Мужчина, в отличие от остальных людей, пришедших на похороны, смотрит на меня с теплом и добродушием. И исключительно на моё лицо, словно даже не замечая того, что Костя продолжает сжимать мою руку. От этого факта я испытываю невероятное облегчение. Я бы не вынесла ещё одного осуждающего взгляда.

— Здравствуй, Лера, — остановившись напротив меня, мужчина грустно улыбается и, протянув руку, касается моего предплечья чуть сжимая его. — Я рад тебя видеть. Прими мои искренние соболезнования. Павел Сергеевич и Людмила Александровна были замечательными людьми. И очень тебя любили. Как ты? Пока ты была в больнице, к тебе не пускали. Я пытался до тебя дозвониться, но телефон постоянно вне зоны. Тебе нужна помощь? Ты же знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне.

Растерянно смотрю на незнакомца напротив. Судя по его монологу, он не в курсе того, что я потеряла память и сейчас говорит со мной так, будто мы знакомы очень много лет. Причём, как я поняла, он с моими родителями был в хороших отношениях.

Но как только я хочу ответить и объяснить ситуацию, чувствую как на мои плечи ложатся тяжёлые мужские руки, и Костя рывком притягивает меня спиной к своей груди.

___________________

Глава 11

— У Леры всё в порядке, — проговаривает ледяным тоном. — Всю необходимую помощь, она получает от меня.

Незнакомец с карими глазами переводит слегка удивлённый взгляд на Костю и на его руки, продолжающие сжимать мои плечи. Я замечаю на лице молодого мужчины тень некоторого смятения и внутренне сжимаюсь, готовясь к новой порции осуждения, но вопреки моим ожиданиям, незнакомец очень быстро берёт себя в руки и возвращает взгляд к моему лицу, снова добродушно улыбаясь.

— Да, конечно, я понимаю. Тебе должно быть тяжело возвращаться в ваш дом после случившегося. Твой отец очень любил тебя, Лера, не забывай об этом.

Слова мужчины как ржавые вилы царапают мне душу, оставляя после себя саднящее чувство бессилия и боли.

— Простите, — шепчу едва слышно, опуская глаза к поросшей мелкой осокой земле под моими ногами. — Я… у меня амнезия после аварии. Я не помню вас… ничего из прошлой жизни. И родителей своих я не помню.

Между нами повисает тишина, я только слышу в отдалении не прекращающееся перешёптывание людей, но не смею поднять взгляда. Ни на них, ни на мужчину напротив. Чувствую себя слабой и беспомощной. Вся эта ситуация выше моих сил, кажется, я не смогу её вынести. Хочется снова вернуться в спасительное забытье. Туда, где не было ни звуков, не чувств, ни боли. Ничего. Только тёмная бездна. Но даже она не страшила меня так, как реальность в которой я очутилась.

Чувствую, как руки Кости скользят по моим плечам к ключицам и крепче обхватывают моё тело, плотнее прижимая к себе. Он так близко сейчас. Непозволительно близко для дяди, обнимающего свою племянницу. Мы не родственники, я знаю это, но всё равно представляю его именно так, раз он был лучшим другом отца. В моей голове эти понятия равноценны.

Я чувствую его всем телом. Его грудная клетка прижата к моей спине, пряжка ремня давит на копчик. Сквозь тонкую ткань трикотажного платья я даже чувствую грубую молнию, упирающуюся в мои ягодицы.

Это так неправильно. И я прекрасно понимаю людей, собравшихся сегодня здесь. Их косые взгляды, перешёптывания, осуждающие лица. Всё это совершенно оправданно. Со стороны мы с Костей действительно можем выглядеть неоднозначно. Но я не могу. Не могу заставить себя отстраниться. Не потому что он не позволит, а потому что сама не хочу этого делать.

Да, порой этот мужчина пугает меня, его поведение странно, неоднозначно и логика его поступков мне пока не ясна, но в то же время когда он рядом, я чувствую, что никакие внешние неприятности мне не страшны. Со мной ничего не случится, всё будет в порядке, пока его руки сжимают моё тело. Звучит странно, но я так чувствую.

— Господи, Лера. Мне очень жаль, — с лица незнакомца медленно сходит улыбка, окрашивая мягкие черты гримасой ужаса и сострадания. — Я не знал, что всё обернулось для тебя подобным образом. Очень неловко вышло. Наверно я должен представиться теперь… Я Виктор Осипов. Правая рука твоего отца в его бизнесе. Ты уже знаешь, чем занимался твой папа? Константин Евгеньевич тебе сказал?

Виктор переводит вопросительный взгляд на Костю, и я задираю голову вверх, наблюдая за его реакцией. Но лицо мужчины остаётся непроницаемым. Только глаза кажутся ещё холоднее, чем обычно.

— Думаю, Лера была не в том состоянии, чтобы забивать её голову незначительными мелочами.

— Да, конечно, — Виктор кивает, и снова смотрит на меня. — Конечно, я понимаю, что сейчас тебе очень тяжело принять такой поток информации и вообще переварить всё происходящее. Я оставлю тебе свою визитку. Пожалуйста, свяжись со мной, когда будешь готова. Нужно подписать бумаги на передачу собственности. И прошу, звони мне в любое время по любому вопросу. Я понимаю, ты меня не помнишь, но мы с твоим отцом были довольно близки, и ты не чужая мне. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я всегда поддержу тебя, с чем бы ты ко мне ни пришла.

Порывшись во внутреннем кармане пиджака, мужчина достаёт оттуда визитку и вкладывает её в мою руку, после чего снова слегка сжимает моё плечо и удаляется.

С интересом верчу в руках небольшой кусок картона, вчитываясь в чёрный печатный текст. «Осипов Виктор Николаевич. Генеральный директор завода «Планум Строй».

— Мой отец был хозяином завода? — поворачиваюсь в руках Кости и вопросительно смотрю на него.

Мужчина не разжимает хватки. Медленно скользит ладонями по моим плечам и сжимает их на талии. Я по-прежнему остро ощущаю его тело, только теперь прижимаюсь к нему не спиной, а грудью. Его размеренное сердцебиение проходит через мои рёбра, разворачиваясь пожаром в лёгких.

— Мы на похоронах, Лера, — отвечает спокойно. — О рабочих вопросах можно поговорить в другое время.

Он прав. И от осознания его правоты мне становится стыдно. Хоронят моих родителей, а я даже не подошла к гробам. Не кинула горсть земли в их могилы, как знак последней возможности сказать «прощай» единственным близким мне людям.

То, что я их не помню, не отменяет нашего прошлого. Они любили меня, и я уверена, что тоже их любила. Оторвавшись от Кости, поворачиваюсь в сторону гробов. Рабочие уже успели опустить их в ямы и сейчас активно машут лопатами, навсегда проводя черту между живыми и мёртвыми.

Подхожу ближе к могильным плитам, игнорируя прикованные ко мне взгляды. Это всё шелуха. Костя прав, мне нет до них дела. Я пришла сюда попрощаться. Разглядываю фотографии на тёмном мраморе.

Папа словно смотрит прямо на меня. Создаётся такое впечатление. На этой фотографии он молод, и я делаю вывод, что скорее всего она не свежая, а была сделана лет десять назад. Подхожу к другой плите и смотрю в глаза матери. Её фото тоже явно не из новых. Она здесь очень красивая. Улыбается, смотря куда-то вдаль. Я на неё сильно похожа, практически копия. Те же светлые длинные волосы, яркие, почти синие, как океан, глаза и пухлые губы, расплывшиеся в лучезарной улыбке.

Дотрагиваюсь до фотографии и провожу по ней рукой. Мне хочется в последний раз ощутить тепло близкого мне человека, но мрамор не может мне этого дать, оставаясь холодным и бездушным.

Внезапно, пространство вокруг меня начинает сгущаться. Лица людей, как и могильные плиты погружаются во мрак, сторонние шумы меркнут, и перед моими глазами мелькает яркая вспышка, после чего меня словно отбрасывает куда-то в другую реальность, где я вижу происходящие события со стороны, так если бы это были кадры из кинофильма.

Я стою на крыльце большого загородного дома, а мама застёгивает куртку и мягкими ладонями поправляет мне воротник.

— Лера, зайка, ну ты же знаешь, как папа старался, чтобы устроить тебе праздник. Столик в этом ресторане забронировать очень сложно. Пожалуйста, не надо его огорчать.

— Мама, мне не хочется праздновать, — переминаюсь на пороге с ноги на ногу и плотнее кутаюсь в куртку, чтобы спрятаться от ветра.