Павел, всё ещё потрясённый, побрёл в конец зала, протиснулся сквозь толпу и вышел, осторожно придерживая дверь, чтобы не разрушить магию плывущей от сцены саксофонной мелодии. Тут же какой-то старшеклассник из математиков ворвался в актовый зал, тяжёлая дверь с металлическим стоном закрылась, несколько раз громко хлопнув, обрывок саксофонной рулады скользнул в холл четвёртого этажа, и Павла накрыла тишина.
Он вышел со стороны кабинетов биологов и, чтобы вернуться к ешкам, спустился на третий этаж, а затем рывками взбежал по другой лестнице туда, где за круглыми столами теснились шестиклассники со своими отработками, в мучительской в самом разгаре было чаепитие с выпускниками прошлых лет, которые так и не дошли до концерта в актовом зале, в 416-м кабинете спецматовцы корпели над очередной заковыристой задачкой, а у окна стояла Вера — розовые рукава-фонарики, щёки зарделись, под мышкой — укулеле, пальцы перебирают распечатку нот.
— Вера, это было… Потрясно. Вот прямо душу вынула.
— Зыко? — спросила Вера.
Ещё одно общее слово. Негласный тезаурус. Откуда она могла знать его, давно забытое, вытесненное американизмами? С пакетной пары по сленгу? От Сони, любительницы экзотики?
— Зыко, — подтвердил Павел, смеясь.
— Я еду в «Кавардак», — сказала Вера. — Это такой творческий лагерь.
— Я знаю, — улыбнулся Павел.
На миг наступила тишина, про которую говорят «тихий ангел пролетел».
========== Глава VIII Хорёк ==========
На миг наступила тишина, про которую говорят «тихий ангел пролетел». В это мгновение сознание Фрегата-Падальщика как бы раздвоилось. Одна половинка говорила: всё, тебе кранты, заметили, надо вскочить, толкнуть Поедателя Гороха в грудь и рвать отсюда когти. Другая половинка, не произнеся ни слова даже в мыслях, хладнокровно заставила тело втянуть обратно ногу в кеде, встряхнуться, подобраться и замереть.
— Я-я н-н-ничего, — послышался вдруг дрожащий тонкий голосок.
После напряжённой паузы он добавил:
— Товарищи.
На тусклый свет изрядно оплывшей свечи о трёх фитилях явился тщедушный первокурсник с измождённым лицом, длинным острым носом и растрёпанной, давно не стриженной рыжей шевелюрой. Это был Хорёк, в последнее время воспылавший особым благоговением по отношению к Фрегату. Хорёк всюду таскался за ним по пятам, и только внезапная болезнь Сыра предотвратила его поход в Пустошь.
Хорёк компактно уместился в узком футляре непонятного назначения, но его подвели прогнившие петли, которые внезапно оборвались, увлекая за собой источенную жучком дверцу с мутным стёклышком, которое разбилось, добавляя шума и слегка изрезав ноги Хорька, торчащие из коротких китайских штанов.
— Гусь свинье не товарищ, — с возмущением в голосе сказал товарищ Яра.
Суровые лица старшеклассников с прилипшими к уголкам губ остатками самокруток придвинулись к пытающемуся отступить и прикрыться тощими пальцами Хорьку, и тут внезапно Поедатель Гороха принялся громко хохотать. Он даже повалился на пол, подняв облачко пыли и заставив несколько крыс прыснуть по углам, и вдобавок стал судорожно дрыгать ногами.
Смех, тем более такой, заразителен, и вот уже все хохочут или хотя бы улыбаются, сами не зная чему. Расслабленно откидывают плечи и голову назад, затягиваются остатками самосада, кивают друг другу и похлопывают по спине. Даже Хорёк робко улыбается краешком рта. И только Марк Аврелий Фрегат Мельчор по прозвищу Падальщик мрачно кривится в своём убежище, про себя поминая всех деградирующими идиотами, погаными могами из поганой шкелы.
— Так что, товарищи? — спросил наконец Беспалый Петерс, растирая выступившие слёзы рукой в чёрной перчатке. — О чём веселье?
— А вы сами полюбуйтесь, товарищи, — ответил Поедатель Гороха. — Иди-ка сюда, товарищ Володья. Стань рядом с этой мелюзгой.
Парень без энтузиазма подчинился.
— Смотрите, товарищи! Вот то, что товарищ Энгельс, называет беззлобной шуткой природы, — и Поедатель Гороха взял с пола свечу и поднёс её к лицам товарища Володьи и Хорька, медленно поводя от одного к другому.
— Чёрт! — воскликнул товарищ Баян. — Вы что, братья?
— Нет! — возмущённо закричали товарищ Володья и Хорёк — каждый за себя.
— Воистину призрак бродит по Европе. Призрак коммунизма, — многозначительно кивая, произнёс молчавший до этого жилистый парень среднего роста, побритый наголо. Он отзывался на прозвище Тру-Мао, при разговоре брызгался слюной, говорил в нос, а на его голом черепе красовались многочисленные шрамы.
— Истинно так, товарищ Тру-Мао, — подтвердил Поедатель Гороха и, жестом отпустив товарища Володью, обратился к Хорьку. — Так что тебе здесь нужно? Шпионишь для своего хозяина? Как верный прислужник буржуазной нечисти, распространяющей опиум для народа?
— Чего? — искренне не понял Хорёк.
— На кого работаешь? –упростил свой вопрос Поедатель Гороха. — На Падальщика?
— Разве не ясно? Он слуга прогнившей буржуазной системы, впаривающей, что магия — этот элемент скомпрометировавшей себя надстройки — может иметь какое-то влияние в современной формации. Всё это следствие предательства идей товарища Троцкого со стороны псевдомарксистских ренегатов…
— Выпей, — спокойно сказал Поедатель Гороха, видимо отлично знавший, как заставить товарища Тру-Мао снова погрузиться в молчание.
— Да вы чего, ребята? — захныкал Хорёк. — Ничей я не слуга. Ни с кем здесь не дружу. Мне просто интересно было послушать, о чём вы тут рассказываете. В школе говорят, тут разные тайны обсуждаются. Настоящие. Не такие, как на уроках магии.
— И что? — строго спросил Поедатель Гороха. — Услышал, чего хотел?
— Да! — глаза у Хорька заблестели. — Про подземный народец и про Бо По из Пао жуть как интересно!
— Значится, ты наши разговоры подслушал. Узнал кое-что. А теперь и мы желаем кое-что узнать. От тебя. Quiproquo — слыхал, что такое?
Хорёк отчаянно замотал головой.
— Баш на баш?
— Ага.
— Так вот. Расскажи нам про Падальщика. И не ври, что ничего не знаешь. Всем известно: ты за ним повсюду таскаешься.
— Точняк, — угрюмо подтвердил Беспалый Петерс.
Фрегат в своём убежище весь превратился в слух.
— Фрегат, Падальщик, он крутой. В Пустоши всё знает. И зверьё ему покоряется. Я сам в Пустошь не ходил, но с краешку видел, как к нему прилетает одноглазый ворон и на плечо садится.
— Продолжай, — подбодрил Хорька Поедатель Гороха.
Фрегат вдруг осознал, что ему приятны и слова Хорька, и интерес «товарищей» к его персоне.
— Падальщик, он тоже сюда ходит. Часто.
— И что же он тут делает?
— Не знаю, не удалось разведать.
— Что же ты не пробрался и не забился в какую-нибудь щель, чтобы подслушать? — ехидно спросил товарищ Яра.
— Страшно больно. Аж в животе всё скручивает. Сдаётся мне Падальщик тут не один. Часто из-за двери голос старика слышен. Жуткий такой, страсть! И всё он Падальщика ругает.
— А Падальщик что?
— А он что? Да, учитель. Слушаюсь, учитель.
— Всё ясно, — подытожил Поедатель Гороха. — Кукухой поехал твой Падальщик. Сидит здесь, как крыса, дышит старой книжной пылью и глюки ловит. А отчего? Потому как в бумагу для этих древних книг специальный галлюциноген подмешивали — природную ЛСД. Потому в прежние времена маги во время осады держались в этой крепости годами, подъедая потихоньку книжки. А не сойти с ума им помогало только то, что бумажки они запивали живой водой из колодца в центре библиотечной башни. Только колодец тот давно завален. И теперь кто будет долго книжной пылью дышать — крышей двинется и станет всяких учителей себе придумывать, как страшный кошмар.