Эвелин едва поспевала за Григорием, быстро шагающим по тротуару, выложенному серым камнем. На один его шаг приходилось три ее. На втором перекрестке она остановилась и взмолилась:

– Все. Я не могу так быстро, – запыхавшаяся, она присела на камень, торчавший прямо из земли. – Я не могу так быстро идти… еще и жарко здесь… – Она стащила с головы шапку, вытерла выступившие на лице капельки пота, расстегнула куртку.

Весна шла полным ходом. Нещадно палило уже поднявшееся солнце. Теплый ветер не давал прохладу. В горле пересохло. Хотелось пить.

– Тут недалеко, – заметил Григорий, но остановился и встал рядом.

Передохнув, они пошли медленнее.

Эвелин рассматривала аккуратные деревянные крашеные дома под черепицей, заборчики, увитые диким виноградом вперемешку с диковинными кустарниками. Сквозь щели в заборах пестрели клумбы с первоцветами. От насыщенного цветочного аромата и бесконечной болтовни цветов немного кружилась голова. На главной площади она заметила огромную корзину с тюльпанами. Рядом – курица с цыплятами из желтых одуванчиков, чуть дальше бабочка из подснежников и крокусов. Красота! От восхищения внутри трепетало, щеки горели и Эвелин постоянно махала руками, показывая Григорию то на жар-птицу из разноцветных фиалок, то на лебедей из белоцветников, плавающих по озеру из синих пролесков. И все цветы болтали, а вместе с ними, не обращая внимания на смех Григория, болтала Эвелин. Когда они шагали мимо здания городской пожарной башни, увитой мягким плющом, Эвелин остановилась. Она узнала это место, оно тоже ей снилось. А может это и не сон был, а детские воспоминания?

Они долго шли мимо ажурной кованой ограды, за которой виднелись белые каменные здания, деревья, клумбы и дорожки. Кованые ворота арочного входа были закрыты.

– Это школа, – ответил Григорий на ее немой вопрос, – сегодня выходной, все отдыхают. Учебный год начался неделю назад. Ты ненамного опоздала. В нашем городе учеба начинается весной.

– Почему? – удивилась Эвелин.

– Потому. Узнаешь. – Ускорил он шаг.

Миновав еще две улицы с одинаковыми деревянными домами, они наконец-то остановились перед разноцветным штакетником и крашеной деревянной калиткой. Григорий пропустил Эвелин во двор, и она, сделав по дорожке с десяток шагов, оказалась перед аккуратным деревянным домиком, который украшало резное крыльцо, украшенное висячими кашпо с разноцветными пахучими петуниями.

Высокая стройная женщина в спортивном костюме, завидев гостей, спустилась со ступенек, поспешила навстречу и остановилась перед Эвелин. Ее белые волосы до плеч светились под солнечными лучами, темная, загорелая кожа в легких морщинках выдавала возраст, а в зеленых глазах светилась радость.

– Ну вот ты и дома, – произнесла она и прижалась еще крепче. – Наконец-то ты дома, моя девочка.

Эвелин оказалась в уютных объятиях и почувствовала, как бабушка уткнулась лицом в ее макушку.

– Как добрались? – обратилась бабушка к Григорию, внесшему рюкзак с вещами.

– Все, как договаривались, Розалинда Витольдовна.

– Пройдем в дом? Чаю?

– Благодарю, но в другой раз. – Поставил он рюкзак на верхнюю ступеньку крыльца. – Служба-с. – Покрутил указательным пальцем оранжевый ус, кивнул Эвелин на прощание, развернулся и пошагал к калитке.

– Благодарю вас, Григорий!

– Обращайтесь! – не поворачиваясь, ответил Григорий и покинул двор.

– Идем в дом, Эви? – Бабушка улыбнулась и легко подтолкнула Эвелин.

Эвелин тихо засмеялась.

Для всех она была Эвелин. Эви – так ее называли самые близкие люди. Мама и папа. Она уже и забыла, как оно звучит.

– Надо же, и шишеру свою привезла. Уверена, они подружатся. – Кивнула Розалинда Витольдовна на рюкзак-переноску с кошечкой. – А назвала как?

– Фенечка…

– Хорошее имя. А моя Малуша как всегда где-то гуляет. Идем, Эви. – Открыла бабушка дверь в дом и взяла рюкзак с вещами.

Снаружи домик казался маленьким. Но внутри оказался просторным и уютным.

– Куртку можешь повесить здесь, – Бабушка сдвинула дверь встроенного шкафчика в коридоре. – А обувь поставь сюда. – Махнула вниз, на обувную полку.

Эвелин последовала совету: поставила на пол рюкзак с Фенечкой и разделась. Они прошли в большую квадратную залу с диваном над противоположной стеной и с камином над правой. В углу вместительный книжный шкаф наполненный книгами и глиняными кувшинчиками разного размера и формы. На узорчатом керамическом полу лежал круглый ворсистый ковер, украшенный цветами. Как только Эвелин ступила на него, он обхватил приятной мягкостью ступни.

Над диваном на стене с темно-зелеными обоями висели два старинных портрета. На одном Эвелин узнала бабушку, только молодую. Тот же решительный взгляд, белые, собранные в высокую прическу волосы, добрая улыбка. С другого строгим взглядом смотрел молодой мужчина с орлиным носом, темными глубоко посаженными глазами и пышными черными усами.

– Розалинда Витольдовна, – обратилась Эвелин к бабушке, – а на портрете вы?

Бабушка сердито посмотрела на Эвелин и возмутилась:

– Это еще что за обращение? Какая я тебе Розалинда Витольдовна? Я же бабушка! – и продолжила тоном не терпящим возражений: – Значит так! Никаких Розалинд! Никаких «выков»! – заметив испуганные глаза Эвелин, добавила мягче, – я же твоя родная бабушка, самый близкий человек. Конечно, я старая, но не настолько, чтобы ты мне выкала. Можешь называть меня бабушка или даже ба, мне будет приятно. Договорились? – подмигнула она.

– Договорились, – ответила Эвелин.

Взглянув на портрет, Розалинда Витольдовна, заметила:

– Да, это я в молодости. – И вздохнула.

– Ба? А это кто? Мой дед? – спросила Эвелин.

– Да, мой Радимирчик. – подошла бабушка и коснулась портрета. – Мой Радимир, – повторила она и погладила край рамы.

– Красивые, – вздохнула Эвелин, глядя на портреты, и подошла к камину.

На каминной полке стояло с десяток фотографий в стеклянных рамках. На всех маленькая Эвелин с мамой, с бабушкой, или папой. Или с мамой и папой.

– Ба, откуда у тебя столько? Я многие не видела ни разу, – оглянулась на бабушку Эвелин. – А вот такая висела в нашем доме, – указала она на одну из фотографий.

На письменном столе стояла еще одна фотография в рамке.

– А это кто? – показала она на девушку стоящую на снимке рядом с бабушкой и очень похожую на маму Эвелин.

– Это Лилиен, моя младшая сестра, ты скоро с ней познакомишься.

– Так, я думаю, на сегодня достаточно. Ты устала и голодна. Здесь твоя комната, – заметив, что Эвелин кусает губы, и ее глаза опасно заблестели влагой, бабушка открыла одну из дверей слева. – В этой комнате раньше жила Власта, твоя мама, – пояснила она, пропуская вперед Эвелин, – пока училась в школе…потом поступила в Академию, вышла замуж…Я оставила почти все, как было при ней, только шкаф поменяла, – кивнула она на разрисованный цветами плательный шкаф.

Розалинда Витольдовна зашла в комнату следом, опустила рюкзак и прислонила к дверце шкафа.

– Мне его моя ученица подарила, а ставить некуда. Вот я его сюда и пристроила. Не буду мешать. Ты девочка взрослая. Располагайся, а я пойду обед разогрею. Если хочешь, можем потом посмотреть усадьбу.

– Хочу. – Эвелин поставила рюкзак с котенком на кровать.

Розалинда Витольдовна вышла из комнаты.

Эвелин выпустила на пол Фенечку. Кошечка принюхалась, обошла комнату и подошла к двери, потерлась об нее.

– Ты не сбежишь?

– Мяу. – Толкнула головой дверь Фенечка.

– Ладно. Иди. – Эвелин выпустила ее из комнаты.

Услышав, как бабушка приветствует Фенечку, Эвелин расстегнула рюкзак и раскидала по полкам вещи. Из бокового кармашка достала мешочек с маминой брошью и положила под одежду на верхнюю полку. Освободив рюкзак, Эвелин швырнула его в угол за шкаф, а сама плюхнулась на широкую кровать с мягкой подушкой и пушистым пледом. Засунула руки за голову. Осмотрела комнату. Ей понравились веселенькие обои в лиловых колокольчиках, шторки на окне в тон обоям. Красивый шкаф! Надо же! Разрисован цветами: розы, тюльпаны, георгины, нарциссы, словно живые. Кажется, тронь и почувствуешь гладкие листья и колючие шипы. Запах точно есть. Эвелин не заметила, как задремала.