Блейд, перепробовавший с десяток плодов и вполне сытый, забрался на дерево. Хотя ему не попадались ни опасные твари, ни вообще никакие животные крупнее овцы, он предпочитал максимально обезопасить место своего ночлега. Самым подходящим он счел растение-рощу с плоской кроной. Три десятка неохватных стволов занимали площадь около тысячи квадратных ярдов; их толстые ветви переплетались, образуя надежную и упругую опору, перевитую еще и лианами. Это лиственная полянка висела в тридцати футах над землей, образуя нижний ярус леса, над которым простирались кроны дубов и елей вернее, тех деревьев, которые Блейд решил называть этими именами. Еще выше в небо уходили зеленые башни кипарисов и секвой, казавшиеся в полутьме огромными колоннами и пирамидами размытых очертаний.
Осторожно пробираясь по пружинящей крыше дерева-рощи, Блейд вдруг обнаружил весьма удобное место. Тут вроде бы лианы переплелись особенно плотно, а их большие и мясистые листья выстилали ветви неким подобием матраса, довольно толстого и мягкого. Странник решил, что это ложе на ощупь кажется вполне подходящим. В сумерках его было трудно разглядеть, но Блейд попробовал покачаться на ветвях и убедился, что держат они прочно. Затем он лег на спину, пристроил с правой стороны свои копья, а с левой - увесистую заостренную пластину кремня, подобранную по дороге, и уставился вверх.
Тучи закрыли местное светило непроницаемым пологом, создав некую иллюзию ночи - не темной земной ночи, а серой или серебристой, ибо неясные тени солнечных лучей, профильтрованные облаками, напоминали свет луны. Это казалось красивым, таинственным и чарующим, и Блейд сожалел лишь о звездах, которых тут, очевидно, ждать не приходилось. Он лежал с полчаса, прислушиваясь к вскрикам птиц и шуршанью травы где-то внизу, под своим воздушным ложем, опасаясь, что вот-вот раздастся громоподобный рык какого-нибудь хищника, но все было спокойно. Потом веки странника сомкнулись, и он уснул.
Пробудился Блейд от дождя. По сравнению со вчерашним ливнем он напоминал теплый ласковый душ, приятно массировавший кожу; тонкие невесомые струйки смывали с тела странника последние следы болотной грязи, древесную труху и приставшие к ногам травинки. Блейд лежал в своей колыбели, нежась под деликатным прикосновением крохотных капель, разглядывая повисшие в небе тучки; они были изумрудно-зелеными, и дождь тоже казался изумрудным, хризолитовым, цвета весенней травы. Падал он недолго, всего с полчаса, затем зеленые облака рассеялись, словно по мановению волшебной палочки, и вечный поддень, царивший в этом мире, вновь вступил в свои права.
Блейд полежал еще несколько минут, ворочаясь с боку на бок и поджидая, пока прямые солнечные лучи не обсушат кожу и большие листья, выстилавшие его гнездо. Внезапно он заметил, что и в самом деле находится будто бы в гнезде, в большой овальной корзине, сплетенной из стеблей лиан и гибких ветвей дерева-рощи. Сделав это открытие, странник резко привстал, сел на колени и принялся с тревогой всматриваться в зеленую крону, послужившую ему убежищем.
Да, он не ошибся! Тут и там темнели гнезда, покинутые и пустые, но бывшие, несомненно, результатом чьих-то целенаправленных усилий. Блейд насчитал их около трех дюжин, затем, подвинув ближе свой каменный кинжал и дротики, приступил к изучению собственной корзинки
Ее сплели довольно искусно и выстлали дно ворохом листьев, еще не успевших потерять свежести. Значит, два или три дня назад здесь ночевали какие-то существа! Разумные или полуразумные, но вряд ли являвшие вершину местной цивилизации! Скорее всего, племя обезьян... или обезьянолюдей... ни питекантропы, ни неандертальцы уже не обитали на деревьях...
Не успели эти мысли промелькнуть в голове странника, как пальцы его зарылись в листья в поисках каких-нибудь артефактов местной культуры. Подстилка, дочиста промытая дождями, не пахла; в ней и под ней не было ни палок, ни каменных орудий, ни фекалий или остатков пищи; вероятно, древесное племя являлось поборником чистоты и порядка. Тем не менее Блейд обнаружил несколько бурых волосков длиной в три дюйма, и эта находка сказала ему о многом.
Волосатые! Он сталкивался с примитивными доисторическими племенами по крайней мере трижды, в Джедде, Уркхе и Брегге, и, если не считать омерзительных джеддских гобуинов, умел находить с этими парнями общий язык. Они уважали силу и жестокость - те качества, которыми Ричард Блейд отнюдь не был обделен. А посему он считал, что за сутки или двое сумеет стать в любой орде волосатых вождем, первым охотником, шаманом и пророком. Собственно говоря, если прибегнуть к помощи Малыша Тила, то на должность шамана он мог попасть за пять минут!
Ухмыляясь, Блейд спустился вниз, сунул в рот какую-то шишку, вкусом напоминавшую грецкий орех, и начал разглядывать мох под деревьями. Никаких следов он не обнаружил и решил, что волосатые аборигены этого полуденного мира предпочитают скакать по ветвям. Это был несомненный признак их дикости, куда более существенный, чем обильный волосяной покров. Катразские хадры, например, тоже были волосатыми (и, вдобавок, четырехрукими), но они являлись весьма цивилизованными существами, великими мореходами и морскими охотниками своей реальности. Вдобавок, несмотря на некоторую грубость нравов, любовь к спиртному и приверженность к крепким выражениям, хадры блюли некий кодекс чести, более гуманный и неизменный, чем законы Соединенного Королевства. Блейд, побывавший на Катразе лет двенадцать назад, сохранил о его шерстистых четырехруких обитателях самые лучшие воспоминания.
Коричневатые мягкие шишки или орехи, свисавшие с ветвей дерева-рощи, ему понравились. Завернув дюжину в широкий лист, он сунул кулек за пояс из лианы и зашагал по лесу, присматриваясь к кронам. Там, однако, мельтешили лишь птицы да с десяток пород всяких зверьков, напоминавших то больших бесхвостых белок, то обезьянок с блестящим серебристым мехом, то апатичных ленивцев, то юрких пушистых куниц. У этих, в отличие от белок, имелся длинный и подвижный хвост, которым они ловко подтягивали к себе понравившиеся плоды. Совершенно очевидно, ни одно из этих созданий не являлось хищником - как и наземные животные, полосатые маленькие свинки, легконогие лани с изящными рожками, какие-то резвые прыгучие твари, которым могли бы позавидовать кенгуру, и прочая лесная мелочь, напоминавшая Блейду то барсука, то енота, то ежа, покрытого не колючками, а жесткой, топорщившейся во все стороны шерстью.
