— Не ждать вдохновения! Ни за что не думать, что оно придёт само. Качать хвост собаке!

— Как это?

Несколько шестаков за соседним столиком, корпящих над паспортами территорий, заинтересовались их беседой, приумолкли и ждали, что будет дальше. Молчали даже Ася и Саша — две преглупейшие на вид болтушки. Павел объяснил:

— В детстве я читал рассказ. Была у меня книжка такая «Дружище Тобик» — всё про собак. И там в одной истории дети решили развеселить пса. И давай ему хвост качать. Собаки ведь, когда радуются, хвостом молотят. Ну вот они и хотели сделать пса счастливым, подойдя к процессу, так сказать, с другой стороны. Только с собаками так не работает.

Шестаки засмеялись. Павел выдержал паузу, дождался, пока те снова уткнутся в паспорта, а Саша и Ася примутся шептать друг другу на ухо девчачьи глупости. Затем учитель Павел продолжил:

— А с романом так работает. Надо каждый день заставлять себя писать. И не слушать этих внутренних крыс, которые визжат, что у тебя нет таланта, что об этом уже написано и ты не скажешь ничего нового, что ты напрасно теряешь время. Писать, вопреки всему! И ждать. Как Сольвейг.

— Как Сольвейг, — эхом отозвалась Вера. Павел чувствовал, что у них есть общий язык, общий тезаурус, как он любил выражаться.

— И тогда вдохновение обязательно вернётся. Ты, наверное, слышала избитую фразу, что успех — это десять процентов таланта и девяносто процентов трудолюбия.

Вера рассмеялась.

— Слышала. Только там было двадцать и восемьдесят.

— Неважно. Если ты решаешься вступить в эти воды, надо идти до конца. Понимаешь?

— Я согласна.

Учитель Павел не стал раскрывать Вере ещё одного секрета. Пока ещё рано: слишком много важных сведений для одного раза. Он не сказал Вере, что, закончив свой роман, Вера станет другим человеком. Независимо от того, будет роман опубликован или нет.

Был ещё и третий секрет.

Вера сделала последний глоток с такой решимостью, как будто шла добровольцем в военкомат в 1941-м, и задала вопрос, которого ждал Павел:

— Ты мне поможешь?

Комментарий к Глава II Об искусстве писать романы

* оброк - особое задание от препа, которое получает неуспевающий ученик и которое надо сделать в определённый срок; как правило, оброки отрабатываются на кабале

========== Глава III 1973 ==========

— Вот мне интересно, кто этот старик? Это же у него слуховой аппарат, да?

Во время естественно возникшей паузы, после того как учитель Павел искренне пообещал Вере совет и помощь, перед круглым столом остановилась Ася. Другая Ася, из седьмого класса, высокая худенькая угловатая девочка, манерами похожая на мальчишку. Ася была известна своей бестактностью и умением внезапно задавать странные вопросы. Сейчас она указывала на Верину толстовку — Вера как раз распрямилась, и картинка была видна во всей красе.

— Это знаменитый режиссёр Дэвид Линч. Американский, — объяснил Павел. — Ася, у нас очень важный разговор.

— Я не хотела вам помешать, — сказала нежданная собеседница, при этом всё ещё задерживаясь около стола. — Можно?

Она указывала на тарелочку с печеньками.

— Ася, проклятье, забирай всё! — Павел начал терять терпение.

— Правда? — спросила девочка и взяла тарелку. — А у вас что тут, литературный клуб?

— Ася, умоляю, не в этот раз. Иди в мучительскую, попей чайку, — Павел даже взмок от напряжения. Вера хихикала в сторону.

— Ну ладно, я пошла, — сказала Ася и наконец удалилась.

Они помолчали какое-то время. За соседним столом скрипели карандаши, старательно сопели шестиклассники. Павел знал, что Вера ждёт. Всё, что он скажет сейчас, очень важно. Архиважно, старик. Он поймал себя на мысли, что разговаривает сам с собой, а Вера ждёт и внимательно изучает его лицо, то кидая на него пытливый взгляд, то отводя глаза в сторону и ковыряя вырезанную на столе надпись «Апоптоз». Хорошо, что он расстался с усами. Утром, бреясь, Павел порезал щёку, и теперь ему нестерпимо хотелось потрогать царапину, содрать корочку. Дурацкая детская привычка. Вместо этого Павел потёр подбородок и заговорил.

— Послушай, Вера, мне очень понравился этот отрывок про Пустошь. Нет лишних подробностей и описаний, введения в тему, всей этой дэвидкопперфильдовщины. Хотя я люблю Диккенса, кстати.

— Я тоже, — подхватила Вера.

— Ещё здорово, как ты вводишь детали из твоей повседневной жизни в текст. Это очень ценное умение. Такие детали оживляют и дают работе лицо, неповторимое звучание. АЖ, арбалеты.

Вера улыбнулась.

— И вот это место про кролика. Про то, как он бежит в траве и шевелит ветку и трава оживает. Ты это видела?

— Видела, когда гуляла с моей собакой.

— И когда мёртвый кролик стал тяжёлым. Это же из личного опыта.

— Да. Когда собака заболела… Пришлось её усыпить. Потом мы должны были отнести её в сад, чтобы похоронить. А она такая тяжёлая. Когда она живая была, я столько раз брала её на руки, как ребёнка. А тут — такая тяжесть.

Снова пальцы обводят апоптоз. Вера кусает губы. Павел продолжает деловым тоном:

— Так и работай, ничего не стесняйся. Это ТВОЙ роман, и именно такие детали делают его твоим. Теперь давай обсудим логику и композицию. Это то, что всё время надо держать в голове. Можно даже записать как что-то вроде плана. Этот план может меняться, но ты всегда должна понимать, где ты сейчас находишься, к какой цели идёшь и что происходит. Ты творишь новый мир. Понимаешь?

Верины глаза радостно заблестели.

— Итак, — продолжил Павел, — если ты мне доверяешь…

— Доверяю.

— Тогда начнём. Логика и композиция. Кто наш герой?

— Ну, это мальчик примерно моего возраста или на год младше. Он сирота, одиночка, его не любят — он изгой.

— Почему?

— Дурной характер, дурная кровь, как говорят. У него родители с плохой репутацией были, но это я ещё не обдумала. Он не безобидный тихоня. Он вредный, с перепадами настроения, мстительный, ненадёжный, болезненный. То есть не то чтобы он инвалид, или хиляк какой. Просто не качок. А в школе престижно быть сильным физически.

— Нет опасности скатиться в «Последнее испытание»?

— Думаю, нет. У Фрегата, например, нет брата-близнеца, его фактически некому защищать. Но есть и что-то общее. Здоровье он подрывает, потому, в основном, что ходит в Пустошь. На Пустошь наложен запрет. Давно в этом месте шла химическо-магическая война.

Вера пристально посмотрела на Павла, убедилась, что он не смеётся, и продолжила:

— Там вредные испарения. И кости мёртвых под пластами земли. И все они умерли беспокойно, ну, то есть не обретя покоя, на войне. А ещё там бесплотные духи магов. Они не умерли, это их тени. Знаешь, как человек в Хиросиме. Камера засняла его тень. Тень без человека. Но никто ничего толком о Пустоши не знает, всё забылось, остался только инстинктивный страх.

— Давай вернёмся к главному герою, к Фрегату.

— Давай. Он амбивалентен.

Ого! Ещё одно слово из тезауруса.

— У него два имени. На самом деле официальных имён больше. Но в романе его называют двумя именами. Сам себя он зовёт Фрегатом, это имя ему дал отец. Образ отца он романтизирует, а потом должен разочароваться. Это, кстати, связано со значением слова «фрегат». Ну а в школе у него прозвище Падальщик.