путь снова. Она уложила детей спать, сама легла около трех и сразу же заснула, да так крепко, что даже не проснулась от звука пролетающих самолетов.
Сирена разбудила ее около семи утра. Она встала, быстро оделась и поспешила к дому господина Накамото, главы соседской общины, дабы спросить, что ей делать. Он сказал, что следует оставаться дома, пока не услышит экстренный сигнал – прерывистое завывание сирены. Вернувшись домой, она разожгла плиту, поставила вариться рис и села читать утренний выпуск Hiroshima Chugoku [7]. К ее облегчению, в восемь утра прозвучал отбой тревоги. Госпожа Накамура услышала, как зашевелились дети, пошла к ним, дала каждому по горсти арахиса и велела пока не вставать: они слишком устали после ночной прогулки. Она надеялась, что дети снова заснут, но сосед из дома к югу поднял ужасный шум: он долбил, дробил, крушил и ломал стены. Чиновники префектуры, как и все в Хиросиме, были убеждены, что скоро город атакуют, и настаивали – дело доходило до угроз – на том, чтобы проложить широкие противопожарные полосы; они надеялись, что такие полосы вкупе с реками помогут локализовать пожары, которые могли возникнуть после бомбардировок зажигательными снарядами. И вот сосед госпожи Накамуры нехотя жертвовал своим домом ради безопасности города. Буквально накануне префектура выпустила распоряжение: всем трудоспособным школьницам необходимо несколько дней помогать расчищать эти полосы; они приступили к работе вскоре после сигнала отбоя тревоги.
