– А сестра после смерти Фрэнка вообще ничего не делает. Застряла в своей дыре – изо дня в день одно и то же. Приеду – смогу помочь ей выбраться из ее болота.

На этот раз лицо у Джея передернуло:

– Давай лучше начистоту. Тебя сегодня из твоего телешоу турнули, а твою сестру, к которой ты шесть лет носа не показывала, наоборот, в телешоу пригласили. Вот тебе вдруг и приспичило ринуться домой, чтобы принять участие в ее шоу. Не надо мне про помощь Аманде мозги пудрить – я вранья не люблю. Чушь это, я тебя насквозь вижу. – Он отпихнул от себя тарелку. – Чушь! Ты ведь уже обещала им приехать? Обещала? И билеты уже взяла? а меня ты спросила? Согласен я отпустить детей болтаться неизвестно где вокруг съемок? Вот что ты мне на самом деле сказать хочешь! Зуб даю, ты уже и чемоданы собрала. Признайся, собрала? Ну скажи, попробуй скажи мне, что еще и не думала собираться!

Мэй искоса глянула на шкаф в холле, куда она затолкала собранные чемоданы, и почувствовала, как лицо залила краска.

– Да, я построила планы, потому что нам действительно надо ехать. У матери, у сестры наконец появилась отличная возможность поправить дела. Ты же не спрашиваешь, держатся они на плаву или нет! а если для меня это тоже шанс, что с того? Да, я купила билеты. И Джессе я заплачу – она с нами едет. Тебе вообще не о чем беспокоиться. Тебе же лучше, у тебя время будет без детей своими делами заняться.

– Ты едешь в Канзас. Ты берешь детей. Чтоб и их в реалити-шоу запихать. А меня ты о чем-нибудь спросила? – Джей поднял голос. – А что, если бы я сегодня допоздна работал? Проснулся бы и нашел твою записку? – Он оттолкнул стул и поднялся. – Ненавижу все это! Ненавижу, что я последним обо всем узнаю! Мне претит, что ты и детей в свои дела впутываешь, все эти твои приторные картинки, мемы из аэропорта: «любящая мать путешествует с детьми»! Или что ты еще там в Инстаграм засунешь? а потом отправишь их подальше болтаться с Джессой в каком-то незнакомом городе, пока ты из кожи вон лезешь в погоне за своей долбаной популярностью. У тебя и так до фига подписчиков. Когда только этому конец наступит?!

– Ни за какой популярностью я не гонюсь. Это способ книги распродать, новые контракты получить и деньги заработать на квартиру, на няню и на частную школу. Так-то вот.

– За квартиру и за няню ты, Мэй, не одна платишь. Мы за них вместе платим, мы! Это наши дети. У нас есть сбережения. Их, на мой взгляд, лучше бы потратить, чтобы нам обоим о жизни подумать. Потому что оба мы в тупике.

– Никакого тупика нет. У нас здесь прекрасная жизнь. Ты просто не хочешь это увидеть.

– Я твою «прекрасную жизнь» не вижу, потому что вечно торчу на работе, а домой только спать прихожу.

– Миленький, ну потерпи немного. И дома ты будешь, и вместе мы будем. Надо только сейчас еще немножечко поднапрячься, потом станет легче. Тут ничего нового нет – так жизнь устроена. Сначала пашешь – потом дивиденды получаешь и пенки снимаешь.

– Или сначала пашешь – потом помираешь. Может, ты как канзасский первопроходец. Может, тобой до сих пор твой канзасский заряд движет. Но некоторым из нас нужно время, чтобы понять, что им от жизни нужно, для чего мы работаем и на что зарабатываем.

– А некоторые знают, что шанс нам чаще всего выпадает только один, что другого случая жизнь не даст.

Они пришли к своей извечной мертвой точке и теперь смотрели друг на друга в упор; первым отвел глаза Джей – сломался. Мэй поняла: она выиграла. Сегодня.

Собственно, она всегда выигрывала.

Джей встал и пошел к мусорному бачку смахнуть в него остатки с тарелки. Нажал на педаль. Крышка открылась, он на секунду замер, а потом запустил в бачок руку. Мэй похолодела. О черт! Она забыла прикрыть в бачке всяким мусором то старье, которое сегодня собрала по углам и с таким удовольствием выкинула. Всегда прикрывала, а сегодня забыла. Пропади все пропадом! Сейчас он увидит… Сейчас начнется! Что именно начнется, она прекрасно знала. Джей стоял перед ней, зажав в руке потрепанного тряпичного цыпленка.

– Не смей его выбрасывать! Райдер его любит.

Райдер любит, а она, Мэй, терпеть не может. Новорожденному Райдеру его подарила сестра. Маленький тряпичный цыпленок стал теперь серым и вонючим, и отстирать его было уже невозможно. Мэй исхитрилась втихаря вытащить его у сына из постели, и он уже несколько ночей подряд не вспоминал о своем любимце. А после поездки и вовсе о цыпленке забудет. Правда, опуская игрушку в бачок, она почувствовала легкий укол жалости. Но цыпленок уже черт знает во что превратился, да и мягких игрушек в доме хоть отбавляй. Если их не выбрасывать, места нигде не останется.

– Он его разлюбил. Совсем про него забыл. – Попытка оправдаться даже для нее самой прозвучала малоубедительно. – Джей, посмотри, он такой грязный. Райдер другие игрушки полюбит. Это же рвань, хлам, да и только.

Джей набросился на нее чуть ли не с кулаками:

– Не всегда тебе, Мэй, решать, что хлам, а что нет. До каких пор ты будешь диктовать, что нам нужно, а что нет, что нам делать и куда ехать?

– Я не решаю и не диктую. И отнюдь не все и не всегда. Только иногда. И к цыпленку это никакого отношения не имеет.

Выбросить игрушку и принимать жизненно важные решения – совершенно разные вещи. Да и кому теперь решения принимать, если все, что хочет Джей, ставит их всех под угрозу? Разве он не понимает, что им обоим одного и того же нужно: чтобы мир, мир Мэдисон и Райдера, их собственный мир, был спокойным и надежным. Она помнит, Джей рассказывал, как ребенком его вечно таскали с места на место и как однажды отец дал ему коробку из-под ботинок и велел взять с собой только то, что туда влезет. Но детские травмы детскими травмами, а от вещей все равно надо время от времени избавляться, даже от тех, которые любишь, – иначе новым, лучшим вещам, места не будет.

Бывают, конечно, промашки, можно что-то не то выбросить. Кто же не ошибается? Господи, только бы он не начал опять про свою бейсбольную перчатку…

Мэй понятия не имела, что изношенная древняя бейсбольная перчатка была идеально севшим по руке классическим образцом фирмы «Ролингс». Не знала и того, что Джей надеялся в свое время передать ее, как эстафету, Мэдисон или Райдеру. Для нее это было просто старье. Притом практически заплесневелое. Как он только заметил, что перчатка исчезла?

Когда принимаешь решение, каким бы трудным оно ни было, ему надо следовать. Очевидно, в их семье сделать это может только она.

Мэй встала из-за стола и принялась убирать тарелки. Пусть получит своего набитого цыпленка, если он без него жить не может. Их сражение не закончено. Вот как, оказывается, семейная жизнь устроена! Выходит, одну и ту же сцену они теперь до бесконечности будут проигрывать? Найдется ли когда-нибудь та черта, за которой все останется позади? Черта, которую они перешагнут и снова будут жить дальше как люди.

Ни где, ни как эту черту искать, ни один из них не знает.

– Пойду встречу Джессу и приведу детей, – бросил Джей и вышел из кухни. Не повернув головы в его сторону, Мэй только пожала плечами.

Она со всем разберется, и Джей тогда успокоится. Кончится его ранний кризис среднего возраста: он займется йогой, медитацией и остальной дребеденью и будет работать как нормальный человек. Может быть, когда-нибудь они даже станут вспоминать эти ссоры со смехом. Ведь раньше-то они над такой ерундой смеялись.

А вдруг все так и останется? Мэй тяжело вздохнула и включила воду в раковине – тогда она будет готова. Она уже и сейчас готова.

На следующее утро, когда они садились в такси, чтобы ехать в аэропорт и она нагнулась пристегнуть Райдера в машине, сынишка, крепко прижимая к груди цыпленка, показался ей таким похожим на отца, что у Мэй от любви и страха перехватило дыхание.

– Папа сказал, чтобы я берег моего цыпленка, – заявил Райдер. – Мы ему новое имя дали. Он теперь не просто цыпленок. – Райдер остановился и медленно по слогам выговорил: – Ро-лингз. Мы его теперь Ролингзом зовем.