- Да, кажется, припоминаю... Действительно я, должно быть, купил...
Мистер Конелли продолжал свой рассказ, который, хотя и прерывался несколько раз, был тем не менее целой историей.
- Итак, мы направились в лавочку Кроникопелоса кое-что купить, так как у нас в кладовке завелись крысы...
- Мыши, - поправила жена.
- Совершенно верно. Поскольку в нашей кладовке были мыши и нужно было достать для них яду...
- Ты перепутал, Джон. Мы ходили не за ядом, а за мышеловкой. Хорошо. Можешь продолжать.
- Итак, мы купили мышеловку...
- Извини, Джон. Это же я купила!
- Да, купила ты. Значит, моя жена купила мышеловочку - такой маленький капканчик, - и мы вернулись домой. И как-то вдруг мы замечаем...
- Я же заметила!
- Моя жена заметила, что мышеловки-то и нет. Стали искать; искали, искали - и наконец находим...
- Я же и нашла!
- Значит, моя жена ее и нашла. Да, и угадайте, где? На хвосте у собаки. Мы не могли понять, когда и как она туда попала, во всяком случае, она висела на хвосте, и Фидо страшно визжал.
- Кстати, это было хорошим уроком, - снова перебила жена.
- Да, конечно. Это было для Фидо хорошим уроком, чтобы не совал свой хвост куда попало.
- Это было уроком для тебя, чтобы ты был осторожнее с опасными предметами.
- Ну да, действительно. Это было уроком для меня.
- И, конечно, для Фидо тоже.
- Но потом Фидо заболел...
- Через два месяца.
- И мы повезли его к доктору...
- Я его повезла. Ты тогда был занят - деньги зарабатывал.
- Именно так. Моя жена повезла собаку к доктору - но уже было поздно.
- Дело вовсе не во мне, - резко оборвала его жена. - Я сразу повезла Фидо к доктору.
- Да, так оно действительно и было. Но доктор установил, что собака съела...
- Что ее накормили!
- Что собаку накормили крысиным ядом. И это был конец Фидо. Мы очень горевали.
- Я горевала больше, - подчеркнула жена.
- Джерри искренне посочувствовал их горю и сделал новую попытку откланяться. Он восхищался великой кротостью ветерана и высокоразвитой способностью его жены разрубать фразу, как морковку. Супружеская чета проводила Джерри до дверей, где его снова задержали.
- Только я надеюсь, мистер Финн, вы не англичанин? - спросила миссис Конелли.
- Нет, я не...
- Это хорошо. Я терпеть не могу англичан, и Джон тоже не слишком их любит.
- Вовсе не выношу, - подтвердил муж.
- Вы ведь не француз, мистер Финн?
- Нет, нет...
- Это еще лучше. Я ненавижу французов. И Джон точно также.
- Да, конечно, - согласился кроткий муж.
Джерри сделал было еще шаг-другой, но чета следовала за ним.
- Простите, мистер Финн, но только вы ведь не немец и не русский? спросила миссис Конелли с опаской.
- Нет. Я гражданин вселенной.
- О, это еще лучше. Я совершенно не перевариваю ни русских, ни немцев. И Джон их не слишком переваривает.
- Это правда, - поддержал мистер Конелли, - нисколечко не перевариваю. Америка была бы гораздо счастливее, если бы здесь жили одни ирландцы.
- Да, видите ли, мистер Финн, я ирландка, а Джон - стопроцентный американец.
- Прошу прощения, - вежливо сказал Джерри, - но меня ждет жена. Вы были исключительно добры.
- Все ирландцы очень добры, - ответила миссис Конелли. - И если вам снова понадобится кресло-коляска, так вы приходите и берите. Джон пользуется им только по вечерам...
Джерри поспешил к своей больной, думая о том, что люди изредка бывают гуманными существами. Джоан уже проснулась и снова выглядела вполне здоровой.
- Где ты был? - осведомилась она настороженно.
- Отвез коляску хозяевам.
Джоан приняла сидячее положение и задала следующий вопрос:
- Джерри, теперь я желаю знать, для чего ты утаил от меня десять долларов? Пожалуйста, сейчас же давай их сюда!
- Теперь у меня уже только девять.
- Девять!
- Да. Один доллар я уплатил мистеру Конелли за прокат коляски.
- Это совершенно напрасно. Ты бы мог сказать, что заплатишь как-нибудь в другой раз. Положи те, оставшиеся девять долларов в мою сумочку, а потом сядь со мною рядом.
Джерри выполнил приказание. Из него уже начал постепенно вырабатываться кроткий Фидо семейства Финнов, который мог есть из рук и лежать, распластавшись на полу у ног хозяйки.
- Ты чувствуешь себя лучше? - спросил он.
- Да, лучше, но спина снова начинает болеть, как только я пытаюсь ходить. Поцелуй меня.
Это было как раз то, чего Джерри не надо было воровать. Он уже приобрел в этой области известный опыт, за который ему следовало быть благодарным своей учительнице. Джоан обладала несомненными педагогическими способностями, с которыми она удачно сочетала современную технику. С какой ловкостью во время поцелуя ее маленькая ручка скользнула во внутренний карман его пиджака, извлекая оттуда страховой полис!
- Я спрячу это у себя, - сказала она затем совершенно спокойно. - Ты можешь потерять документы. Джерри, ты меня любишь?
- Отдай страховые бумаги мне! - заявил Джерри твердо. - Я хочу отказаться от страховки. Она идиотски велика. Мне такая страховка не нужна.
- Ты думаешь только о себе. Ты жесток.
По лицу Джерри забегали мрачные тени. Он устремил требовательный взгляд прямо в зеленоватые глаза Джоан и сказал решительно:
- Джоан, мне не до шуток. Если ты не отдашь мне бумаги, я сам возьму их.
- Тогда я закричу.
Джерри не стал дожидаться. Правой рукой он стиснул запястье Джоан, а левой ладонью закрыл ее рот. Документ выпал из руки любящей жены, которая и ахнуть не успела, и вновь укрылся в кармане мужа. Для верности Джерри включил радио, создавшее громогласный музыкальный фон для семейной драмы. Джоан и не пыталась перекричать радио, а бросилась на кровать и выразила свое чувство слезами. Но гидравлическая сила слез на этот раз нисколько не подействовала на мужа. Он был хладнокровен, точно химик, видящий в слезах лишь воду с известной примесью хлористого натрия, называемого в просторечии поваренной солью.
Джерри Финн не был садистом, хотя и повидал десятки кинофильмов, ведущей темой которых был прелестный садизм. Нет, он ненавидел садизм! Однако он тем не менее относился равнодушно к рыданиям Джоан и к раствору поваренной соли, который струился по лицу женщины, попадая в ямочки на щеках и на подбородке... Конечно, эта холодность имела свою причину: ведь они были женаты. Джерри теперь ясно увидел печальную истину: они должны разойтись. Сурово и решительно стал он укладывать свои вещи в небольшой чемодан, в то время как рыдания его жены стремились заглушить вой радио.
