Последовала неловкая пауза. Мои одноклассники колебались, а я не мог понять, почему. Я еще никогда не был ментором, и это была слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее: приятное разнообразие среди монотонности уроков. Я поднял руку. Трудно сказать, что подумала в этот момент миссис Паркер, потому что, хотя учительница и улыбалась, это выглядело так, как будто она пыталась разгадать, где подвох. Ее изогнутая бровь предостерегала меня от каких-либо выкрутасов.
– Спасибо, Эндрю, это очень любезно, – сказала она наконец, указывая Как Его Там, что мы должны сесть вместе. Пока миссис Паркер бегло просматривала список имен, все взгляды были прикованы к новому мальчику, который нервно приближался ко мне. Я не мог не посочувствовать ему.
– Адамс.
– Здесь, миссис.
– Бартлетт.
– Здесь, мисс.
– Браун.
– Здесь, мисс.
– Мое имя поначалу звучит немного странно, – сказал новенький, усаживаясь рядом со мной. – Оно греческое, – добавил он, почувствовав мое замешательство.
Я пожал плечами и сочувственно кивнул. Я знал, что с таким именем, как Георгиос, новичка ждет непростой первый семестр. Немного поболтав, я выудил некоторые ключевые факты. Отец Георгиоса владел собственным рестораном.
Семья раньше жила в районе Кингсбери и только недавно переехала в соседний Рэдлетт, который хоть и находился дальше от школы, чем мой, но все же был расположен достаточно близко, чтобы, если мы поладим, вместе гулять после школы. А еще я подумал, что семья Георгиоса, должно быть, довольно богата, так как Рэдлетт считался районом для состоятельных горожан.
Но в тот момент, когда мне казалось, что все складывается удачно, наступила неловкая пауза. Он не разделял ни одного из моих хобби: меньше, чем футбол, его интересовала только «Формула-1». Мы смотрели друг на друга в тишине, которая грозила перерасти в долгое молчание. Когда я поднял глаза, миссис Паркер посмотрела на меня скептически.
Черт возьми, все идет не очень хорошо.
Когда я уже начал понимать, что совершил огромную ошибку, взяв на себя такую ответственность, то задал правильный вопрос.
– Итак, какая музыка тебе нравится? – спросил я.
Георгиос заулыбался. Успех! Очевидно, я нашел общий язык. Он сказал, что ему нравятся Queen, это было отличное начало. И пока класс 2А1 заполнял какие-то бумажки, необходимые в начале каждого учебного года, мы болтали о Фредди Меркьюри, сверкающих гитарах Брайана Мэя и выпущенной около года назад песне Killer Queen, которая изменила звучание группы. Столь же обнадеживающей была любовь Георгиоса к The Beatles и Дэвиду Боуи. К тому времени когда мы дошли до общей любви к Элтону Джону, наши миры, несомненно, соприкоснулись. Benny And The Jets, Candle In The Wind и заглавный трек его последнего альбома Goodbye Yellow Brick Road были нашими любимыми композициями. На первом уроке французского мы продолжали говорить о музыке. Я был сосредоточен на нашей болтовне, и через несколько минут после начала урока меня отругали за то, что я витаю в облаках.
– Риджли, как насчет того, чтобы начать этот год нормально? – сердито сказал учитель. Это означало, что сегодня мне не светит хорошая оценка за поведение.
Когда я посмотрел на Георгиоса, он засмеялся, закатывая глаза в знак поддержки. «Кажется, он ничего, этот парень, – подумал я. – Может быть, год будет не таким уж и плохим…»
Не прошло и часа с начала нового учебного года, а у меня уже появился новый друг.
* * *
Георгиос попытался объяснить, как лучше всего произносить его имя, но звучало это как отхаркивание особенно неприятного сгустка мокроты. Спустя несколько попыток у меня получилось – Йогурт, но на удивление прозвище не вызвало у него никакой реакции. И я решил называть его Йог, что звучало намного проще. Удручающая попытка миссис Паркер произнести греческое имя, а затем такие же ошибки ее коллег привели к тому, что все они, один за другим, сдались и стали называть его Джорджем. Когда дело доходило до знакомства с новыми людьми, Георгиос тоже предпочитал использовать имя Джордж, наверное, потому, что оно требовало меньше разъяснений.
Пеле ✓ Кройф ✓ Робсон ✓ Риджли ✓
В течение следующих нескольких дней я все больше и больше узнавал о своем новом лучшем друге. Главным открытием стала решительность, что противоречило моему первому впечатлению о нем как о застенчивом и неуверенном подростке. Йог быстро освоился в Bushey Meads.
Во время его первого обеденного перерыва я показал ему канаты, которые мы тогда использовали для популярной игры под названием «Король стены». Суть понятна из названия, да и правила довольно простые. Один из мальчишек забирался по канату, а соперники пытались сбить его с «насеста» любыми способами. На самом деле никаких правил, никаких судей и никакой пощады.
После обеда я использовал все свои физические возможности, чтобы занять бетонный «трон». Я стал королем Стены. И сбил нескольких соперников, прежде чем меня застигли врасплох. Это был Йог. Устав от моих издевок, он решил толкнуть меня в спину. Я упал на асфальт. Увидев, как он гордо висит на канате, смеясь над собственной бравадой, я почувствовал неловкость. Йог, возможно, не выставлял свою силу как броню и не пытался выделываться на футбольном поле и спортивной площадке, но тогда я понял, что он не из робкого десятка.
Неделю спустя, когда меня пригласили в его дом, мои предположения о состоятельности семьи Йога подтвердились. На школьном автобусе мы вместе доехали до Рэдлетта. Дом с четырьмя спальнями, большим садом и причудливой верандой впечатлил меня. Его шикарное жилище совсем не походило на трехкомнатный домик моих родителей. В отличие от наших скромных, но ухоженных клумб, у Йога была большая лужайка на внутреннем дворике в задней части дома. Летними вечерами Панайоту ужинали на свежем воздухе средиземноморскими деликатесами, на столе были долма, хумус и тарамасалата. Все это казалось экзотикой по сравнению с традиционными блюдами, которые мы готовили дома.
Поздоровавшись с его родителями, мы поднялись в спальню Йога. Она была идеально убрана и напоминала сокровищницу с разными памятными вещицами и музыкальным оборудованием. Моя же, напротив, представляла собой анархическую мешанину из одежды и журналов, которую я приводил в порядок только под угрозой родителей отправить все на помойку. У Йога на стенах висели плакаты с Дэвидом Боуи и Элтоном Джоном. Однако самым удивительным было то, что Йог собирал комиксы о Человеке-пауке. У него их была целая стопка, я разглядел самое первое издание – даже тогда это был очень ценный экземпляр. Йог рассказал мне, что год назад видел выступление Элтона Джона на стадионе в Уотфорде. И что он всего однажды был на футбольном матче – на игре Arsenal. А когда показал мне свое главное сокровище, все остальное было уже неважно. Возле кровати стояла огромная перламутрово-голубая ударная установка. Я не мог в это поверить. И хотя барабаны Йога выглядели не так внушительно, как у Фила Коллинза или Роджера Тейлора из Queen, я все равно был потрясен. Ни у кого из моих знакомых не было барабанной установки в спальне, и, прежде чем он успел возразить, я направился к ней и выбил тяжелый, оглушительный ритм на малом барабане, двух том-томах[3], большом барабане и тарелке.
– Нет, Эндрю… не надо! – крикнул Йог сквозь шум.
Ужас на его лице подсказал мне, что я сделал что-то жуткое. Позже я узнал, что в доме Панайоту занятия музыкой разрешались только в определенные часы. Немного ошарашенный, я отошел от барабанной установки и переключил свой энтузиазм на стереосистему, стоящую в углу комнаты.
– Я всегда записываю Top 40 по воскресеньям, – объяснил он. – И сохраняю песни, которые мне нравятся…
У моей мамы был только портативный магнитофон, тогда как у Йога была двойная кассетная дека, на которую он мог записывать песни прямо с тюнера. По-настоящему сложное оборудование. Мы оба были страстными поклонниками чартов, но, как и я, он считал, что своим тоном диджеи Radio1 и Capital буквально испытывали терпение слушателей. Наигранность болтовни ведущих, вроде Дэйва Ли Трэвиса и Тони Блэкберна, казалась нелепой. Эта новая связь вдохновила нас записать несколько собственных разговорных вставок. Целый час мы просидели у магнитофона Йога, высмеивая профессионалов. Хотя в то время мы и не подозревали об этом, но именно тогда была заложена основа нашей дружбы: мы тесно связали музыку и юмор. Мы импровизировали, обменивались идеями и подшучивали над взрослым миром, который, пожалуй, был слишком серьезным. Наша возня в равной степени встревожила и успокоила маму Йога.
