— А что у вас в коробке? — спросила моя дочь.
— Дэлия, — сказала я, — не приставай к женщине.
Было воскресенье, а до Рождества оставались две недели, стемфордский поезд был переполнен выстроившимися в ряд покупателями с пакетами, но нам повезло отыскать места. Женщина с коробкой сидела лицом ко мне и моим сыновьям, Кларку и Джейку, мы втроём прижимались друг к другу на сиденье напротив, а Дэлия устроилась возле нас. Я могла понять любопытство Дэлии. Женщина держала красную квадратную коробку для подарков на коленях, сжимая так, будто боялась, что её отнимут с минуты на минуту. Она не отпускала её уже две остановки — с того момента, как села.
Она была высокой — два метра, а возможно и больше, метра два с лишним лишнего весу, из-за которого сильно вспотела, несмотря на холодный сухой ветер, врывавшийся каждый раз, когда двухстворчатые двери вагона открывались за нашими спинами. У неё было прыщавое лицо и густые волосы; одета в коричневое пальто, уже много лет как не новое, поверх измятого платья. По моей оценке, платье было на ней короткое, чем следовало. Колготки были намного светлее платья. Женщина улыбнулась Дэлии и посмотрела на коробку — картонную, где-то один метр в ширину, обёрнутую блестящей красной бумагой.
— Подарок, — сказала она, глядя не на Дэлию, а на меня.
Её голос был, как у заядлой курильщицы — сухой и хриплый. Хотя, может она простудилась?
— Можно взглянуть?
Я прекрасно знала, в чём дело. Не так уж и просто провести весь день в Нью-Йорке с двумя восьмилетними мальчиками и шестилетней дочерью, когда они знают, что неподалёку находится магазин игрушек. Даже если ты уже сводила их на представление и покатала на коньках. Даже если их подарки уже давно куплены и спрятаны под кроватью в ожидании своего часа. Там всегда находилось что-то, чего они раньше и представить не могли.
Мне пришлось воевать с ними — особенно с Дэлией — чтобы сесть на поезд в 4:50 и успеть в Раи (Городок возле Нью-Йорка) к ужину. Но на уме у неё по-прежнему были только подарки.
— Дэлия…
— Ладно вам, — сказала женщина. — Всё нормально.
Она посмотрела в окно. Мы уже подъезжали к очередной станции. Женщина приоткрыла коробку со стороны Дэлии, сантиметра на четыре, чтобы больше никто не увидел. Лицо Дэлии засияло и она, лукаво улыбнувшись, посмотрела на Кларка и Джейка, а затем заглянула в коробку. Улыбка медленно потухла и сменилась какой-то озадаченностью. Я подумала, что там было что-то, с чем она была совсем не знакома. Она посмотрела ещё немного, но недоумение всё не сходило с её лица. Женщина закрыла коробку.
— Мне пора, — сказала она. — Моя остановка.
Она ушла, и её место сразу же занял мужчина средних лет с тяжёлой сумкой, которую он устроил у себя на коленях. Я почувствовала спиной холодный декабрьский ветер, когда поезд выпустил пассажиров. Женщина, скорее всего, вышла.
Дэлия посмотрела на сумку мужчины, смутилась и спросила:
— Подарки?
Он кивнул и улыбнулся. Дэлия предпочла больше ничего не спрашивать.
Поезд тронулся. Следующая остановка — наша. Выйдя на ветреную платформу Раи, мы спустились по лязгающей металлической лестнице.
— Что у неё там было? — спросил Кларк.
— У кого?
— У тёти, дура, — сказал Джейк. — У тёти с коробкой. Что было в коробке?
— А. Ничего.
— Ничего? Как? Она пустая?
И они побежали к нашему автомобилю, стоявшему во втором ряду стоянки справа. Я не услышала, что она ответила. Если она вообще ответила. К тому времени, как я открыла авто, девушка с коробкой вообще вылетела из моей головы. Этим вечером Дэлия отказалась кушать. Такое иногда бывало. Такое со всеми детьми бывает. Не хотят от чего-то отвлекаться либо чересчур много перекусывали днём. И я, и мой муж Стивен выросли в семьях, в которых господствовал менталитет переживших Великую депрессию. Если ты не хочешь доедать — это очень плохо. Ты должна сидеть за столом, еда остывает всё больше и больше, и никуда не встанешь, пока не опустошишь тарелку полностью. Мы не собирались поступать так же с нашими детьми. И большинство экспертов соглашаются, что в этом нет ничего плохого. И уж тем более не стоит из-за этого ругаться. Поэтому мы разрешили ей не садиться за стол. Следующим вечером — в понедельник — то же самое.
— Что такое, — спросил Стивен, — ты съела пять десертов на ланч?
Он, похоже, говорил почти серьёзно. Десерты и пицца — вот чем обычно питаются наши дети в школьных столовых.
— Нет. Просто не хочу есть и всё.
Мы не стали заострять на этом внимания. Но я не сводила с неё глаз целый вечер — ждала, что во время рекламной паузы, прерывающей какой-либо ситком из тех, что мы смотрим по понедельникам, она пойдёт на кухню за пачкой чипсов или банкой жареного арахиса с мёдом. Но так и не дождалась.
Она пошла спать, и даже стакана воды не выпила. Нельзя сказать, что ей нездоровилось. Цвет лица оставался таким же, как всегда, и она смеялась над шутками со всеми. Я предположила, что она чем-то заболевала. Стивен со мной согласился. Конечно же заболевала. Обычно у нашей дочери был неотменный аппетит. Я не сомневалась, что следующим утром она будет умолять не идти в школу, ссылаясь на головную боль либо расстройство желудка. Но она не стала. Так же она не стала есть свой завтрак. Вечером — то же самое. Это было особенно удивительным, потому что я приготовила макароны с мясом и подливкой — вряд ли в моём репертуаре отыщется что-то, что дети любят больше. Несмотря на то, что — или потому что — это было одно из моих простейших блюд. Но Дэлия просто села и сказала, что не голодна, довольствуясь тем, что смотрела, как другие накладывают еду себе на тарелки. Муж пришёл домой поздно, после крайне тяжёлого дня — он работает в брокерской фирме в Сити — и очень изголодался. Он выглядел уставшим от повторяющихся отказов нашей дочери кушать.
— Слушай, — сказала я. — Ты должна поесть хоть немного. Ты ведь три дня уже ничего не ела!
— Ты ела что-нибудь на ланч? — спросил Стив.
Дэлия никогда не лжёт.
— Я не хотела, — сказала она.
Даже Кларк и Джейк смотрели на неё так, будто у неё было две головы.
— Но ты ведь любишь макароны, — сказал Стив.
— Попробуй хлеб с маслом, — сказал Джейк.
— Нет, спасибо.
— Эй, девушка, ты точно хорошо себя чувствуешь? — спросила я.
— Всё в порядке. Просто я не голодная.
Так что она просто сидела. Вечером в среду я вышла из кожи вон, но приготовила её любимое блюдо — жареную курицу, приправленную лимоном, под мятным соусом, с печёной картошкой и подливкой из красного вина, выложенную стручками зелёного горошка по краям. Она сидела и смотрела.
Хотя, похоже, ей нравилось наблюдать, как мы едим. В четверг вечером мы заказали китайской еды из нашего любимого ресторана. Тушёная говядина с имбирём, жареный рис с креветками, жареные вонтоны и кисло-сладкая свинина. Она сказала, что пахнет вкусно. И просто сидела. К вечеру пятницы остатки депрессионного менталитета в моей душе дали о себе знать, и я поймала себя на том, что кричу на дочь, говорю, что она не встанет с этого стула, молодая девушка, пока не съест хотя бы кусочек своих любимых пепперони, фрикаделек и пиццы с сосисками из своего любимого итальянского ресторана. Дело в том, что я беспокоилась. Я бы с радостью дала ей двадцатку лишь за то, чтобы увидеть, как она подносит немного этой волокнистой моцареллы ко рту. Но я не сказала ей этого. Вместо этого я стояла, указывая на неё пальцем и кричала, пока она не расплакалась, а потом я — ребёнок Депрессии во втором поколении — отправила её в кровать. Сделала в точности то же самое, что сделали бы мои родители.
Яблоко от яблони недалеко падает. Но к воскресенью её рёбра можно было увидеть даже под футболкой. Мы не стали отправлять её в школу в понедельник, а я не пошла на работу, чтобы пойти с ней на приём к врачу Уэллерс. Уэллерс была из тех старомодных докторов общей практики, которых скоро больше нигде не увидишь. Несмотря на солидный возраст — за семьдесят лет — она всегда приходила к пациентам домой даже во внеурочное время, если возникала такая необходимость. В Раи это было таким же неслыханным, как и честный механик. Уэллерс верила в домашнее лечение, а не больничное. Однажды, когда Джейк заболел бронхитом, она пришла осмотреть его ночью и заснула у меня на диване, прямо перед нетронутой чашкой кофе, а мы два часа ходили на цыпочках и слушали её храп. Утром в понедельник мы сидели в её приёмной и отвечали на вопросы, пока она осматривала глаза, уши, нос и горло Дэлии, её спину и грудь, слушала её дыхание, взяла крови в пробирку и отправила в уборную — взять анализ мочи.
