И все так серенькой, ванильненько, и тут ещё один телефонный звонок. Сотовый я приобрела накануне, поэтому номер мой был известен только трем определенным личностям, и те были занесены в телефонную книгу.

— Алло, Рима, привет! — детский голос на том конце заставил меня врасплох. — Это Женя.

Я невольно забыла даже как дышать, мне было безумно перед ней стыдно.

— Привет, Женечка!

Я просила Арину, чтобы она дала ей мой номер. Мне хотелось общаться с девочкой, хотелось когда-нибудь загладить свою вину за побег.

— Рима, мне нужна помощь. Понимаешь, у папы снова срыв, а мне уже больше недели приходится жить у Светы. Приезжай, пожалуйста!

Сердце сжалось от жалости к этой маленькой девочке, которой приходится страдать из-за дурости взрослых.

— Господи, Женёк, — выдохнула я тяжело, соображая на ходу, что делать. — Я первым же поездом выезжаю.

А потом на вокзал за билетом и несколько часов томительного ожидания этого гребанного поезда, который опаздывал на целых десять минут. Я сейчас готова была растерзать его на мелкие кусочки, или вцепиться в горло и загрызть. И это я, конечно, о Волкове. Он заливает свое горе, когда ребенку приходится скитаться вне дома. Что за мужики пошли? Размазня, да и только. Закодировать! Да, точно! Хотя не пил же он до этого Бог знает сколько…

В голове прокручивались тысяча и один сюжет его казни. Бедная Женька, бедный ребёнок. Я по ней скучала, и порывалась несколько раз вернуться только из-за нее. Совесть не позволила. «Привет, девочка, я сбежала недавно, но теперь хочу наладить отношения». Бред полнейший, как и сама ситуация. Но сейчас я просто не могла не отреагировать. Под монотонный стук колес уснуть так и не удалось, поэтому размышляла, как жить дальше.

Но больше всего мне хотелось, чтобы поезд ехал быстрее. Но этот маршрут был длиннее, поэтому и подъезжала я к дому Волкова промозглым октябрьским утром. Вылезла из такси, выматерилась, закурила. Видеть его без никотина мне никак нельзя. И эта темнота в окнах как-то уж очень давила. Калитку открыла своим ключом, который в попыхах бегства забыла вытащить из общей связки. И сразу же услышала шум из мастерской, а это означало, что можно в дом и не входить. М-да, картина предстала жутковатая, когда я потихонечку пробралась к самой двери…Волков крушил свою святыню. Это ж до каких чёртиков нужно допиться, чтобы сделать такое?

Когда на пол обрушился очередной предмет, выпущенный из по его рук, я не стала терпеть. Этот гавнюк заставил меня плакать. Ни одному мужику до этого момента не удавалось это сделать. Я даже на похоронах отца не плакала. Моя гордость была уязвлена и раздавлена.

— Опа! Я что, допился? — вид вроде не «в стельку», да и вообще я ожидала увидеть пропитого мужика с немытой головой, мешками под глазами, и неряшливым видом. А этот вроде выглядит достаточно прилично для человека, который квасит две недели. Гребанного Волков, он даже в таком состоянии не потерял своего мужского шарма. Ну и понесло меня трёхэтажным, переходящим с оскаливания на крик и даже сумкой огрела парочку раз для профилактики.

— Не, не белочка! Это уже хорошо! А что с твоей головой, девочка?

— Это с твоей что, Волков? Ты вообще границ не видишь, тряпка?

— Полегче с выражениями, дорогая! Позволь спросить, ты что здесь забыла? — он садиться на высокий стул и берет в руки бутылку с довольно дорогим виски. Но глотка я ему так и не даю сделать, выбивая бутылку из пальцев, которая расползается темным пятном на бетонном полу, издавая приятный запах.

— Вот, испортила такую вкуснятинку.

— Волков я в душном поезде провела дохренища часов рядом с бабкой, которая даже во сне разговаривала, не думай, что я приехала с хорошим настроением и мне сейчас до шуток твоих дурацких, — взорвалась я снова.

— Ну, так а нах…я ты приехала? Ты же так хорошо умеешь уезжать тихо и молча? — вот, хороший скандал, это то что мне сейчас нужно для того, чтобы выплеснуть накопившийся негатив.

— А ты так хорошо можешь страдать по умершей жене. И что ты предлагаешь, чтобы я сидела и ждала, когда ты вспомнишь, что в твоём доме живёт реальная женщина, состоящая из плоти и крови, у которой тоже есть чувства, гордость? Нет, не смотри так на меня, я без претензий, хочешь заливать свое горе, пожалуйста. Но я в этом участвовать не собираюсь. И да, если ты не прекратишь мучить ребенка, я обращусь в комиссию по делам несовершеннолетних, и у тебя ее заберут.

— Так это она тебя вызвала?

— Просто, Волков, ты эгоист, который думает только о себе. Мне плохо, ах, Мариночку убили, ой, и Римочка ушла. Что же мне делать? Блин, дай-ка я побухаю! Но чувак, у тебя же есть дочь. Да, ну! Переживет как-нибудь, пусть у Светы поживет. А то ж у моей домработницы других забот нет, как заботиться о моем ребенке, когда я гандон штопанный побуду обиженным на весь свет мальчиком, — театрально передразнила я всю ситуацию, и заключила. — Ты не мужик, ты тряпка, Волков! Я разочарованна!

Я не знаю насколько подействовали мои слова, сколько ему ещё пришлось выпить. Я просто пошла спать, нет, не к Аринке. Я пошла спать в дом, в комнату, которую мы вместе делили месяц назад. И мне было наплевать на его мнение. Осада крепости началась. Позвонила Свете, зная, что она очень рано встаёт.

— Привези Женьку домой, пожалуйста, — попросила после светских приветствий.

— А как же Даниил Игоревич?

— Надеюсь, станет стыдно показываться в таком виде перед дочерью. Привези, Свет, ребенку лучше жить дома.

Тактичность женщины меня удивляла. Она должна была, и наверное, меня упрекнуть, что я сбежала и ей пришлось присматривать за Женькой, но она лишь согласилась и попрощалась. Может, она меня и недолюбливала, но это сейчас не важно.

Приходил в себя Даниил несколько дней. Такое количество алкоголя не могло не сказаться на организме, поэтому «отходняк» был страшен своей непредсказуемостью. Это все мне было нужно в последнюю очередь, но держалась я стойко, выхаживая его, как новорожденного.

И стыдно ему было явно, потому что встречи с дочерью старался избегать, а на мою тираду о его умственных способностях реагировал слабо.

— Прости, я знаю, что я полный придурок.

— Ух, ты! Какая самокритика! Но отрицать не стану.

— Так ты прощаешь?

— Мы оба накосячили, Волков. Прощение нужно просить перед Женькой, что втянули ее в этот фарс.

— Мне, кажется, ей будет достаточно обещания, что ты останешься.

— Останусь, если ее папаша разобрался в себе.

— Главное уже это сделал.

— А бухать тогда чего начал?

— Стресс! Я понял, что Марина это прошлое, а ты меня послала. Решил успокоиться.

— Ну и как, удалось? — усмехнулась я.

— Не напоминай, — скривился Волков. — Женька сказала, что вы в больницу ездили.

— Да! Я на аборт записывалась, — пожала я плечами.

— Чего? — вот это эмоция пошла! Я думала его разорвет от злости. — Ты дура что ли?

Наверное, за ругательства в этой семье отвечать буду я, потому что кроме слов «дура» и «идиотка» я от него больше ничего не услышала, зато почувствовала на себе, весь гнев мужика.

— Расслабься, Волков, на прием просто записалась. Анализы сдам пока.

— Так ты что? — он указал на мой живот.

— Пока не знаю. Есть подозрения. Обедать будем?

— И ты мне сейчас это всё так запросто говоришь?!

— Ну, а что ты хотел? Шары? Фейерверки? Салюты? Ты ж меня к такому хладнокровию приучил. Все разговоры-разговорами, а я есть хочу.

И так, начинался новый этап моей жизни. Не зря же я сменила причёску. Женька искренне радовалась, что я вернулась и боялась отпустить меня от себя. А когда я собиралась в Москву, чтобы перевезти некоторые вещи, ребёнок запаниковал, что я снова пропаду, поэтому пришлось взять ее с собой, и позволить прогулять парочку учебных дней. Да, матерью быть сложно, но чертовски приятно. Особенно, когда тебя гордо представляют в этой роли родителям в классе, когда ребёнок твой также гордо идёт с тобой за руку по улице. Свое обещание, сходить на школьный праздник, я выполнила. Конечно, чувствовала себя немного некомфортно из-за ощущения, что ворую у Марины семью.