Интересно, что там такое? Уж конечно не Хронда. Но и не яд. За какое-то мгновение он успел рассмотреть то, что "дантист" клал пинцетом в золотую чашечку коронки, прежде чем залить ее цементом. Комочек меньше горошины, будто слепленный из детского цветного сахара. Передатчик? Но микрофона у него не было. Ничего не было... Почему они не дали яду? Наверное, незачем.

В отдалении, за деревьями, показался дом, ярко освещенный, шумный. На втором этаже горели настоящие свечи, в канделябрах с зеркальцами. Теперь он принялся считать столбы ограды, у одиннадцатого замедлил шаг, остановился в тени, падающей от дерева, и коснулся пальцами проволочной сетки. Она, пружиня, подалась; он слегка наступил на ее нижнюю часть, которая не была сцеплена с верхней, перешагнули оказался в саду. Перебегая от тени к тени, он очутился у высохшего фонтана. Тут он вынул из кармана стакан, ногтем подрезал пленку, сорвал ее, смял, сунул в рот и запил маленьким глотком вермута. Теперь, держа стакан в руке и больше не скрываясь, он двинулся по дорожке прямо к дому, без спешки - гость возвращается с короткой прогулки... Кресслин поднес к носу платок и переложил стакан из руки в руку, когда проходил между тенями тех, кто стоял по обе стороны двери. Лиц он не видел и чувствовал только невнимательные взгляды.

Свет был почти голубым на первой лестнице, тепло-желтым на второй; музыка играла вальс. Гладко, - подумал он. - Не слишком ли гладко?

В зале было тесно. Он не сразу ее заметил; ее окружали мужчины с орденскими ленточками в петлицах. Их разделяли два шага, как вдруг на другом конце зала раздался грохот. споткнулся какой-то лакей в ливрее, да так неловко, что поднос, уставленный бокалами, вылетел у него из рук. Что за тюлень! Окружавшие Севинну как по команде повернули головы в ту сторону. Один только Кресслин продолжал смотреть на нее. Этот взгляд, едва уловимый, озадачил ее.

- Вы меня не узнаете?

Она сказала "нет", чтобы оттолкнуть, отбросить его. Он спокойно улыбнулся:

- А карего пони помните? С белой правой бабкой? И мальчика, который испугал его мячом?

- Так это вы?

Им не понадобилось знакомиться, они знали друг друга с детства. Он танцевал с ней только один раз. Потом держался в отдалении. Уже после часа ночи они вместе вышли в парк. Вышли через дверь, о которой знала только она. Прогуливаясь с ней по аллеям, он тут и там замечал людей в тени деревьев. Сколько же их! Где они были, когда он перелезал через сетку? Странно.

Севинна смотрела на него. Ее лицо белело в свете луны, которая после полуночи все-таки прорвалась сквозь облака, как и ожидалось.

- Я бы вас не узнала. И все же вы мне кого-то напоминаете. но не того мальчика. Кого-то другого. Взрослого.

- Вашего мужа, - ответил он спокойно. - Когда ему было двадцать шесть лет. Вы же видели снимки.

Она растерянно заморгала.

- Да. Но откуда вы знаете?

Он улыбнулся.

- По обязанности. Пресса. Временно - военный корреспондент. Но с гражданским прошлым.

Она не обратила внимания на его слова.

- Вы из тех же мест, что и я. Удивительно.

- Почему?

- Как-то... Это тревожит меня. Не знаю, как это выразить, но я почти боюсь.

- Меня?

Его изумление было искренним.

- Нет, что вы. Но это как бы прикосновение судьбы. Ваша похожесть, и то, что мы знали друг друга еще детьми.

- Что же здесь такого?

- Я не могу вам объяснить. Это всего лишь аллюзия, намек. Будто что-то произойдет этой ночью.

- Вы суеверны?

- Вернемся. Здесь холодно.

- Никогда не надо убегать.

- О чем вы?

- Не следует бежать от судьбы. Это невозможно.

- Откуда вам знать?

- Где теперь ваш пони?

- А ваш мяч?

- Там, где и мы когда-нибудь будем. Все вещи растворяются во времени. На свете нет лучшего растворителя.

- Вы говорите так, как будто мы старики.

- Время убийственно для старых. И непонятно для всех.

- А если бы... Нет, ничего.

- Вы хотели что-то сказать?

- Вам показалось.

- Нет, не показалось, и я знаю, что вы имели в виду.

- Что же?

- Одно слово.

- Какое?

- Хронда.

Она вздрогнула. Это был страх.

- Не бойтесь, прошу вас. Мы оба - лишь двое посторонних, которые знают это, - понятно, кроме вашего мужа и команды доктора Соуви.

- Что вы знаете?

- То же, что и вы.

- Не может быть. Это тайна.

- Я не говорил этого слова никому, кроме вас. Я знал, что вам оно известно.

- Как вы могли узнать? Вы понимаете, чем рискуете?

- Я не рискую ничем, потому что мои сведения столь же легальны, как ваши. С той разницей, что я знаю, от кого вы их получили, а вы не знаете, откуда получил их я.

- Разница не в вашу пользу. Так откуда вы узнали?

- А сказать вам, откуда узнали вы?

- Вы ничего не знаете! - она вся дрожала.

- Я не могу вам сказать. Не имею права.

- Но вы уже сказали...

- Не больше того, что сказал вам ваш муж.

- Откуда вы знаете, что это он?

- Никто из правительства, кроме премьера, не знает. Премьера зовут Моррибонд. Просто, не так ли?

- Но каким образом? Подслушивание?

- Не думаю. Не было нужды. Просто он должен был вам сказать.

- Не думаете ли вы, что я...

- Нет. Он сказал именно потому, что вы бы никогда не потребовали. Он хотел вам дать что-то, что имело для него высшую ценность.

- Значит не подслушивание, а психология?

- Да.

- Который час?

- Без двух минут два.

- Не знаю, что станет со всем этим. - Она смотрела в окружающий мрак. Тени ветвей, плоские и четкие, дрожали на посыпанной гравием дорожке. Казалось, что тени неподвижны, а дрожит земля. - Мы здесь уже скандально долго, - сказала она. вы не догадываетесь, почему?

- Начинаю догадываться.

- Тайна, которая... Которая сделает это, уже не тайна за минуту до... часа ноль. Может быть, мы перестанем существовать. Вы это тоже знаете?

- Знаю. Но не этой же ночью!

- Именно этой.

- Однако еще недавно...

- Да, были кое-какие сложности. Но теперь их нет.

Она почти касалась его груди. Говорила, не видя:

- Он будет молодым. Он в этом уверен.

- Ну да, конечно.

- Не говорите ничего, прошу вас. Я не верю, не могу верить, хотя и знаю... Это словно не взаправду, так не бывает. Но теперь уже все равно. Никто не может этого отменить, никто. Или я увижу его молодым, таким, как вы сейчас, или... Реммер говорил, что возможно скольжение, я опять стану ребенком. Вы последний человек, с которым я говорю перед этим.