Случилось то, чего никак не ожидал. Вдруг понял – не напишу больше ни строчки! Всё потому, что это занятие мне до жути надоело. Пропало желание сочинять что-то на потребу публики, слышать восторженные отклики и делать вид, что мне это приятно. Надоело, не хочу!.. А вслед за этим новая напасть – пришло осознание предельно очевидной истины. Если с творчеством покончено, тогда зачем мне жить? Да просто жизнь теряет всякий смысл!.. Однако alter ego продолжает настаивать: «Живи, потому что должен жить! Это твой долг перед своей страной, перед любящими тебя людьми, наконец, перед Богом, который самоубийство не приветствует». Что ж, опасения «второго я» понятны – не будет меня, пропадёт и он… Ну а Катрин – зачем я нужен ей? Старая развалина… Ну, может, до такого состояния пока что не дошёл, но надо ли мне ждать, когда совсем оставят силы, когда сиделка станет кормить с ложечки и будет парашу за мною выносить? Умри вовремя – именно так учил нас Заратустра!

И вот опять я открываю окно – всё точно так же, как тогда, много лет назад. Тогда бежал, хотел спастись от тех, кто преследовал меня, кто не давал спокойно жить в согласии с самим собой. Однако судьба меня хранила, не знаю почему, но, видимо, ещё не успел что-то такое совершить, чтобы оправдать своё появление на свет. Ну ладно, написал роман, а вот теперь должен честно самому себе признаться, что лучше за двадцать лет так и не сумел ничего создать. Неужели в этом и состояло моё предназначение, а всё остальное как бы от лукавого и годится только для того, чтобы выбросить на свалку? Печально, если так.

Как бы то ни было, я сделал всё, что мог, и даже больше – сценарии, романы, публицистика… Наверняка кому-то мои произведения не нравятся, однако всем не угодишь. Тут важно понимать, что вот теперь я ни на что больше не способен – внутри звенящая пустота, и хоть наизнанку вывернись, ничего уже не будет… Ну так отстаньте от меня! Дайте уйти с миром, ни о чём другом я не прошу – ни уговоры ваши не помогут, ни какая-нибудь премия по совокупности заслуг. Дождусь, когда скажете: иди! И вот тогда шагну…

Но нет – прежде, чем сделать последний шаг, надо бы разобраться в том, с чего всё начиналось, понять, как возникла мысль о самоубийстве, иначе кто-то решит, будто я сошёл с ума или опять изрядно перебрал. На самом деле уже давно ничего, кроме шампанского не пью, да и то по праздникам.

Итак, начну с того памятного дня, когда очнулся, лёжа на постели в гостиничном номере, а надо мною склонились Анна и Катрин.

– Ну что, Вовчик, доигрался?

Такое впечатление, будто хором говорят, а к этому добавляются звуки, отражённые от стен, от мебели, от потолка. Словом, возникает нечто несусветное, то есть столь невообразимое, что хоть плачь, хоть встань на четвереньки и ползи от них куда глаза глядят… Были бы силы, я бы убежал, а тут словно прикованный к кровати, не могу пошевелиться и жду, чего ещё мне скажут.

– Может, тебя под опеку взять?

Этого только не хватало! Хотят признать недееспособным… Ну и что потом?

Кричу:

– Вы все сошли с ума!

А они смеются:

– Какие у тебя основания так утверждать?

Что ж, в чём-то они правы – многое зависит того, где я нахожусь. Глядя из окна психушки, можно вообразить, что в ней содержат самых умных, а выйдешь за ворота, тогда напрашивается вывод: раз выпустили, значит, я дурак… В общем, всё относительно – но относительно чего? На этот непростой вопрос никто так и не дал разумного ответа.

Вот потому и говорю:

– А чем докажете, что у вас крышу не снесло?

Переглянулись. Не знают, что сказать – похоже, не привыкли мыслить образами. Им вынь да положь простое объяснение, буквально в рот его засунь, иначе не поймут. Катрин почему-то зыркнула на люстру, убедилась, что та висит на своём крюке, даже не колышется. И вот теперь с подозрением смотрит на меня… Ну что с неё взять? После нескольких лет жизни сперва во Франции, позже в Голливуде позабудешь и родной язык, и всё, что связано с Россией, не говоря уже о способности здраво рассуждать. Я вот тоже замечаю за собой, что после возвращения на родину требуется время…

Совсем другое дело – Анна. Та попросту обиделась – не ожидала от меня подобных слов. «С ума сошла» – это ещё куда ни шло, это вполне привычное словосочетание, не имеющее уничижительного смысла, во всяком случае, ни малейшего намёка на умственную патологию в нём нет. Вот скажем, мир сошёл с ума – на что тут обижаться, если так оно и есть? Да и кто станет предъявлять претензии?

Первой успокоилась Катрин:

– Ладно, Влад! Давай заканчивай свои закидоны! Ты не в том возрасте, чтобы играть в нами в такие игры. Тебе дело говорят, а потому изволь спокойно выслушать.

Не понял: о каких играх говорит? Вроде бы я её в постель не приглашаю, ну а поставить на место зарвавшихся чувих – только это мне и надо. Вообразили невесть что… Где такое видано, чтобы мужика взяли под опеку бабы!

То ли я вслух это произнёс, то ли Анна прочитала мои мысли:

– Во-первых, мы не бабы. А во-вторых, про опеку – это образно, как бы в понарошку. Ты разве против, чтобы мы о тебе заботились?

– Это как?

– Ну, чтобы холили, лелеяли. В общем, как-то облегчили тебе жизнь, твоё существование.

Кажется, Декарт писал: я мыслю – значит существую… Неужто собираются мне в голову залезть? Покопошатся там, то, что им не нужно, удалят, а после скажут: вот теперь живи, теперь с тобой, родимый, всё в порядке. Нет, лучше сигануть вниз с шестого этажа, чем такое удовольствие!

– Знаете, леди… А не пошли бы вы куда подальше! Я и без вас тут разберусь…

– Прогоняешь? Это неразумно! С утра до поздней ночи будешь переваривать бурду, которой нас потчует этот телеящик?

Катрин покосилась на телевизор, висящий на стене, с явным намерением запустить прямо в экран что-нибудь тяжёлое, но ничего подходящего так и не нашла. Пожалуй, я бы ей помог, однако негоже портить инвентарь в пятизвёздочной гостинице. Вот потому и попытался как-то снизить накал страстей, предложив компромиссное решение:

– А давайте вы будете заботиться обо мне на расстоянии.

– То есть как? – не врубилась Анна.

– Ну, будете слать эсэмэски, подарки к именинам и престольным праздникам… И мне будет приятно, и для вас не слишком затруднительно.

Что тут началось!

– Катрин! Он над нами издевается!

– Ты абсолютно права! Знала бы, что в этой голове могут возникнуть такие подленькие мысли, никогда бы и близко к нему не пошла. А уж завести роман… С ужасом вспоминаю сцены нашей близости.

– И я!

Теперь уже возмущён до глубины души. Какой же стервой надо быть, чтобы сказать эти слова после того, что между нами было! Неужели интуиция меня подвела, и я имел неосторожность влюбиться в тех, ну то есть в ту… Положим, с Анной всё предельно ясно, но Катрин… Да что тут говорить – просто наплевала в душу! Вот как людей калечит слава, популярность среди публики – Лулу просто не смогла бы такое мне сказать.

Защемило сердце. Подруги засуетились, что-то там накапали в стакан… Вроде бы отлегло… Нет, нельзя волноваться по пустякам. Ну и они хороши – вот до чего способны довести писателя!

Приснился сон. Будто иду по горной тропе, и вдруг навстречу мне мужик. Спрашиваю у него:

– Где тут дорога в Рай и Ад?

Тот отвечает:

– Есть две дороги, одна ведёт в рай, другая – в ад. Так вам куда?

Я-то думал, что решат всё за меня – то ли сразу на раскалённую сковородку кинут, то ли напялят на облысевшую голову венец из алых роз и поведут прямо в елисейские поля, где вечная весна и благодать… Но оказалось, что я сам должен принимать решение, иными словами, переворошить всю прожитую жизнь, разложив по полочкам добрые дела и неблаговидные поступки, и на этом основании сделать вывод, чего же я достоин, то есть какую кару либо награду заслужил. Так ведь на это уйма времени уйдёт! А мне, признаться, невтерпёж… Всё потому, что уже нет сил смотреть на бессмысленную суету вокруг, на мир, который катится в тартарары.