Он поднял руку.

— Не паникуй. У тебя не вырастет много волос на теле. Некоторые Сетиты думают, что мифы об оборотнях основаны на нас, потому что ещё до того, как твой отец изобрёл флаконы, Сетитам приходилось убивать раз в месяц. Большинство из них следили за временем по лунному циклу.

Я выпрямилась.

— Подожди, мой отец изобрёл флаконы?

На мгновение Джек выглядел удивлённым, что я не знаю, затем понимание отразилось на его лице.

— Я думаю, он не сказал бы тебе об этом. Он придумал дизайн ещё в 1867 году, используя те же принципы, которые Пастер разработал для консервирования пищевых продуктов. Блестяще, правда. И это сделало его богатым. Все Сетиты используют флаконы.

— Потому что теперь, — решительно сказала я, — ты можешь подождать четыре месяца, прежде чем тебе придётся убить ещё одного человека.

Джек пожал плечами, на его красивом лице не было и следа вины.

— Это три неудачника в год, без которых миру лучше. Сигареты убивают гораздо больше людей, чем мы.

Я выгнула бровь в ответ на его сравнение.

Он взглянул на меня, прежде чем снова переключить внимание на дорогу.

— Я бы не стал этого делать, если бы не было такого избытка человеческого мусора. Думай о нас как о борцах с преступностью или супергероях. Ну, знаешь, неоплачиваемые полицейские. Без пончиков.

Вот как он это видел. Совсем как мой отец и Рорк. Он делал обществу одолжение. Услышав одно и то же обоснование от всех троих, я задумалась, не была ли я тем, кто смотрел на это неправильно. Меня не пугала мысль о том, что полицейские иногда убивают преступников. Я не думала, что солдаты, отправившиеся на войну, были злом. Я бы не возражала, если бы мои отец и брат были полицейскими или солдатами. Я бы гордилась ими. И мой папа изобрел флаконы, они сделали так, что Сетиты убивали только трёх человек в год вместо двенадцати. Я должна гордиться им, не так ли?

Я уставилась на деревья, мимо которых мы проезжали, каждое из которых было окрашено в жёлтые и красные цвета. Не раз моя мама говорила мне, что каждый человек рождается с моральными принципами. Я не могла найти свои. Если это и было так, то вышло из-под контроля.

Была ли мораль Сетитов неправильной? Верной? Ужасно неправильной? Я больше ничего не могла сказать. Может быть, Сетиты принесли больше пользы, чем вреда. Может быть, погибло бы больше людей, если бы Сетиты не уничтожали отбросов общества. Может быть, я поступаю глупо, не присоединившись к ним.

Старая Северная церковь представляла собой историческое кирпичное здание с арочными окнами и высокой узкой колокольней. Именно здесь Роберт Ньюман повесил два фонаря, чтобы показать, что британцы атакуют с моря. Перед входом стояла бронзовая статуя Пола Ревира верхом на лошади. Пока я читала плакат, Джек вытащил из кармана свой мобильный телефон и сфотографировал меня.

— Мы должны отправить это твоему отцу, — сказал он.

Я услышала то, чего он не сказал: потому что мой отец был бы счастлив увидеть, что я наконец-то вышла из своей комнаты.

Я не думала о том, чтобы фотографироваться, и вдруг мне захотелось сфотографировать осенние деревья и их пылающие цвета. Я полезла в сумочку за телефоном, потом вспомнила, что он заряжается дома.

— Я забыла свой телефон, — пробормотала я.

Джек протянул мне свой.

— Воспользуйся моим.

Я сделала несколько снимков деревьев, а затем не смогла удержаться, чтобы не сфотографировать Джека. Он был хорошей моделью: высокий, красивый, утонченный. Не высокомерен. Во всяком случае, он был недооценённым человеком, которому не нужно было выпендриваться, потому что его происхождение было самоочевидным.

Мы обошли церковь, прогуливаясь вдоль рядов белых деревянных скамей. По словам Джека, Пол Ревир никогда не ездил по городу с криками: «Британцы идут!» Его миссия зависела от секретности, и сельская местность была заполнена патрулями британской армии. Кроме того, большинство жителей Массачусетса в то время считали себя британцами. Пол Ревир действительно предупреждал патриотов на своём пути, что «Завсегдатаи выходят!»

Завсегдатаи — англичане из Англии.

Я задавалась вопросом, что ещё, как мне казалось, я знала об истории, что на самом деле было неправильным.

Затем мы прогулялись по Бостонским общим садам, среди деревьев, украшенных взрывом тёплых цветов, которые компенсировали холод в воздухе. Это была та осень, которой не существовало в непрерывном аризонском лете. Эти деревья успокаивали. Независимо от того, что времена года делали с их листьями, они были одинаковыми: древними и неподвижными.

На ужин Джек предложил сходить в хороший ресторан, но мне всё же хотелось побродить, поэтому мы купили сэндвичи и картошку фри, а затем съели их на скамейке возле лагуны в Общественном саду. Джек спросил о моих интересах. Я сказала ему, что хочу специализироваться на ботанике, но колледж казался сюрреалистической мечтой, о которой я могла бы говорить, но никогда не иметь. Разговор перешел на места, которые мы посетили. Джек, как и я, много путешествовал.

— Моя семья владеет дюжиной квартир и коттеджей в Штатах, — сказал он, — и ещё дюжиной по всему миру.

— Зачем так много? — спросила я.

— Мы их сдаём в аренду. Кроме того, хорошо иметь разные варианты в короткие сроки.

Я откусила кусочек жареной картошки.

— Тебе часто приходилось убегать от Хорусиан?

— Они никогда не находили нас в Бостоне, — он откинулся на спинку скамьи, жёлтые листья рассыпались у его ног. — Мы не привлекаем к себе внимания, оставляя улики. В этом вся прелесть владения несколькими мотелями. Тебе не нужно искать подонков; они сами приходят к тебе. Ты просто выбираешь того, которого не хватятся.

Мой желудок сжался. Каждый раз, когда я думала, что смогу справиться с правдой, какая-нибудь новая деталь снова делала это ужасным. Вместо того чтобы доесть жареную картошку, я бросила её ожидающему голубю, который осторожно придвинулся ко мне.

— Мне приходилось сражаться с Хорусианами в других местах, — сказал Джек. — Скоро ты начнёшь следить за ними, даже если не осознаешь этого, — он ухмыльнулся. — Сначала ты по ошибке ошеломишь многих людей, но не волнуйся, мы все это делали.

Я понятия не имела, что он имел в виду.

— Ошеломлять людей по ошибке?

Джек прикончил последний кусок своего сэндвича.

— Хорусиан нельзя оглушить, поэтому, если ты видишь, что к тебе приближается кто-то подозрительный, самый простой способ узнать, Хорусианин ли это, — попытаться ошеломить его. Если это сработает, он не был Хорусианином, и ты временно парализуешь какого-то несчастного незнакомца. Если это не сработает, воспользуйся своим преимуществом и беги.

— Отлично, — сказала я, потягивая содовую. — Я не знаю, как ошеломлять. Мне всё равно придётся бежать.

— Я могу научить тебя прямо сейчас. Это не так уж и сложно.

Я вгляделась в толпящихся вокруг туристов.

— Здесь?

Джек стряхнул крошки со штанов и встал.

— Конечно. Нам просто нужно найти какого-нибудь парня, который гуляет один. Мы начнём с лёгкого ошеломления, оно длится всего полминуты.

Я заколебалась, обдумывая эту идею. Человеку не навредит ошеломление на несколько секунд, а изучение этого навыка могло бы защитить меня.

— Хорошо, — сказала я, вставая. — Введи меня в курс дела.

Мы пошли по тропинке, высматривая кого-нибудь, кто был бы один.

— Первые пару раз самые трудные, — прошептал Джек. — После этого это происходит естественно. Ты пристально смотришь человеку в глаза, напряженно. Ты начнёшь чувствовать, как здесь нарастает давление, — он указал прямо под глазами. — Чем больше ты позволишь давлению нарастать, тем дольше человек будет отсутствовать. Когда ты почувствуешь давление до нужной тебе степени, прищурься, чтобы направить его вверх в свои зрачки. Ты почувствуешь, что это выходит, как дуновение воздуха. Пока человек смотрит тебе в глаза, импульс будет поступать в его мозг. Убедись, что рядом больше никого нет. На секунду твои глаза полностью потемнеют. Ты же не хочешь, чтобы люди задавались этим вопросом, и, если Хорусиане увидят, как ты это делаешь, они поймут, что ты Сетит.