– Сука! – он взвыл и присел на корточки, обхватывая закровившую голову, выронив арматуру, обмотанную чёрной матерчатой изолентой.

– Идиот! – взвыла баба-кукольница, ещё сильней выпячивая грудь и делая шаг ко мне, – Владимир Евгеньевич, это недоразумение!

В её голосе появились нотки, которые она, наверное, считала завлекающими, но прозвучали они на редкость фальшиво, да и разница в возрасте…

Не слушая её, срываю с плеча ружьё и пячусь в сторону от общественности, стараясь глядеть во все стороны разом.

– Игорёк, дебил! – продолжила баба, благоразумно остановившись в отдалении от меня.

– Мразь! – перебивая кукольницу, пронзительно взвизгнула ещё одна представительница общественности, вылетая из сбившей в кучу отары и несясь ко мне с лицом Фурии Революции, вытянув вперёд худые, но рыхлые руки с длинными ногтями, украшенными облупившимся красным лаком, – Как ты посмел тронуть моего мужа!

Уйдя в сторону, с силой бью лоу по бедру Фурии и направляю на заворочавшуюся общественность ружьё.

– Что за на?! – в голове у меня до странности спокойное отношение к происходящему, но подпускаю в голос истеричную готовность стрелять во всё, что движется, – Народ, вы в конец охуели?

– Игорёша, дебил! – козлячьим тенорком завопил кто-то из мужчин, спрятавшийся за спинами женщин, – Если (!) не отдаст! Если, сука! Ты разницу понимаешь?!

– У-убили! – держась за ногу, выла ушибленная, сидя на загаженном асфальте. По потрёпанному её лицу ручейками бежали мутные слёзы.

– … он бы и сам отдал! Сам! Нина Васильевна уже убедила его, а ты, мудак, всё испортил! Всё! – захлёбываясь ненавистью, завопила приземистая жопастая баба неопределённого возраста – от тридцати до пятидесяти, подлетев к Игорьку, всё ещё сидящему на корточках, – Козёл! Скотина!

Она начала бить его руками по голове – плашмя, неумело, но с большим остервенением.

– Не тронь! – завопила супруга избиваемого, не вставая с асфальта, и разразился самый безобразный скандал.

– Владимир Евгеньевич! – прижимая полные руки к груди и обещая глазами и голосом всё и немножечко больше, начала подходить ко мне престарелая кукла, – Ну вы же видите, что происходит? Мы беззащитны! Отдайте нам оружие, Владимир Евгеньевич! Вы молодой, здоровый мужчина, а мы – хрупкие женщины.

– Женщины? – подавился я смешком, показывая дулом ружья на взвизгнувшего Вадика и Игорька, начавшего вяло отбиваться от Фурии.

– Вадик инвалид, – кукла снова прижала руки к груди, – а Игорь Александрович немолод и тоже имеет проблемы со здоровьем! Владимир Евгеньевич, вы легко может отбиться от зомби даже голыми руками, в крайнем случае – добыть другое оружие.

Очень хотелось поделиться великой мудростью предков и всем богатством обсценной лексики, но я сдержался. Пять минут назад я чувствовал за них какую-то ответственность и готов был если не взять под опеку, то как минимум помочь с выживанием, но…

«Не мечите бисер перед свиньями» – всплыла в голове цитата мамы.

– Да ну вас на хуй, уёбков! – и стволом на толпу, – Съебались от машины по бырому!

По бырому не вышло, но съебались, сталкиваясь друг с другом, перегавкиваясь и подвывая от ужаса.

– Ах вы с-суки… колёса-то зачем было спускать? Ёб вашу… на хуй пошли!

– Владимир Евгеньевич…

– А тебя особенно касается, – я зло посмотрел на грудастую Нину Васильевну и повёл стволом, – вон! Раз…

Взвизгнув, та метнулась в подъезд, и её бегство стало сигналом. Общественность быстро рассосалась, задержались только ушибленные супруги, поливающие меня отборным матом. Но наконец, ухромали и они, с трогательной заботой поддерживая друг друга.

Ф-фу, бля… – скинув тяжёлый рюкзак, начал ревизию стоящих во дворе автомобилей.

– Не имеете права! – не высовываясь из окна, сиреной завопила Нина Васильевна, когда я подошёл к Рено Логану, – Это частная собственность!

– Ага, – ухмыляюсь злорадно, – частная, говорите…

Ещё раз обойдя частную собственность под причитания полногрудой мадам, я насколько мог (а могу немного) проверил пробег, исправность и комплектацию. Для верности достал планшет и сверился с интернетом, который, о чудо, продолжает работать без перебоев.

Машинка, согласно отзывам, не то чтобы пЭрсик, но однозначно лучшая из стоящих во дворе! Сносная проходимость, неплохой багажник и так далее.

Не думая долго, закинул туда свои вещи под дружно-матерное многоголосье общественности, а потом прошёлся по другим автомобилям, стоящим во дворе. Бензин, масла, смазки, подходящие по размеру запаски… Нужно, не нужно, потом разбираться буду.

Обходя машины, я свинчивал ниппеля с колёс, разбрасывая их как можно дальше жестом сеятеля. Даже не желание подгадить ближнему, оказавшемуся внезапно не просто дальним, а настоящим сукой, а скорее – здоровая опаска. А ну вдруг да и найдётся мститель? Как сядут в авто, да поедут за мной… а оно мне надо? Вот и я думаю, что нет!

Благо, своими планами по спасению Натахи я ни с кем не успел поделиться.

Вырулив со двора под громкие проклятья, сделал небольшой круг по Кольцу Трубного и прилегающим улицам. Автомобилей на дорогах мало, но есть, что радует!

– На Московской и Гагарина ментов и военных нет, – докладываю сам себе, с наслаждением разворачиваясь вопреки всем правилам ПДД и проезжая на Циолковского. Силовиков не оказалось и там, а печалиться этому или радоваться… пока не знаю.

С одной стороны – хорошо, если власть начнёт наводить порядок и отстреливать зомби. С другой – действовать они будут согласно инструкциям, полученным от сидящих в бункере начальников и не владеющих обстановкой. Ну и немножечко…

… в своих интересах. Как, впрочем, и обычно.

А я мало того, что командировочный, так ещё и влетел с этой грёбанной общественностью! Первый кандидат к стенке, ну или в штрафники, что по нынешним временам не слаще и всего лишь отсрочка, притом неприятная.

«Сейчас, наверное, собрались опять всем стадом и рассказывают друг другу, какой я сука и козёл! Версию, блять, вырабатывают! Общую.»

– Жопа, Вова! Жопа! – подмигиваю зачем-то себе в зеркало заднего вида.

Проезжая по Циолковского, внимательно гляжу по сторонам. Кое-где видны следы отстрела зомби, а сквере Маркова экскаватор роет ямину, куда в бульдозерных ковшах стаскивают тела. Остро завоняло гашеной известью, пробивающейся даже через отсутствующее обоняние.

– Ну, гут, – киваю одобрительно, но своей помощи не предлагаю, да и общаться не спешу. Кружок… выруливаю наконец к «Пролетарскому», в котором работает Натаха. Всего-то метров двести от дома, а то и меньше, а столько предосторожностей…

Веру в человечество после «общественности» я не потерял. Ну, публика такая… Здесь, в Липецке, в половине молодожёнок[3] химики[4] жили, да и сейчас либо сами доживают, либо потомки.

Нравы с тех пор несколько смягчились, разумеется. Да и маргиналы в «химических» молодожёнках оказались разбавлены молодыми семьями и незадачливыми мамашами из тех, кого именуют иногда неуважительно РСП[5]. Но в целом…

Вырулив к «Пролетарскому», встал на стоянку, не глуша двигатель и собираясь с духом.

– Ну… с Богом! – похлопав по набедренному карману штанов, где лежит ТТ и две запасные обоймы, вешаю ружьё за спину, и натянув чистые строительные перчатки, выхожу с алебардой наперевес.

Внутрь заходить не спешу, и так ясно, что я не первый посетитель. Дверь выломана, витрины разбиты, видны опрокинутые полки с разбросанными по полу товарами и… люди.

– Слышь, ты, фраер ушастый… – походкой вразвалочку вышел через витрину рослый, но довольно-таки рыхлый мужик за сорок с металлической трубой на плече и кобурой на поясном ремне. Не вступая в пререкания, перекидываю ружьё на грудь и берусь правой рукой за цевьё, перекидывая алебарду в левую. Мужик делает шаг назад.