На протяжении праздничных церемоний, которыми Константин открыл свою новую столицу и новую эпоху для Римской империи, он с тревогой осознавал, что потерпел неудачу в одном очень важном деле: несмотря на все усилия для объединения христианской церкви, она осталась такой же разделенной, какой была всегда. Большая часть вины лежала на главных христианских священнослужителях. Они, очевидно, считали, что на карту поставлены жизненно важные вопросы, ради которых, как многие из них уже доказали, они были готовы на изгнание и даже на мученичество; тем не менее бесконечными пререканиями и ссорами, ненавистью и фанатизмом, нетерпимостью и злобой они подали пример пастве, и этому примеру со слишком большой готовностью следуют бесчисленные поколения их последователей.

Архиепископ Александр умер в 328 году; его место в Александрии занял его бывший капеллан Афанасий. Они вместе участвовали в Никейском соборе, где Афанасий показал себя даже более искусным и находчивым, чем его начальник. В последующие годы он проявил себя ведущим священнослужителем своего времени, одним из влиятельнейших людей во всей истории христианской церкви и святым. (Долгое время его ошибочно считали автором Афанасьевского Символа веры, который до сих пор носит его имя.) У Ария и его приверженцев не было более грозного противника, однако пока их звезда снова поднималась к зениту. Арий никогда не утрачивал поддержки императорской семьи, в частности матери Константина и его сводной сестры Констанции, а епископы из Азии тоже серьезно склонялись в своих симпатиях на его сторону. Уже в 327 году они убедили Константина вернуть Ария из ссылки и дать ему аудиенцию; император, на которого произвели впечатление не только блестящий ум и очевидная искренность этого человека, но и его уверения в том, что он принял все вопросы веры, одобренные в Никее, лично писал архиепископу Александру, убеждая того разрешить Арию вернуться в Египет. Похоже, Константин искренне удивился, когда архиепископ выразил нежелание подчиниться его просьбе.

Таким образом, император постепенно пришел к выводу, что теперь главным препятствием на пути к единству церкви следует считать не Ария, а Афанасия. К этому времени он планировал отпраздновать в 335 году тридцатилетие своего правления, освятив перестроенный храм Гроба Господня в Иерусалиме. Он предложил созвать там собор из многочисленных епископов со всей империи и был решительно настроен на то, что среди них воцарится гармония по богословским вопросам. В соответствии с этим он приказал, чтобы епископы по дороге в Иерусалим провели синод в Тире, чтобы, как он обезоруживающе выразился, «освободить церковь от богохульства и облегчить бремя моих забот». Синод созвали на июль, однако вскоре стало ясно, что присутствовать на нем будут почти исключительно епископы-ариане, так что он станет не столько собранием выдающихся священнослужителей, сколько судом над Афанасием. Вспомнили старые обвинения, выдвинули новые, призвали толпы новых свидетелей, каждый из которых был готов поклясться, что архиепископ совершил все преступления, перечисленные в своде законов. Афанасий, полагая (возможно, справедливо), что его жизнь находится в опасности, бежал тогда в Константинополь. В его отсутствие его сместили с должности, после чего синод завершил свою работу, и его члены продолжили путешествие в Иерусалим. Прибыв в столицу, Афанасий отправился прямиком во дворец, но в аудиенции ему отказали. Вместо этого разгневанный Константин изгнал его в Августу-Треверорум (современный Трир), после чего вернулся к прерванной задаче – обеспечить принятие Ария в Александрии.

Однако решить эту задачу ему не удалось. Любая попытка Ария вернуться вызывала в городе новые мятежи, руководил которыми сам преподобный Антоний Великий, которому было уже 86 лет и который покинул свое отшельническое жилье в пустыне, чтобы бороться за дело ортодоксальности. В итоге Константина убедили призвать Ария в Константинополь для дальнейшего исследования его убеждений. Именно во время этого последнего расследования, как позже писал своей египетской пастве Афанасий, «Арий, которому придала смелости защита его последователей, был занят беспечной и глупой беседой, пока ему не пришлось отойти по нужде; там он сразу же рухнул головой вперед, его разорвало посередине, и он испустил дух».

Конечно, эта история написана заклятым врагом Ария; однако, несмотря на существование нескольких разных версий произошедшего, непривлекательные обстоятельства его кончины слишком хорошо засвидетельствованы, чтобы вызывать сомнения. Этот конец неизбежно был истолкован ненавидевшими его как божественное возмездие, однако со смертью Ария не закончились ни богословские противоречия, ни изгнание Афанасия, которое продлилось до смерти Константина в 337 году. Мечте императора о духовной гармонии во всем христианском мире не суждено было сбыться при его жизни, а мы и сегодня по-прежнему ждем ее исполнения.

Хотелось бы узнать побольше о праздновании тридцатилетия царствования Константина в Иерусалиме; в Константинополе эта церемония была исключительно христианской, в отличие от празднований по случаю освящения города. (С 331 по 334 год Константин закрыл все языческие храмы в империи.) В ходе этих празднований он воспользовался возможностью объявить о назначении двух своих племянников на ключевые государственные посты. Старшего, Далмация, он объявил цезарем, а младшему, Ганнибалиану, отдал в жены его двоюродную сестру – свою дочь Константину, после чего отправил его вместе с невестой править Понтом – диким гористым регионом, протянувшимся до омываемого дождями южного побережья Черного моря.

С возвышением этих молодых людей число правящих цезарей увеличилось до пяти, поскольку трое сыновей Константина от Фаусты уже получили данный титул; младший, Констант, стал цезарем за два года до того, в возрасте десяти лет. Увеличивая число цезарей, император намеренно пытался уменьшить их престиж: с возрастом он все больше верил в божественный промысел, который выделял его среди всех прочих людей. Однако это нежелание передавать власть в столице налагало на него исполинский объем работы. Первые месяцы 337 года он провел в Малой Азии, занимаясь мобилизацией армии против молодого персидского царя Шапура II и демонстрируя энергию, стойкость и выносливость, которые сделали его легендой среди подданных. Незадолго до Пасхи Константин вернулся в Константинополь, чтобы проследить за завершением строительства церкви Святых Апостолов, начатого за несколько лет до того. Возможно, он уже подозревал, что болен, так как именно тогда приказал приготовить ему могилу в этой церкви; однако его здоровье серьезно пошатнулось лишь после Пасхи. Он пытался лечиться ваннами в Еленополе – городе, который он перестроил в честь своей матери; именно там, как рассказывает нам Евсевий, «опустившись на пол в церкви, он впервые получил рукоположение в молитве», то есть стал новообращенным. После этого он отправился обратно в столицу, однако, доехав до пригорода Никомедии, понял, что не может двигаться дальше. Важный шаг, который он так долго обдумывал, больше нельзя было откладывать.

Вот так Константин Великий, много лет бывший самопровозглашенным епископом христианской церкви, получил крещение от епископа Евсевия Никомедийского, а когда обряд завершился, он «нарядился в императорские одежды, белые и сияющие словно свет, и лег на кушетку чистейшего белого цвета, отказавшись когда-либо одеваться в пурпур».

На протяжении всей истории возникал вопрос: почему же Константин откладывал свое крещение до смертного одра? Самый очевидный и подходящий ответ дает Гиббон: